Свободное падение

       


     ...Все началось со злополучного эмитированного поцелуя в церковьи, когда ведущий богослужение священник по ходу службы объявлял о благой вести, о чудесном появлении Иисуса Христа среди нас. По армянской церковной традиции прихожане находящейся на службе должны передать троекратным символическим поцелуем эту благую весть рядом сидящему или стоящему а тот другому и так до последнего человека. Давид каждое воскресение регулярно ходил в местную армянскую церковь, причастится и помолится. Вот так однажды во время этой церемонии, оглянувшись он, увидел невзрачную, с первого взгляда, неопрятно одетую девушку стоявшую в стороне и, приблизившись поцеловал ее троекратно не подозревая, что буквально через неделю она станет всем смыслом его жизни, что он вдруг превратится в безмолвного околдованного раба ее божественных чар.
        Он, уже немолодой мужчина, отец большого семейства давно был готов к такому неожиданному повороту судьбы, внезапно влюбляться как в молодые студенческие годы. Давид влюблялся в ту пору часто, иногда до беспамятства, но и тогда он мог хранить какую то, хоть и хрупкую, но устойчивую дистанцию для неожиданных маневров, чтобы во время и с достоинством можно было уйти, не позволяя кого бы то не было играть с ним и тем более унижать его мужское достоинство, что у армян это особо чувствительная сторона. Он всегда в отношениях женщин мог незаметно устанавливать свои правила игры и никогда почти не проигрывал, всегда уходил первым ни давая, ни малейшего повода кого бы то не было попробовать пожалеть его, уходил гордо, хотя ему бывало порою очень тяжело.
        Как то незаметно прошли годы и вот он некогда чернобровый и чернобородый красавец любимец всего курса, уже давно поседевший отец большого семейства, женатый во второй раз на молодой девушке, которая подарила ему пятерых детей, младшему из которых, исполнилась недавно три годика. Жили они как самые обыкновенные семьи без особых ссор, но и без особых чувств друг к другу, впрочем, как большинство стандартных семей перешагнувший двадцатилетний порог. Хотя со стороны всё выглядело как раз наоборот, как идеальная семья, что не раз с восхищением отмечали в своих откровениях ихние знакомые и друзья. Не было большой любви, в прочем и в начале её не было, просто поженились потому
что для Давида, времени создавать семью, уже не хватало и надо было, наконец, быстро обзавестись ею. Особенно его мама неустанно на этом настаивала, мотивируя тем, что стыдно перед многочисленными родственниками, что могли они подумать, да ещё она милела теплые чувства успеть пока жив, понянчить внуков и внучек.
      Младшие братья уже давно были женаты, а старший Давид все ещё скитался по свету, ему никак не сиделось на месте. Каждый раз, когда он возвращался из дальних скитании домой в Армению его мать устраивала многочисленные смотрины невест, стараясь изовсех сил женить Давида на армянке, она убеждена была, что они более домашние и верные своим мужьям чем, например русские жёны. Но всё равно он всё сделал по своему и после нескольких неудачных попыток женится на армянке, махнув рукой, выбрал себе в жены чеченку из Владикавказа, гостившего в то время у дяди в Москве. 
      А потом как то жизнь пошла, куда то в сторону, когда поломался умеренный ход обычной советской жизнью; на глазах распадался Советский Союз и кто как мог, спешил устраивать свою частную судьбу. Тогда и Давид переехал с семьёй во Французский город Бордо, попросив политического убежища у местных властей. В те годы много людей, таким образом, осели в западной Европе и в Америке став беженцами или так называемыми вынужденными переселенцами. Давиду с семей повезло. Они как то быстро получили виды на жительство и самое главное социальное жилё благодаря многодетному статусу их семьи. Как ни как пятеро детей, что местные власти не могли не замечать, которая и стала последним аргументам в положительном разрешение их дела.
      Дети выросли как то взрывообразно и стали самостоятельными и Давиду стало ещё грустнее со своей стареющей женой, который к тому же стала более ворчливой и недовольной своей жизнью на западе. Давид, тоже замыкаясь в себе изо-дня в день становился раздражительным и не терпимым, и каждый раз во время очередных ссор с женой он всё чаще и чаще угрожал, что бросит её. Вот такой умеренной противоречащей всякому здравому смыслу жизнью жил наш герой пока внезапно не впустил в неё ту простую девушку из церкви с ангельскими заплаканными глазами.
     Давид давно был готов вот так бросится в объятия первой кто бы его приметил и подозвал бы к себе. Так было раньше, и была бы так же и сейчас и ничего необычного; завязался бы короткий постельный роман с быстрым и безболезненным финалом, как и те ранние годы, ни какой трагедии бы не случился. Но такого поворота дел с вышеупомянутой девицей не ожидал, а поучилось то, что для него был полнейшей неожиданностью, которая потряс его всё существо, перемешав прошлое и будущее в нём, и самое главное не было времени даже осознать всё это.
       Давид так до беспамятства редко влюблялся даже в те далекие уже забытые годы, когда море казалось по колену, а день так долго длился, что казалось она никогда не кончится. А годы тогда так медленно ползли, что при новых знакомствах он всегда прибавлял пять, шесть годков к своему реальному возрасту, так хотелось быстро повзрослеть.
      И вот сегодня этот стареющий молодой человек, вновь готовый влюбится, открытый для любви, потому что он её не получал от своей половины, прожив почти четверть века. Давид уже давно решил для себя всё бросить к чёртовой матери и уединится, куда нибудь доживать свой век, как вдруг он, о чудо, влюбился. Он влюбился как школьник, как это могло случиться, сам даже себе не верил, откуда и как она пришла эта любовь. Он давно, как ему казалось, потерял даже её вкус. Давид был оглушён и в полной растерянности не знал, как поступать с этой девушкой, он не узнал, забыл желаемое для его сердца чувство и не знал как себя вести. 
         Девушку, которую он троекратно поцеловал в церкви не только не привлекала его внимание, но она ещё и была полной противоположностью тех какие ему могли понравиться. На ком он мог бы глаз положить. Круглолицая с вечно красными будто бы заплаканными глазами девушка не оставляла ни какого впечатления. Её пышные формы скрывала изрядно поношенная коротенькая пальто, которая с натяжкой было застегнуто на все пуговицы. Не высокого роста она казалась ещё приземистее  за её полноты, узенькие дешёвые джинсы подчёркивали её полненькие икры. Она смахивала на лимитчицу наводнявшие Москву в конце семидесятых и в начале восьмидесятых годов.
        Тогда приехали в Москву изо всех уголков бескрайней родины и заполучали все черновые рабочие места. Это наводнение дворников, прачек, монтажников здорово тогда поменяла лицо столицы, ведь нужны были рабочие руки на олимпийские объекты. Завершающим аккордом всего того, что не нравился Давиду в этой девушке, были её не первой свежести кеды, он ненавидел, когда их она всегда по поводу и без одевала повсюду, тем более, когда посещала такие места как церковь. Есть такие супер продвинутые тётки, а она напоминала именно токовых, которые, подчеркивая свою современность в кавычках ходят всегда в кедах и поношенных джинсах; складывается такое впечатление что они и ночью их не снимают. Вот так выглядела наша героиня в первый день, когда Давид её увидел, скорее всего, заметил и заинтересовался совсем по иному поводу. Не только не могло быть и речи о любви, но и об этом даже думать было бы кощунственно глупо, настолько она ему не понравилась. Он просто пожалел слегка покрасневшую девушку, когда впервые заговорил с ней, тогда и возникло у него желание чем то помочь её, уж настолько беспомощным и потерянным на вид казалось она.
      
