Люцифер Михаила Эминеску

*
Так было наяву иль нет,
но миф вещает древний,
гордился весь придворный свет
красавицей царевной;

в беспечности цвела она,
жила в любви – не в гневе,
как в небе тонкая луна,
под стать Пречистой Деве;

из ночи в ночь в слепом окне
её мелькает стан бел,
здесь мнит она, что с неба к ней
нисходит Падший Ангел,

он на виду у всей земли
напыщенно и чинно
блистает, правя корабли
над зыбкою пучиной;

вчера минуло, через день
уж завтра наступает,
и Люцифер,* влюбившись в тень,
от вожделенья тает;

вся из себя в тоске большой
царевна молодая
томится телом и душой,
о суженом мечтая,

а тот, устроившись извне,
к стеклу всё взором никнет,
и ждёт, когда в пустом окне
знакомый лик возникнет.
-------------- 
*Люцифер – устаревшее название планеты Венера, как самой яркой звезды вечернего и утреннего неба.
*
Проник он в девичий альков
сребристой полосою,
рассыпав блёстки огоньков
по полу кисеёю,

затем, пробравшись к ней в кровать –   
той сон полночный снится, –
вдруг начал страстно целовать
ей руки и ресницы;

вот отразившись от зеркал
лучей прозрачных завязь
сплелась в пучок, что засверкал,
её ланит касаясь,

в зеркальном буйстве, как зигзаг,
взметен он, неприкаян –   
предпослан кем-то свыше знак,
в сон девы проникая;

сквозь дрёму вдруг слетает с уст
красавицы жеманной
призыв: – приди услада чувств,
я жду тебя,  желанный,

о, Люцифер! направь в огне
свой луч в мою ты спальню
и по нему скатись ко мне,
влюбленный и печальный…

её признаньям он, дрожа,
внимал, с собою споря,
и вдруг, сверкнув клинком ножа,
как сполох канул в море,

но вмиг его назад исторг
пучины мрак беззвездный,
и он на свет, красив как бог,
опять явлён из бездны.
*
Сквозь плат оконный налегке
огнём ночным облитый   
он входит, жезл в его руке,
тростинками увитый,

и ярок блеск в его очах,
власы – златая нитка,
сам обнажен, лишь на плечах
охотничья накидка,

и тень на восковом челе
лежит, как отрицанье,
мертвей не сыщешь на земле,
и лишь в глазах – мерцанье;

– витал, не ведал я беды
и тратил силы втуне,
бастард пространства и воды,
Урании с Нептуном, –

сказал он, – лучшей стань из жён,
чего хотелось мне бы,
я, из морской воды рождён,
вчера покинул небо,

зову тебя за грань миров,
не зная лучше места, 
Я – Люцифер, мой путь не нов,
а ты – моя невеста,

в моём коралловом дворце,
всё ждёт тебя, не скрою,
пребудь же ты при мне, творце,
владычицей морскою;

а та в ответ: – тебя любить
за счастье, но не смею,
о ангел!  никогда не быть
мне спутницей твоею,

любить покойника – тщета,
хоть и на вид ты молод,
ты мёртв, и ты мне – не чета,
во взгляде – стынь и холод.
*
Прошли три дня, тусклы, как мат,
под вечер на четвёртый
сменяет Люцифер закат,
с небес поблекших стёртый;

царевна  вновь в тенётах сна
исполнена кручины,
и плачет и зовёт она
властителя пучины: 

– о, Люцифер! направь в огне
свой луч в мою ты спальню
и по нему скатись ко мне,
влюбленный и печальный;

её он слышит, меркнет свет,
мгла в высях верховодит,
вращая сонмища планет
в безумном хороводе,

горит небесный окоём,
но дух, почти расплавясь,
приобретает облик в нём,
вновь одолевши хаос;
      
вихрь золотых его волос
украшен диадемой,
из солнца пламени возрос,
он уж не ангел – демон,

хоть чёрен плеч его покров,
бел рук простёртых мрамор,
покинул он вселенский кров,
в глазах тоска и траур,

в них глубина исконных чувств,
душевное ненастье, 
в словах – слетающие с уст
сомненья дикой страсти: 

