Про Ивашку

Опрометчивые фразы по лицу
пощёчиной,
по рукам оковами,
по стене глухой в упор кулаком
надрывно, нагло - бестолково
всё,
к беде.

К счастью солнышко на небе.

На земле другая блажь:
по болотам, по оврагам, по
бурьянам через даль
вьётся тропка от пророка
до просроченных идей.

Отдохнуть в берёзовой тени.

Благодатно в той тени,
да наивно,
что не слышать сердца стук,
не заметить,
как Ивашка бестолковый
в поле солнечном пустом
рвёт ромашки, лепестки
обрывает, всё
гадает,
всё-то вычислить спешит:
что живу,
когда умру,
кто-то любит ведь меня.

А для сглаза много ль надо?

Глаз налитых, пылью битых,
наречённых и святых,
обречённых, важных всяких,
ненаучных с узелками,
с транспарантами, палатами,
дворцами…

Много ль хлеба надо съесть,
чтоб почувствовать сытней,
много ль веры, всё по венам
по чужим гулять иглой,
заполнять пустоты дрянью,
вешать звёзды и гербы, ярлыки
лепить на пальцы, бирки -
трупам, языками
собирать с углов конфеты
для зародышей от плоти
во плоти гнилой любимой.

И не важно,
чем там пахнет,
что-то пахнет,
где-то вонь
струйкой кружится устало,
сладкой дрёмой на плечо
опускается с ладонью
и целует горячо,
шепчет ласковое слово:
шу, шу, шу, шур
шур, шур, ш,
ш, ш, ш, шшш…

А Ивашка,
вот дурашка,
в поле ловит синих мух,
обрывает крылышки,
всё гадает,
всё-то вычислить спешит:
что живу,
когда умру,
кто-то любит ведь меня.

И может быть бог,
может дьявол,
может все разом за общим столом
за вином
с прибаутками,
с солью на жирных губах,
с книгами в ряд,
с газетными стопками мыслей,
с завёрнутой в истину рыбой,
с оборванной шторой,
с вырванной дверью
назойливой твёрдой головой.

Всё позорище вселенское чаще дремлет взаперти.

В доме чистом, в доме
важном
из костей и мяса
на могилах без имён,
по могилам без имён
за расширенным зрачком
под стеклом кромешной силы.

Очертить бы круг неровный.

А Ивашка,
что дурной,
что сама ****унья правда,
отголоски ловит эха,
всё-то вычислить горит:
что живу,
когда умру,
кто-то любит ведь меня.