Про Льва Толстого

   С годами тяжело стало Льву Толстому одному землю пахать и хлеб сеять. Стал он в помощники поэта Пупкина брать. И вот однажды  Толстой, как обычно, в лаптях, в крестьянской рубахе с пояском, пришёл к Пупкину и говорит: - Завтра сеять начнём.

- Рано. - Отвечает Пупкин. – Земля ещё холодная.

- Какого хрена рано?! – возмутился Толстой. – Я её в руках мял и к макушке прикладывал. Подошла земля!

- У тебя волосы на макушке, а надо на лысину класть или голой задницей проверять.

   Вышли они на пашню, сняли портки и сели на землю. И хоть и  прохладно было пятой точке Толстого, он виду не подал, а заявил решительно: - Я – граф Толстой и великий русский писатель! А ты – деревня неотёсанная. Сказал – завтра, значит – завтра! 

   Вышли они утром в поле. Туеса с рожью повесили через плечо и размеренными широкими взмахами стали зерно бросать.

   Такие дни особенно творческими получались у Некрасова. Сидит он у окна, смотрит на сеятелей, и стихи о тяжёлой крестьянской доле так и бегут  у него из под пера, строчка за строчкой, как ручейки вешней порой.

   Отсеялись Толстой с Пупкиным. Жена Толстого, Софья, стол накрыла, бражки выставила.
Захмелели труженики земли. Обнял Толстой Пупкина за плечи: -  Люблю я тебя, Степан, - чудо ты, гороховое.

- Да, ладно, Николаич, - засмущался Пупкин. – Обращайся, когда надо.

   А потом их любимую песню запели:

                Поле, русское поле.
                Светит луна или падает снег...

    И плачут оба от любви к русской земле. 
               
   А Софья Андреевна хлопочет по дому и думает с облегчением: «Ну, слава Богу, отсеялись. Теперь Лёвушка может спокойно «Войну и мир» дальше писать».