– витал, твой лик в себе храня,
и заправлял хаосом 
я – отпрыск теми и огня,
Селены с Гелиосом,

зову тебя за грань миров,
не зная лучше места, 
Я – Люцифер, мой путь не нов,
а ты – моя невеста,

на локон нанижу тебе
звёзд дальних мириады,
ведь ты одна в моей судьбе,
и мне других не надо;

– красой ты Князю Тьмы под стать
в таком своём убранстве,
но не смогу твоей я стать
попутчицей в пространстве,

твоя безумная любовь
сжимает грудь до боли,
от взора закипает кровь,
нет сил терпеть мне боле;

– зачем спешил на твой я зов
наивен и беспечен,
коль понимал с самих азов,
что тленна ты – я вечен?

– как объяснить, небесный дух,
что может статься с нами?  
твои слова ласкают слух,
но суть их не ясна мне, 

ты жаждешь участи иной,
и ласки мои милы?
так смертным стань, пройди со мной
путь скорбный до могилы;

– за  сладкий поцелуй готов
отдать свою я вечность,
и сбросить груз её оков,
скользнув с тобой в беспечность,

гласит пусть новый постулат,
чтоб мог, греховный, сметь я
избавиться от пут и лат
постылого бессмертья;             

лишь молвил, тут же взвился он,
расставшись вмиг с царевной,
в ночи растаял, устремлён
на самый край вселенной.    
*
Был Каталин и резв и мил,
пустой нибенимеда,
что знати вина подносил
в тунике Ганимеда,

шлейф мантии держал, как бог,
он за императрицей,
по делу шутку вставить мог,
знал: всё ему простится;

румяны щеки, как пион,
желанны и невинны,
пылал, как жар, при виде он 
царевны Каталины;

да и она – огонь и страсть,
сто тысяч вспышек страсти,
спеши ж насытиться ей всласть,
не упусти, паж, счастье;

он подстерёг в углу её
и сжал в объятьях с силой;
– откуда  рвение твоё? –
она его спросила;   

– из  райских и земных утех
единственно хочу я 
рассыпчатый твой слышать смех
и жаждать поцелуя;

– мне сужен друг из высших сфер –
вселенской круговерти,
так знай, наглец, сам Люцифер –
избранник мой до смерти;

– о, нет, не знаешь ты, краса,
что есть любовь земная,
доверься же, закрой глаза,
смиренно мне внимая,

охотник, в зарослях хранясь,
манком зовёт так птицу,
дай руку, страсть заставит нас
в силках желанья биться,

два взгляда мы соединим
в одной недвижной точке,
в глаза друг другу поглядим,
так встань же на носочки,       

тянись к лицу, мы так близки,
идём же, дева, дальше,
сомнений нет и нет тоски, 
нет в жизни мига слаще,

когда тебя я пригубил,
и жду – стерплю ли муку? –   
чтоб каждый поцелуй твой был
мне платой за науку;

да, соблазнитель хоть куда,
в его объятьях вьётся
она, то вспыхнет от стыда,
то, отойдя, сдаётся,

и молвит вдруг: – с младых ногтей
мы вместе, паж пригожий,
болтун, исполненный затей,
ты на меня похожий,

а Люцифер совсем другой,
в нём неба постоянство,
и прогибается дугой
пред ним морей пространство,

я плачу всякий раз, когда,
его призыву внемля,
в безумстве буйная вода
крушит немую землю,

а он, влюблен в меня сполна,
взор с высоты бросает,
но, отразившись от окна,
молчит и угасает,

печаль, которой не избыть,
сулит нам расставанье –
ведь мы обречены любить,
но лишь на расстояньи, –

и так ведётся: день влачу
я в выжженной пустыне,
ночь напролёт в мечтах лечу
к нему в мертвящей стыни;

– всё дурь и блажь, – изрёк хитрец, – 
на этом скверном свете,
решись, уйдём же, наконец,
мы от молвы и сплетен,

в мир, создан что для нас двоих,
друг другу только веря,
не помня треб и клятв своих,
забыв о Люцифере. 
*
Взмыл Люцифер, судьбой храним,
сорвав свои вериги,   
тысячелетья перед ним 
мелькают, будто миги,
 
