Оскорбление и Добродетель

(HURT AND VIRTUE)

Отдалённые аллеи,
Окутанные дымкой
Алого заката,
Превратились в шёпот
Под звёздами, искажающими опускающиеся небеса.

С пиков полночных гор,
Плывущих как туман,
Повстанцы объявили о перемирии с Ферюлисом
(по правде, лишь некоторые могли возразить)
Пришли, восхваляя его путь из Ада
Через редкую и сияющую страну,
Где добродетель купалась, их вороны
Наполняли фонтаны вином.

Вдохновлённая даром
Их мрачных соблазнительных песен,
Она сошла с пути праведного,
На который она, безусловно, была направлена.

Кромешный хаос
Был виден во взгляде
Мохнатого ангела,
Наученного
Ублажать другого любовника,
Но не Бога.
 
Почитавшиеся в объятиях друг друга
Как паучий идол,
Луны словно чары, вели
Все эти странные действа,
И поэтому они тащились
Впереди трона своего.
Языки были неподвижны, в то время как их собственные
Болтались в мягкой глотке и стонали.

И хотя проклятый уже сейчас, а не потом
Своим же учителем, который был до него,
Он наградил Создателя
Будущим, которое уже узрел:

Михаил, пришедший в гнев из-за ревности,
Его царство
И подлый Человек, что станет
Зеницей ока Его.

Его дети потеряли свободу воли
И цену бьющихся сердец,
Словно ночь между пороком и Добродетелью,
Когда Её поцелуй превратился в шрам.

Враги Серафима,
Почему мой лорд не принял моего решения?
Разве я не могу, как и Он, побаловать себя самыми мрачными фантазиями?

С озлобленных уст
Слюной были выпущены эти слова,
Разрываясь от плетей
Собравшихся охотников на ведьм.

Он искал её пристальный взгляд
Средь тонущих толп людей, яростно вопивших…
Богохульник!
Богохульник!
Хотя она ушла,
Будучи не воспетой в песне духовной толпы,
Призраком она вернулась туда, откуда пришла…

Грациозный Михаил,
Объятый удавкой из слёз, затуманивших её гордость,
Он проглотил
А потом кровью плюнул
На всё святое
На всё святое, полностью ослепнув.

Он разбил Его печать
И на пол
Бросил этот соединявшийся с небом узел,
Объявляя святую войну.

И увидевшие его знак
Тысячи огней, самовольно
Покинули небеса,
Чтобы соединиться, и вместе
Вернуть их падшего лидера,
Когда он последний раз обернулся
И бросил быстрый взгляд,
Острый словно копьё,
Как вина, впившаяся в разум каждого из них.