Мемуары

                Времена не выбирают…
                А. Кушнер

Пахло близкою свободой:
Ведь уже почти три года
Пролетело с той минуты,
Как Усатый опочил.
Под аплодисменты съезда (1)
И призывы о возмездье
В комнатушке коммуналки
Мой отец меня творил.

И родился я не вялым,
В общем-то, здоровый малый,
Сразу на уши поставил
Свою малую семью.
И отец – фотограф страстный –
Щёлкал «Зорким» ежечасно,
Чтоб оставить для потомков
Мордофизию (2) мою.

Рос сначала в Сталинграде,
А потом вдруг в Волгограде
Очутился моментально,
Хоть не ездил никуда. (3)
Памятник снесли у Волги,
И опять о культе толки…
И в консервах кукуруза –
Просто лучшая еда.

Русский в космосе!!! Гагарин!!!
Вся страна кипит в угаре…
Но в четыре с половиной
Мне на это наплевать.
С дедом я иду за руку,
Он показывает внуку:
«Парк здесь будет пионерский,
Будешь, внучек, в нем играть».




Вы простите, ради Бога,
Забегу вперед немного;
Вот уж три десятилетья
Пролетело с той поры.
И времен тех пионеры
Все почти пенсионеры,
Только нет и нет там парка,
И не видно там игры. (4)

А в пять лет (видать под руку
Бес толкнул) решил дед внука
Научить читать, и точка…
Вот и принялся учить.
Что ж в итоге? В первом классе
Вынужден слога из кассы
Складывать в слова со всеми,
Чтоб оценку получить.

Тянет хором класс про «маму»;
Ту, что вечно «мыла раму».
И что «Маша ела кашу»
Тоже строчка нелегка.
И тяну со всеми тоже
С чинной вышколенной рожей,
А потом, на перемене,
Я читаю «Спартака».

Это кто тут опечален?
«Коммунизьм» нам обещали.
Дескать, братцы, поднатужьтесь,
Двадцать лет и весь компот.
Но на пенсию с присвистом
Проводили коммуниста,
И бровастый благодетель
За собой повел народ.










Начал он довольно ловко:
Грохнула шестидюймовка, (5)
Чтоб весь мир узнал об этом;
Революции – полста!!!
А меж тем под гром оваций
Засудили тунеядца, (6)
И Аржака вместе с Терцем (7)
Тоже в лагерь, как с куста.

Словно Сампо счастье мелет
Чудо-юдо ящик телик,
Что живем в стране счастливой
Скажут двадцать раз на дню.
А в концертах: Райкин, Пьеха,
Тарапунька – вот потеха –
Разумеется, и Штепсель,
И квартет «Четыре «Ю».

А мне галстук повязали,
Пропагандой накачали
Так, что только я услышу:
- Будь готов! – Всегда готов!
И заслышу лишь бывало
Звуки «Интернационала»,
Так тотчас на шею галстук
И салют без лишних слов.

– Мы – умы, не лыком шиты;
Подотрём мы нос Никите! –
Так Генсек в азарте думал
И бровями шевелил.
Вмиг Вучетича позвал он:
- Ну-ка, дай мемориал нам,
Чтобы мир весь содрогнулся,
Чтоб увидел и застыл!










На Мамаевом кургане
Налепил тот изваяний,
Прилетели на открытье
Все «отцы» СССР.
Пистолет в руках Надюшки –
Это все-таки игрушка,
И его назад со вздохом
Отдал милиционер.(8)

Кто кем в детстве стать не хочет;
Врач – сегодня, завтра – лётчик…
Археологом мечтал я
Стать примерно лет с пяти.
И под это дело камни
В дом таскал на горе маме,
И в подобие музея
Всю квартиру превратил.

Тут какой-то Солженицын
(Вот бедняге не сидится)
Расписался в самиздате
Про какой-то там ГУЛАГ.(9)
И какой-то Виктор Красин
Распускал с Якиром басни,
Что, мол, наш народ советский(!)
Чешскому ну просто враг.

Сбросили Отца Народов,
Пьедестал стоит свободен.
Девять лет глаза мозолил
Этот самый пьедестал.
Но, готовясь к юбилею
Чудака из Мавзолея,
Вновь Вучетич расстарался,
И бетонный Ленин стал










Там, где был когда-то Сталин.
И гудки ему давали
Пароходы, теплоходы
Где-то раз по сто на дню.
Так Вучетич расстарался,
Что с устатку надорвался,
Тут же Богу отдал душу,
Тем обрадовав родню.

Шли года, и я со школой
Распростился невеселый.
И, забыв археологию,
Поступать хотел в горхоз.
Но экзамен, вот морока,
Я не сдал, и точно к сроку
Был я наголо острижен
И армейский крест понес.