поверх созвездия кружат,
внизу Путь Млечный сгорблен, 
в объятьях двух пространств он сжат,
пружине уподоблен;

всё в небе старо и ново,
он видит светлой ранью,
как из хаоса самого
восходят мирозданья, 

вселенский огнь, свой нрав явив,
бурлит вокруг, как море,   
дух мчит, мечтая о любви,
забыв тоску и горе;

ночь без границ, ничто в пути
его не потревожит,
здесь вечность жаждет прорасти
сквозь космос, да не может;

полётом одержим, он зрит   
бескрайнюю окрестность, 
и сушит жаждою, и злит
слепая неизвестность:

– мой  Бог, великий демиург,
сними с меня заклятье,
прославлен будешь ты вокруг
своей небесной ратью,

дай мне людское естество   
(что жизни мне безбрежность?),    
источник сущего всего
и смерти неизбежность,

нимб вечности сорви с меня,
лиши огня во взгляде
во имя истого огня,
любви мгновенья ради,

из хаоса достань на свет,
и вновь низвергни в хаос,
чтоб тот, кому покоя нет,
обрёл его, не каясь;    
 
– Гиперион, послушал бы,
ведь ты разумен, вроде:
не  требуй от меня волшбы,
которой нет в природе;   

средь смертных быть? – нет погоди! - 
чтоб вровень с ними статься?   
знай, гибнут люди, как один,
и, как один родятся,    

кто в смерти идеал искал,
растратил силы всуе,
волна, коснувшись лишь песка,
умрёт, родив другую,   
 
счастливой следуют звезде
те, чьи грехи несметны, 
а мы ничто, никто, нигде,
ну, словом, мы бессмертны;   

где время – странник и изгой, 
выходит смерть на сцену, 
померкнет светоч, глядь, другой
ему грядёт на смену – 
 
и звёздам гаснуть суждено,
сгорать самозабвенно:   
всё гибнет то, что рождено,
чтоб вновь восстать из тлена;
 
останься же, Гиперион,
каким явлён на свет ты,
я мудрость дам тебе времён,
не надо этой жертвы,   

почуй: из хора голосов
лишь твоему – так рады! – 
внимают конусы лесов
и островов спорады;

коль жаждешь власти – строй свой рай,
к истокам сил прильнувши,
твори, империю сбирай
на море и на суше,   

строй мачт и кованых сапог
пройдут дороги эти
вслед за тобой, но я б не смог 
лишить тебя бессмертья; 

с чего ты взял, что смерть красна,
тот мир совсем не зная,
вглядись, и станет вдруг ясна
тебе юдоль земная.
*
На прежний свод, глаза – огни,
Гиперион взлетает 
и снова, как в былые дни,
свет с неба изливает,

а следом, навевая сон,
прочь от сует житейских
луна скользит на небосклон,
дрожа, из вод летейских,

рассыпав искры средь ветвей
над липовой аллеей,
где двое любящих детей   
одни от страсти млели;

– позволь же голову склонить
на грудь тебе, мой милый,
твой луч - златой кудели нить,
мой светоч до могилы,

мерцанья хладного рекой
обволоки мне ум ты,
даруй и негу, и покой,
в те страстные минуты,

меня любимой назови, 
утиши боль метаний, 
первейший смысл моей любви,
предел земных мечтаний;

в их лицах зрит Гиперион
гримасу Вельзевула,
её за шейку обнял он,
она к нему прильнула,

вмиг хмель духмяный облетел,
сокрыв для сладкой муки
сплетение двух юных тел,
их локоны и руки,

в любовном раже та биясь,
закатывает очи,   
и ждёт, что Тьмы вселенской Князь
с небес ей напророчит,

и молит: – Люцифер, сойди, 
лучом, в твоей то власти,
зажги огонь в моей груди, 
и озари мне счастье;

мерцать – его удел и суть 
на всём земном просторе
и в одиночку править путь
волнам в бурлящем море, 

и он горит, и не спешит
с высот вновь кануть в бездну:
– едино все, пусть бог решит,   
кто есть твой друг любезный,

а мне нет дела до страстей
земных, носимых ветром,
мой рок, он прост и без затей – 
светить и быть бессмертным.