Поэту-критику

Погиб поэт...
            Из самых первых —
                Пушкин.
Толпились возле трона господа.
Стоишь ты не у трона,
                у кормушки,
Похрюкивая в рифму иногда.

Поэта имя, будто кущи рая,
Благоуханий дарит нам букет.
Произнеси фамилию: — Фуняев,
Вмиг ощутишь ноздрями туалет.

Вы скажете: — Не грубо ли?
                Однако
Разыгрывались, будто бы в лото,
Над Бродским суд
                и травля Пастернака —
И Солженицын — вон!
                А судьи — кто?

Для них и Пушкин... негритос из гетто.
Что Слуцкий, что Багрицкий —
                сионист.
— А ну, в шеренгу, мертвые поэты.
Доносами на вас чернеет лист.

Лицом к стене и только без эмоций,
И руки всем держать за головой.
                И Вы,
Владим Гитарович Высоцкий, —
Одна шарага. Ну-ка с ними в строй!
 
Делились в старину последней коркой,
Давали сирым странникам приют.
Был на Руси вошедший в поговорку
Святой закон: "Лежачего на бьют".

Лежат
    Кульчицкий, Уткин, Городисский,
Их слово на крови закреплено:
"Не до ордена, была бы Родина
С ежедневными Бородино".

Копштейн, Майоров, Коган и Отрада,
И мать земля —
              одна на всех награда.
Распорядились собственной судьбою
И до сих пор ведут разведку боем.

А Вы
   им в спину целите, Глумяев,   
Статьями воздвигая Маобит.
Достреливали павших полицаи
С опаскою, что кто-то не добит.

Наш век гордится, космос открывая,
И от стыда не подымает век.
И Вам,
       Дантес Мартынович Коняев,
Воздаст по чину двадцать первый век.

Мой век,
       натягивая на гитару нервы,
Бросает сталь перчатки Вам в лицо,
Пройдя тридцать седьмой и сорок первый,
Пощечиной
         он метит
                подлецов.