Слова о том, что зря

И для чего же это все теперь?
Все сузилось в размеры сигареты;
а никотиновый, разодранный offline
прервался снова молчаливым криком.
Кровь капает с прокушенной губы -

я видел сон, чарующий, но жуткий.
Я шел назад, туда, где все сломал
декабрь холодом морозной тонкой вязи,
прикрыв снегами толщу старой грязи.
Я слишком не умею забывать.

Я слишком хорошо поставил точки,
сказав: "Ну что ж, прощай" по sms,
поставив штамп, промолвив: "Я один".
Конец историй. Новое начало,
и можно сделать вид, что наплевать.

Но руки холодит мороз внутри,
все так сложилось - грубо и цинично,
насмешливо - насмешка надо мной,
двойной разрыв, любовь и вновь зазря.
Я этого у сердца у не просил -

нагрянуло опять, из-за угла,
и прежний я, кошачий, дерзкий, грубый,
котенком ласковым (как видно - зря) робел,
касаясь кожи, пряча взгляд в подушку.
Но разве нынче это все мне нужно?

Убогое, но честное. Прости,
я не виню, но то, что было важно -
забыть, пройти, оставить только миг -
в одну секунду сделалось ненужным,
а важным стало то, о чем молчу.

Хрустят снега. И я, босой, уставший,
опять готов в автобус - и вперед.
Туда, где вывески, кофейни и асфальт
где фонари в распятых мотыльках,
но только там - есть место, где не страшно.

Не отчий дом, конечно же, но все ж.
Ни лавочек, ни баров, ни измен.
Ни грубых чувств, ни дикой, первобытной,
животной страсти прыгать за окно,
но не взлетать, а зависать безвольно,

кричать разбитыми губами в пустоту.
Я не хочу туда, но это слово - нужно.
Хотя бы, чтобы выстроить не зря
свой новый мир на старых переплетах
давно разорванных собраний вещих снов.

От альфы до омеги там - все просто.
Кофейный запах, Бродский, мягкий плед,
но только в странных звуках под ногами
я различить могу невнятные шаги
того, кто движим злобою неслышной. 

Он шепчет в ухо, тонко и надменно:
"Вернулся, что же - поиграем вновь".
И что теперь? Я отдал бы полжизни
за глупое уменье - забывать,
не помнить чувств, свершившихся при встрече,

разбитых на осколки в знак конца;
не помнить детских, радужных желаний,
в которые ты верить перестал.
Но помнишь - были, были, были.
И тщетно возишься с копилкою мозгов

в надежде вытряхнуть хотя бы цент былого,
что грело даже в пустоте ночей,
наполненных лишь кофе да стихами,
которые мне незачем скрывать.
Я разбиваюсь в грязном "Не хочу",

но здесь уже и дружба угасает,
осколками врезаясь между глаз,
в разъем для проводов чужих историй.
Я не хочу встречаться там ни с кем.
Но, может быть, я научусь не видеть,

как плотоядно смотрят на меня
и ядом глаз сжигают мою кожу.
А я так сломан, гордость перебив,
протягиваю вены, словно нити,
до неба - пусть меня ведут

без глупых мыслей, просто - как по бритве.
По бритве, поцелуем языка,
в безмыслии, безвременье, без толку,
по интуиции, без выбора дорог -
я так устал идти ногами сам.

Так пусть ведут меня, пусть дергают не зря,
за вены-ниточки небесные созданья,
которым верен был с рождения, всегда,
которые одни меня не предавали,
но, в результате, не смогли сберечь.

Но все не зря в подлунном этом мире.
Не сдох, и ладно. Сломан, но живой.
И все три нити, что хранились раньше,
сплетенные в веревку, у виска,
теперь томятся где-то в тишине,

такие же, как прежде - в целлофане.
Так мило. Что же будет там -
за мраморной границей городов?
Я не хочу туда, я не хочу оттуда,
но здесь мое "хочу" не при делах.

И все же, до сих пор саднит обидно
от слов без памяти, без злобы, без любви,
- как будто ни в одной из этих сказок
и вовсе не было паршивого меня.
Я слишком слаб, чтобы уйти достойно,

без лишних слов, метафор, эпиграмм.
За выходными будет понедельник.
И город снов, кошмарных, но родных,
мне скажет тихо: "Делай-ка дела".
А я устало только поперхнусь

кусочками все тех же перекрестков,
споткнусь о мысли, зарифмую взгляды,
которые мне снились по ночам
(с которыми во снах бы и остался)
и буду спрашивать у неба: "Ну за что?"