      Служба уже приближалось к своему концу и в церковьи возникло оживление, люди после двух часового пребывания на одном месте спешили на выход поразмять онемевшие ноги и как всегда повстречать знакомых, поздароватся, поболтать. После завершающей фразы священника,,Идите с миром и пусть Иисус всегда пребывает с вами,,. Давид вместе со всеми направился к выходу пропустив в перёд только что увиденную девушку, которую он заметил и в душе пожалел. Бедненькую и одинокую, заброшенную судьбою так далеко от дома, хотя он ещё и не знал её имени.
      На пороге церкви он впервые незаметно посмотрел на лицо своей спутницы, посмотрел так от любопытства и без каких либо далеко идущих личных интересов, без каких бы то не было видов на неё. Обычно, Давид, при встрече с людьми говорящих на армянском и русском языках интересовался, откуда и как они попали в эти края. Он расспрашивал их не из праздного любопытства, а благим намерением предлагать свою соучастия в их судьбе, Он предлагал свою помощь по составлению разного рода прощений и петиций  к местным властям. Давид сам, пройдя по всем стадиям эмигрантской жизни и не только здесь во Франции, знал все тонкости бюрократических перипетии и знал, как их можно было обойти.
     Он часто абсолютно незнакомых и ещё неустроенных людей приглашал к себе домой, помыться, принимать душ, вместе пообедать и даже иногда давал немного денег не смотря на то, что он тоже перебивался случайными заработками. Много разных людей повстречал Давид здесь во Франции, Армян, Русских, даже были турки, которым он реально помог перебраться в Ирландию, когда им грозила выдворение из Франции. Он себя иногда карал за излишний донкихотство, когда он, помогая каких то людей в последствии, они становились, мягко говоря, ему недругами.
     Причины на это были разные, но самое главное из причин была банальная зависть. Семью Давида завидовали по поводу и без него, они были на виду у всех и к тому же заметнее в местной эмигрантской среде. Он говорящий на нескольких языках, интересный и начитанный; жена высокая светловолосая чеченка, говорящая по армянский вдобавок пятеро умных и красивых детей; так что было за что завидовать. Он карал себя и давал слово больше никогда и ни с кем  не заговаривать и не знакомится, а жить своей собственной жизнью.
      И жена часто говорила ему, что ещё больше будут уважать его, если он редко будет предлагать свою помощь абсолютно незнакомым людям и не открывать своё сердце первым, попавшим без разбора. И он послушно последние времена отстранялся от частых знакомств, а тут как на зло он, почему то вдруг сделал исключение и заговорил с этой девушкой. Давид вообще замкнуто жить не мог, он был открыт для всех и часто этим все пользовались; банально использовали его, а потом и часто злословили, оклеветали его.
     Ещё мать, когда она была жива, всегда наставляла ему не открываться никому и держатся подальше от людей, которых не знаешь. Но Давид годами не только не изменял своим принципам, но даже прибавил в этом, тем более во Франции, где его часто одолевала тоска и настолгия по родине и соотечественникам. Не так то часто можно было встретить здесь земляков и поговорить с ними, хотя иногда бывали неожиданные встречи с теми, кого ты потерял давним давно и как казалось навсегда.
      Однажды так и случилось, лет двадцати тому назад, когда Давид жил в эмиграции в СЩА, случайно в Ню Ирке так же у армянской церковьи встретил человека, с которым он отбывал, когда то тюремный срок. Давид и тюрьма два понятия казались бы не сопостовивыми, однако он угодил туда на целых полтора года. Дело было явно сфабриковано, хотя были некоторые мелкие политические мотивы. Тогда ещё сажали всех по криминальным статьям, а позже под давлением правозащитных организации начали таких неугодных людей просто депортировать в третье страны. Так, например, случилось с Бродским, Солженицыным и Серёжей Довлатовым другом Давида с кем он познакомился и подружился в конце восьмидесятых в Ню Ирке, где через год он умер так и не увидев падение империи, придавший и приговорившей многим, как и его к скитаниям по миру и смерти. Отрезанный от родины и вырванный от родной почвы и брошенные неведомо куда Сергей и многие как он заглушали душевный боль водкой. Пили много до забвенья и так из за дня в день, что и приближал, в конечном счете, конец. Даже иногда, с каким то особым упоением они искали, да именно, эту самую смерть. Таким образом, подводя черту всем душевным мучениям и унижениям диссидентской эмигрантской жизни, где ты всего лишь второсортный человек. Вот так случайно возле церковьи в Бостоне Давид встретил Алберта в ту пору очень известного скульптора и диссидента, с которым он познакомился в зоне. Его тоже вместе с тремя другими художниками тогда посадили по сфабрикованной статье якобы групповое изнасилование. Дело было заказано из верхов и профессионально разыграно по нотам; из центра, откуда то из  Москвы под видом туристки по профсоюзной путёвке было направлено деревенская девица под именем Алёна из глухой российской губернии. Она и разыграла жертву изнасилования и наши  герои художники известные всей стране как авторы памятника Карлу Марксу на театральной площади в Москве, загремели в тюрьму на длительные сроки. Эта была показательная порка вот; так выслуживался, Республика Армения перед старшим братом Россией, времена были такие, никто даже не мог рыпаться. И вот Альберт о существовании, которого Давид ни чего не знал, даже не имел приблизительного понятия, где бы мог бы он его встретить; вот на тебе неожиданная встреча и не где нибудь; а на краю света, в центре Ню Ирка. Они не виделись на воле ни разу после тюрьмы более чем десяток лет. Альберт сильно испугался, увидев Давида и быстренько подозвав в сторонку, попросил ни кому не рассказывать о его прошлом. Давид был так парожон и удивлен, что даже немножко даже обиделся. Альберт был напуган и поддавлен при встрече с Давидом, но оба были очень рады. Поменявшись номерами телефонов они на этот раз наверняка разминулись и растворились во времени и пространстве; Давид перебрался в Европу, а Альберт имел планы поселится, где нибудь на южных островах Тихого океана.