Этот крест из шпалы с рельсой…
В желдорбате, как ни бейся,
Хошь – не хошь, а отупеешь,
Хоть ты пядей семь во лбу.
Здесь шагистикой не мучат,
Но зато легко научат
Весело таскать вприпрыжку
«Шпальный ящик»(10) на горбу.

Вот два года пролетели.
Отсвистели все метели.
И домой я возвратился,
Все пошло своим путем.
Институт, потом работа.
С непривычки много пота.
А страна меж тем взбиралась
На «очередной подъем».










Рано утром, коль не помер,
На руке запишешь номер,
Передашь его другому
И свободен на часы.
Но к открытью магазина
Будь, как «дэус экс махина»(11),
А не то тебе не хватит
Килограмма колбасы.

«Дядя Леня» многоликий
Выпекал за книгой книги,
И пиджак звенел кольчугой;
Все окутал славы дым.
И разглаживали кожу
Так, что залоснилась рожа,
Престарелому Генсеку,
Чтоб казался молодым.

На работе, вне работы
Все травили анекдоты.
Каждый третий посвящался
«Дорогому Ильичу».
Ну, а мне в военкомате
Говорят: «Ну что солдатом,
Будешь лучше офицером…
Хочешь?» Я сказал: «Хочу!»

А ему опять награда…
И в Москве Олимпиадой
Заменили «коммунизьм»;
Видно, мало двадцать лет.
От тоски куда же деться?..
Надорвал Высоцкий сердце,
Вослед Галичу и Гене(12)
Отбыл прямо на тот свет.










Тут «МетрОполь»(13) придушили,
Воем «голоса» глушили,
А мы жили-не тужили:
«Слышал новый анекдот?..»
Кто сбежал, кто просто спился,
Кто, подачку съев, скурвился…
Разве в этаком болоте
Что-нибудь произойдет?..

Так чего же не хватало?
Только вдруг заполыхала,
Поглотив тела и души,
Эта грязная война.
Парни к маме и невесте
Возвращались «грузом 200»(14),
Но жирели генералы,
Не страдая ни хрена.

В одиночку жить так трудно…
Срочно мне нужна подруга.
Познакомил меня Ванька
С Риткой. Риточкой. Марго.
С «самой лучшею на свете»
И ходили вместе в «Ветер
Времени» – был клуб фантастов,
Но прихлопнули его.

Только жизнь не вечна, вроде…
И от траурных мелодий
Мы проснулись как-то утром
В день ненастный ноября.
Вмиг его похоронили,
Даже в яму уронили,
Но не ждали перемены
Мы, по правде говоря.










Тот, сменил его который,
Был начальником конторы
Сверхглубокого буренья(15)
Наших душ, и чувств, и тел.
Он хотел нам жизнь устроить;
Всех по ниточке построить…
Очень много хотел он,
Да вот только не успел.

С небольшим хвосточком годик.
Вновь рыдание мелодий:
Снова понесла утрату
Вся советская страна.
Пишут про болезни почек,
Мы ж читали между строчек:
С непривычки надорвался;
Сколько же везде говна.

Ну, а нового Генсека
Не назвать и человеком;
Что-то мямлит и трясется,
И его два бугая
Провели под белы руки…(16)
Снова траурные звуки.
Неужель в стране «советов»
Мужиков нет ни ***?!

Нового избрали – Мишу.
На трибуну только вышел,
Объявил вмиг перестройку...
Покатилось колесо:
Кто Усатого ругает,
Кто-то лозы вырубает,
Кто пытается статьёю
Долбануть больших персон.










Что творится-то, однако…
Гениален, мол, Булгаков,
Гениальным был потом
Русский Киплинг – Гумилёв…
И волной по всем журналам
Из столов и из подвалов,
Из архивов и спецхранов
Из рассказов и романов
Замечательный улов.

Из карманов вынув фиги,
Порнофильмы, порнокниги,
Все снимают, строчат, дрочат
«Онанисты» всех мастей.
Но по-прежнему в нагрузку
И к «Красавице» той «русской»,
И к другим подобным книгам
Продается том речей.

Горизонт необозримый…
Но Андреева тут, Нина,
Не желает поступаться
Принципами, хоть ты плачь.
И меж гласности разгула
Холодком вдруг потянуло;
Будто бы привстал из гроба
Нашей Родины палач.

Но вернулось все на круги;
Лихо врезали подруге:
Прямо в «Правде» Афанасьев
Все, что думает, сказал.
Но за оскорблённой Ниной
Тут же стали «заедино»
Стас Куняев с Ивановым(17),
Начался базар-вокзал:









На жидов они вопили,
Дескать, всю страну споили…
Русофилы… Русофобы…
Мрак… Бардак… И кавардак…
Под «святой России» Знамя
Зазывать всех стала «Память»,
Литераторам расстрелом
Угрожал один мудак.

