Завещание капитана

Фрегат
       флибустьерской планеты
Скрипит, но пока не течет.
Двадцатого века поэты,
С меня
     начинался
             отсчет.
Мне пуля была
              именная.
Рабочий не ведал прицел
Над горном, ее отливая.
С меня
      начинался
               отстрел.
Не рухнул в расщелину в Альпах,
Снискал людоедов почет,
Не сияли мне в Африке скальпа,
С меня
     начинался
              отсчет.
А первая мировая?
Георгиевский кавалер.
Хотя бы царапнуло краем.
С меня
      начинался отстрел.
Бескровное зарево стынет,
Авроровой сталью звеня.
По Зимнему —
             холостыми.
Свинец берегли
              для меня.

Оставил заливы Россини
И в Питер,
          где ветер, как черт,
Поэтов
      растить
             для России,
Надеясь на нечет и чет.
Но избранного
             после Блока
Февраль
      на мечту обречет.
Пал август.
          Кровавая склока.
И начат "веселый" отсчет.
Трусливой эпохи банальность
Уставом,
        как в монастыре,
Блюдется индивидуальность, —
Поэзии
     моноотстрел.
Кронштадского следствия росчерком
Фемиду
      толкнуло на месть.
Не станет поэт
              доносчиком,
Храня офицерскую честь.
Тюремной решетки
               шарада
В квадратике голубизны.
Над рифмами Петрограда
Висит
     гильотина
              луны.
Апостолы — гумилята,
                вам,
Уйдя, завещаю ту боль,
Что рифмой взлелеет Ахматова, —
К жестокой России
                любовь.
А тем,
     кого минули пули,
Этапы
     и лагерный срок,
В Парижи вам,
             в Ливерпули
Открытых заморских дорог.
В Афины, в Китай, в Абиссинию
Вам заново стих открывать.
Как сладко
          о горькой России
Вдали от нее
            тосковать.
Уже за кормою фрегата
В волне
      отразилась заря.
Матросы мои, гумилята, —
От трапа!
        Поднять якоря!
Вам ветры поют менестрелями,
Чтоб каждый
          за борт —
                пистолет.
Я — первый в России
                расстрелянный
Двадцатого века поэт.