Тем временем народ, уже слегка подталкивая друг друга, спешили на улицу, туда же направился Давид ведомой движущей толпой вместе с девушкой которая, тоже не сопротивляясь медленно придвигался к выходу. Вот так и на этот раз Давид приметил в толпе ту же девушку на вид, очень застенчивую и потерянную и хотел поговорить с ней узнать, откуда она и не нуждается ли она в какой нибудь помощи. Пропустив вперёд её он слегка взял её за локоть, она повернула голову к нему и мило улыбнулся ему не отодвинула руку и с этого момента видимо, что то произошло между ними, что то подсознательное. Они вместе вышли на улицу, свежий зимний ветер сразу же заставил им обеим застегнутся на все пуговицы слегка втянув шею в пальто. Часто, особенно в зимние месяцы здесь в Бордо из моря дуют холодные северо-западные ветры и, хотя зимы в основном не холодные, но прогуляться по городу в такую погоду бывает очень неприятно. Давид уже на улице ещё раз тайком рассмотрел девушку без особого личного интереса и в правду она никак не вписывался в образ, что могло, было затронуть сердце постаревшей юноши, и в правду он был душой и телом ещё юношей. Она тоже посмотрела на него и, кажется, тоже была рада этому знакомству и у них развязался свободный ничему необязывающий разговор. Так как он был намного старше её, то бесцеремонно он спросил у нее, сколько ей лет, она тоже без  лишних показательных обид, что, мол, не принято женщинам давать такие вопросы, сразу же ответила.
- А как вас зовут, был второй вопрос Давида. Она посмотрела впервые пристально на него и ответила милым певучим голосом.
- Саша; и тихо добавила.


Prodalzenie sleduet