Рассуждают делегаты…
В это время «мирный атом»,
Как рванул на Украине…
Куда облако снесет?
Разделились на колонны…
А по всей стране талоны,
В Карабахе перестрелка
И Армению трясет.

«Ероплан» присел «германский»;
Не военный, а гражданский,
Прям у Лобного, у места
Приземлился Матя Руст…
Среагировали быстро;
Был министр – нет министра.
Вмиг на это место Язов:
Святый пост не будет пуст.

Ну а я стихи катаю,
Их повсюду предлагаю,
Но печатать мои вирши
Не желают, хоть убей.
И навек расставшись с Риткой,
Я скачу по бабам шибко:
То ужасно целомудрен,
А то трахаю ****ей.










Тихо-тихо, как мышата,
Прибалтийские ребята
Незаметно отделились,
Дескать, «Рашенс, гоу хом!»
Отделились, эка радость,
И плевать им на блокаду
Ту, что объявил им сдуру
Миша, меченый пятном.

Разъебаи все покровские:
Чумаки и кашпировские
Лечат язвы болтовнею
Или молча пялят взгляд.
И различные тарелки:
От глубоких и до мелких,
Сковородки и кастрюли
В наших небесах летят.

Вновь в «верхах» перестановка:
Кадры, словно карты, ловко
Президент опять тасует.
Всюду клин, куда не кинь.
И на пенсию премьера.
Взлёт-паденье, вот карьера.
И другой на этом месте:
Тот, что возглавлял Минфин.

Зря старался: «свиноежик»(18)
Он свинью еще подложит,
А пока обмен устроил,
Да уложись-ка за три дня.
По сбербанкам и по почтам
Толпы выстроились прочно.
И куда не бросишь «Взгляда»,
Драки, мат и толкотня.










На ТВ свои законы:
Пооткрыли вмиг кингстоны,
Для начала утопили
Тех, кто неумел молчать.
Но киношники бойкотом
Им подпортили работу;
Раз в неделю можно было
Телевизор нам включать.

Министерство Обороны
Нацепило мне погоны,
И в Армению поехал
Я, чтоб «братьям» помогать…
Только «братья» те сачкуют,
Да по рынкам всем торгуют,
А работает на «братьев»
Вся страна(19), ****а мать!

Как-то летом в Крым поехал:
Отдыхать там – вот утеха;
Если в море искупаться,
То зарядка на весь год…
И поклоны бить без счета
То ли Богу, то ли черту
Буду я за то знакомство
Тёплым вечером в «Арго».

Судеб не соединить нам,
Только тоненькие нити –
Наши письма, бандероли,
Телефонный разговор.
От заката до рассвета
Всё весна в душе поэта.
И на что он не посмотрит,
Всё ему ласкает взор.










Розовеет и искрится
Всё… И я решил жениться.
Захотелось поскорее
Полноценную семью.
Стал я «папой» двух малюток,
Всё серьёзно, все без шуток,
Но не думал я, что вскоре
Чашу горя изопью.

– И какого черта надо?..
Просто б жили – вот отрада,
На хрена, дурак, женился? –
Говорили мне друзья.
То обед не приготовит,
То не даст, а то и гонит…
Постепенно ведьмой Стала
НЕЖнАя жеНА моя.

Взгляды каждый день косые…
Между тем, моя Россия
Выбирала Президента:
Кто же будет из шести?..
Ельцин, пользуясь моментом,
Обошел всех конкурентов.
Ну, а если б Жириновский,
Иль Рыжков, их мать ети?!!

Десять дней уж пролетело,
До известного предела
Только капли не хватало…
Р-раз! И капнула она…
В тот же миг собрал манатки:
Прощевайте-ка, ребятки!
Прощевай же, моя теща!
Прощевай, моя жена!










И вдобавок к этой муке
Распорол я, братцы, руку.
И вот как-то утром ехал
С перевязки, от врача.
Тут меня ошеломили;
Говорят, у нас как в Чили,
Только это коммуняки
Путч рванули сгоряча.

Я влетел в квартиры угол;
Может, Вовка что напутал…
Кнопка – щелк, включился телик,
Я застыл, как в церкви чёрт.
На экране, будто тени,
Пляшут Зигфрид и злой гений,
Лебедь белый, лебедь черный…
И кирпичных восемь морд.

Говоря презренной прозой,
Мишу заперли в Форосе,
Власть захапал в свои руки
Самозванный комитет:
Язов, и Крючков, и Пуго –
Спелись споенных три друга.
Тизяков и Стародубцев,
С ними вице-президент.

Тут же рядом «свиноежик»,
Да примкнул Бакланов тоже.
Все, как в фильме(20), только лишний
Человечек был у них.
Но народ глотнул свободы,
Так что не нашли в народе
Ни опоры, ни поддержки,
И ГКЧП затих.










