Обреченная

Мне двадцать четыре. Завтра первое марта, первый день моей последней весны.
Я могла бы начать рассказ издалека, к середине страницы почти вплотную приблизившись к завязке, связать ее с моей неминуемой смертью, а потом закончить каким-то фееричным финалом. Но решила этого не делать и дело даже не в сюжете, просто ужасно одинаковые, тянущиеся дни в этом ох*енно дорогом хосписе, куда меня пристроили по знакомству, нужно чем-то заполнять. Если быть до конца честной, то местечко здесь отменное: чистенько, уютно и главное мало напоминает больницу (всегда не выносила тот стойкий больничный смрад, царящий даже в банальных городских поликлиниках). Заметила здесь только один недостаток – это жуткое отчаяние везде, отчаяние вперемешку с обреченностью. Правда, если специально не обращать внимания – привыкаешь не замечать.
Знаете когда совсем не пугает наличие в легких двух кист? Когда у тебя рак поджелудочной (для несведущих, вероятность чудотворного исцеления от этого недуга сводится к нолю). Меня это, как ни странно, забавляет.
Задала на днях этот вопрос новенькой медсестричке, (хорошенькая такая, Светой зовут, вроде), так она даже посерела, как мне показалось. А после моего ответа и последовавшего смешка, она, судя по всему, направилась в сторону уборной. Ха. Зато приняла боевое крещение, работать с безнадежно-больными – это тебе не укольчики детям в медпункте колоть.
Хотя есть здесь и вещи, которые до жути раздражают. Сейчас напишу и еще раз над этим задумаюсь. Нет, просто не подумайте, я не бешусь с жиру. Мне хорошо. Особенно когда начали курс обезболивающего и я стала, наконец, спать, пусть по 4-5 часов, но спать. Только вот… Короче, я веду себя здесь как законченная сука, а мне только снисходительно улыбаются. Да, понятно, девочке плохо, она умрет, пусть делает, что хочет. Но когда, ****ь, ты выдыхаешь сигаретный дым в лицо врача, а он гладит тебя по плечу, смотрит своим сочувствующим взглядом и мило так просит потушить окурок, хочется выполнить его просьбу у него на лбу, но я до сих пор сдерживалась.
Курить, кстати, официально запрещено, но это только формальность. На моем втором этаже 20 палат и только в одной есть некурящий. Это мальчик, 5 лет, лейкемия, не знаю, как его зовут. Смешно, правда? Не знаю имени, но знаю диагноз…
С алкоголем – сложнее. Жду сегодняшней ночной пересменки, как второго пришествия. Один обаятельнейший мальчик принесет мне за красивые глаза и N-сумму мой любимый вискарь. Прошлый, кстати, предательски с****или. Думала, узнаю кто – убью, а потом поняла, что нет ничего бессмысленней и стало просто все равно.
Честно, теперь частенько все разговоры, мысли, эмоции сводятся к «да, плевать», положение обязывает, что ли…
А вчера вот, впервые за 18 дней, что я тут, пришел Сашка. Бледный такой был. Я курила в палате у окна, разглядывала голубя на дереве (не люблю голубей, глупые они птицы), а он вошел и только потом постучал, два раза.
Мало кто осмеливается здесь на такое, я потому почти сразу поняла, что это он.
Затушила сигарету, медленно повернулась. Внутри все сжалось, как под 4-х тонным прессом. Злости было много, ненависти, презрения... Хотелось бросить ему в лицо: «Ну, здравствуй, счастье мое, как сам? Давно тебя не видела, соскучиться успела. Как все твои сучки? Как любимая, не болеет? Ну, и славно», но… увидела его, он бледный такой был и страшно красивый, как и всегда, мой двадцатисемилетний Сашенька. Улыбался. И меня снова, в который раз, сложило такой нежностью, что вся злость свернулась в крохотную улитку, где-то в районе пупка. И я улыбнулась в ответ.
Он принес одно красивое большое зеленое яблоко и одно красивое большое красное яблоко, и красиво очень, долго выбирая каждому яблоку место, сложил их на моей прикроватной тумбе. Честно сказать, я к ним даже не притрагивалась, так красиво он их там оставил…
Мы лежали вместе, разговаривали обо всем, как и было всегда. А потом я попросила его рассказать сказку. Он сполз чуть ниже, положил голову мне на грудь и начал говорить. И в тот момент, впервые за эти гребаные две с половиной недели здесь, мне стало по-настоящему спокойно и хорошо. Я закрыла глаза и просто слушала его голос.
Он грубо сгреб ладонью край моей майки и притянул ее наверх, оголив пупок с красивой золотой сережкой. Начал гладить бледную кожу на моем животе, останавливаясь пальцем на каждой родинке. Почему-то в тот момент мне пришло в голову, что он, вероятно, догадывается, где прячется вся моя злость к нему.
Побыл он, как и всегда, не долго. Сказал что-то типа: «Так… (такое-то время) мне пора домой. Нет, честно пора», а я смогла произнести, только безнадежно-неласковое «иди» и улыбнуться. Он поцеловал в уголок рта и ушел, и я почти знала уже, что сегодня слышала его в последний раз.

Рано или поздно каждый обреченный задумывается над вопросом "за что"?
Это стандарт. И я не исключение.
Сашенька говорил, что все плохое имеет тенденцию возвращаться.
Если так, то я, наверное, знаю, где сосредоточилась Злость всех преданных женщин, с мужчинами которых я спала. Нет, знаю точно..