Гинук

Гинук, мой друг! Не дохай мне на бошку.
Ты в ней уже продохала дыру.
В твоей слюне микробы, вошки-блошки,
а это мне, представь, не по нутру.

Ты говоришь, что было бы неплохо
вдвоем согреть холодную кровать?
Но ты и там – я знаю – будешь дохать,
а потому прошу не приставать.

Ну, неужели не понятно сразу:
была бы ты в порядке, мы б легли?
Я ж не хочу цеплять твою заразу,
и чтоб меня в диспансер замели.

Бикицер, Соня!  Слышь, я не позволю
остатки моего здоровья красть.
А если ты проявишь злую волю,
я сотворю тебе такую шмасть,

такую шмасть, такую шмасть, такую,
что семь врачей сморкалку не спасут!
При этом я нисколько не рискую:
меня поймет любой приличный суд.

И что ж я, как раввин, тебе толкую?
Бабья полно, и я еще не стар!
Найду себе другую, не такую
сопливую, как Cашкин сенбернар.

И что ты воешь, дура-баба Сонька?
Рыдать способна сорок раз на дню!
Я ж только намекнул тебе легонько,
а будет хуже, если объясню.

Уйди, майн либер, буду век обязан.
Что значит: «Ну, куда же я теперь?»
Азохэн вэй, я вами не повязан.
Уйди, чахотка, я закрою дверь.

Через тебя я стал ужастно нервный.
Уйди, оставь незараженным дом.
Не притворяйся местечковой стервой.
Адье, мадам, алейхем вам шолом!

Ты посмотри, как спортилась походка,
что даже скособочились клеши!
Ты говоришь, что это – не чахотка?
Возможно.  Это – сифилис души.