За три дня и за две ночи
Все сплотились: и рабочие,
И интеллигенция –
Все чисты как на духу.
Президент вернулся с Крыма,
Говорил весомо, зримо,
Что теперь, мол, разберемся
Мы на деле «кто есть ху?»

Вновь на сердце злая рана:
Нет Натана Эйдельмана,
И Стругацкий, и Тарковский
 Вслед отправились за ним.
Как читались в оны годы
Книги их – глоток свободы!
Вроде вот пришла Свобода,
А на деле – просто дым.

Нет Советского Союза,
Но висит тяжелым грузом
Маркса-Ленина ученье,
Как заклятье колдуна.
И уже совсем не странно,
Что поделена на страны
Иль, точней, на государства
Бывшая одна страна.

Про «союз» наш «нерушимый»
Пели мы неудержимо…
Нет Союза, что осталось,
СНГ то назвалось.
В дружбу верили народов,
Но дорвались до свободы,
Тут же ринулись все в драку…
И откуда взялась злость?..










На народе украшеньем
Всех мастей кресты на шеях…
Где висел В.И.Ульянов,
Там повешен И.Христос.
И в духовном ослепленье
Проглядели гибель Меня,
А ведь он, снося удары,
Светоч веры людям нес.

Жизнь капризна и жестока;
Словно рок навис над роком:
Башлачёва, Цоя, Янку,
Дорохова, Майка – всех
Подкосила смерть-старуха…
Их, кто бил наотмашь в ухо
Музыкою и словами,
И за то имел успех.

Кто-то метко и толково
Шлепнул Игоря Талькова.
Кто; Малахов или Шляфман?
Не узнаем никогда…
Тот сюда, оттуда этот –
Президента главный метод:
Древнерусский метод тыка
И сплошная чехарда.

Что ж это творится с нами:
Цены скачут вверх козлами,
И зарплата вслед за ними,
Но, конечно, отстает…
И народ, как на картины,
На прилавки магазинов
Поглазеет, как в музее,
Плюнет гневно и уйдет.










Анекдоты где? Где шутки?
Разговоры о желудке,
Что, когда и где купили,
Сколько отдали рублей.
«Деревянных» им не нужно,
За «зелёненькими» дружно
Музыканты и спортсмены
Из страны бегут своей.

Ельцину зовет нас верить
Евтушенко из Америк,
И мелькает на экране
Своим красным пиджаком.
Он издал том «Строфы века»…
Если треснуть человека,
Тут же тот коньки отбросит:
Толще ж «Капитала» том.

На меня, после развода,
Тоже снизошла свобода.
Снова весел и доволен,
И с Наташкою дружу.
Вот живу я, не скучаю,
И на том писать кончаю…
Если только буду живым,
То, конечно, допишу.



Примечания научного редактора:

(1) XX-го разумеется. А вы, о каком подумали?
(2) Отцовское (хотя, возможно, и дедово) выражение.
(3) До сих пор удивляюсь: в одну ночь – р-раз и все!
(4) В долине реки Царицы-Пионерки-Царицы.
(5) 7 ноября 1967 комиссар (бывший) «Авроры» бабахнул вторично. И ничего, может, потому, что комендора Евдокима Огнева еще в 30-е уничтожили?
(6) А через 23 года ему Нобелевку дали…
(7) Юлий Даниэль и Андрей Синявский. (См. книгу «Цена метафоры»)
(8) Действительный случай. (См. мой рассказ «С пистолетом на Брежнева»)
(9) Ну, положим, отец объяснил; какой т а м…
(10) Армейский (В Железнодорожных войсках) прикол: «Принеси-ка в костерчик пару шпальных ящиков» На деле пространство между соседними шпалами, набитое балластом.
(11) Бог из машины (лат.)
(12) Геннадий Шпаликов – поэт и сценарист покончил с собой в 1974 году.
(Я шагаю по Москве; Ты и я и т.д.)
Александр Галич – поэт, бард и сценарист погиб при загадочных обстоятельствах в эмиграции.
(Верные друзья; Государственный преступник; Бегущая по волнам и т.д.)
(13) Неподцензурный альманах. Его издание стоило В.П.Аксенову советского гражданства.
(14) Покойник, убитый (афганск. - воен.)
(15) Как, вы не знаете Контору Глубокого Бурения?.. Счастливец!!! Или счастливица?!!
(16) Полутруп выбирал самого себя. Прямо отрывок из американского ужастика. (Впрочем, мы тогда их не видели)
(17) Редакторы «Нашего современника» и «Молодой гвардии».
(18) Ласково-народное прозвище Валентина Павлова.
(19) И не только страна… Сам видел французские автомобили.
(20) «Семеро смелых», «Семь самураев», «Великолепная семерка»… Вспоминайте сами!



           май 1992 года