Ничего предосудительного

                рассказ

- Мама, скажи, о чем ты все время думаешь? У тебя что-нибудь случилось?
- Нет, Танюша, ничего не случилось. Но одна мысль действительно не оставляет меня в покое. Сегодня я и Наташа Заcтойлова вдвоем шли до трамвайной остановки. При разговоре девушка вдруг густо покраснела. И я неожиданно осознала, что она - точная копия моей подруги из детства. Возраст тот же, фигура, осанка, лицо - все сдублировано.
- Как это может быть? Ведь вы тогда жили в Крыму. Возможно ли, чтобы спустя столько лет, вы обе оказались в одном районном городке Донбасса?
- Да, это кажется странным. Но теория вероятности допускает какие-то сотые процента. Становится смешно, когда это касается тебя. Не правда ли?
- Не знаю. Расскажи что-нибудь об этой девочке! Как ее имя?
- Люся Савельева. Она младше меня на два года. У нее были  рыжие волосы и две косички .Косички расплетать ей разрешалось только дома. Если бы у Наташи волосы  были естественного рыжего цвета, я бы раньше узнала в ней дочь  школьной подруги.
- Это приятные воспоминания?
- Очень приятные. Новая школа в четыре этажа, обустроенные кабинеты, спортивный зал и душевые, швейные мастерские для девочек. Мой дружный восьмой «г» класс. Мы жили на Московской улице с двухэтажными домами на один подъезд. Единственным исключением был наш дом №9 - семейное общежитие. В длинном коридоре шесть дверей и общая кухня. Мы с Люсей жили в разных секциях.
- Это было очень неудобно, жить в тех условиях?
- Конечно, было тесно. Но все считали это временным явлением, своеобразной перевалочной базой. Впоследствии у многих оказались возможности переселиться в отдельные квартиры. Много строили, целые кварталы многоэтажек сдали за два года. Во  всяком случае, и я со своей мамой, и Люся с тетей Таней переехали в квартиры, но это было после окончания школы.
- Как-то ты сухо и неинтересно говоришь об этом. Почему? Считаешь свое детство несчастливым?
- Да что ты, Танюша! Напротив, очень счастливым, неповторимым! Вот послушай, как мы однажды шалили с Люсей и Аллой. А куда ж сытым и веселым подросткам девать энергию? Из моего окна на первом этаже подложили на тротуар кошелек на ниточке. Ниточку заранее посыпали пылью, чтобы она белизной не отпугивала прохожих, аккуратно продели между цветами и травой, натянули и замерли за шторой в ожидании. Несколько прохожих пытались поднять кошелек и когда он прыгал лягушонком, начинали хохотать вместе с нами. И вот идет мама Юры Пузенцова. Юра учился со мной в одном классе, жил через дом в трехкомнатной квартире. Его отец был начальником строительного управления и мама, не здороваясь, проходила мимо нас такой гордой расфуфыренной бочечкой. За десять шагов она увидела впереди толстенький кошелек. Остановилась, воровато огляделась. Обрадовалась, что никого нет поблизости. Сделала шаг вперед, еще раз оглянулась. Не веря своему счастью, бросилась схватить кошелек. Мы с трудом сдерживали смех, зажимали рты, ведь кошелек отпрыгнул в сторону, как живой. Представляешь выражение ее лица, Танюша?
- Да, ей не позавидуешь. Но как же она вышла из положения?
- А никак. Два раза настигала прыгающий кошелек, и, наконец, оборвала нитку. Забрала улику с собой, а на следующий день меня вызвали к директору школы.
- И что? Получила взбучку?
- Да нет. У нас в школе, как я сейчас понимаю, был настоящий коммунизм. В нашем классе - пара отличников, пара троечников, остальные хорошисты. И так почти во всех классах. Кружки, школьные вечера, КВН, - мы готовы были ночевать в школе. Нас любили и воспитывали. Я рассказала директору историю в лицах, не выдавая фамилий подружек. Директор хохотал. Потом вернул кошелек и попросил больше так не шутить. Я дала слово.
- А что ты еще помнишь?
- Мы играли в выбивного и в волейбол, в «города» и «казаков- разбойников». Мы много читали и обменивались книгами. Правда, Люся не каждый день, как я, выходила во двор. У нее была необыкновенная мама. Стройная, симпатичная, веселая, но строгая. Помню, она постоянно что-нибудь мастерила, такое, чего другим и не придумать. На Новый год сделала каркас елки из проволоки, больше метра высотой. Полосками зеленой клеенки, изрезанной мелкими полосками, как иглы, обернула каждую веточку. Нарядила маленькими самодельными игрушками и поставила на столе. Елочка вышла на славу! Вся улица приходила смотреть.
- Здорово! Вот так мама!
- Но Люсю это ущемляло. Ты ведь знаешь, что люди часто хотят того, что есть у других.
- А чего хотелось Люсе?
- Я думаю - пойти на школьный вечер модно одетой, в капроновых чулках, в туфельках на каблуках, с прической.
- Ну, и пошла бы!
- Нет. Тетя Таня не позволяла ничего подобного. Я раз в неделю делала маникюр и покрывала ногти бесцветным лаком, стоило всего тридцать копеек. Люсе это строго возбранялось. А девочек в простых чулках и длинных юбках называли за глаза «колхозницами».
- Так безвкусно они были одеты?
- Нет. Просто другой стиль. Зато, глядя на них, сразу видно: ущерба совести нет, прикрыты все неблаговидные места.
- Ну, ты скажешь! А хотелось бы тебе встретиться с Люсей, если она окажется Наташиной мамой?
- Спрашиваешь! Очень хотелось бы! Хотя есть изречение, что не стоит возвращаться туда, где вам было хорошо. Мы давно переросли нашу Московскую улицу. Чудесная елка Татьяны Ивановны стала прабабушкой нынешним пластмассовым красавицам.
- Да. Как же вручную это можно было сделать? Каторжный труд.
- В том-то и дело. С песенками да прибаутками - все своими пальчиками. И никогда не унывала. Во всяком случае, я этого не помню.
- А Люсе это нравилось?
- Не все. Костюм чертенка на Новый год ошеломил всех, Люся ликовала. А скатерть, связанная из катушечных ниток, покрашенная зеленкой - не понравилась. Хотя я считаю, что скатерть была хороша.
- Люсина мама бедствовала? Ей не хватало денег?
- Нет. Нам ведь хватало денег, а мы были в равных условиях. Я не уверена, что клеенка, краска, клей и проволока стоили дешевле. Просто Люсина мама была уникальным человеком и мастерила для души. Она собственноручно спилила спинки у металлической кровати, сшила шикарное покрывало и объявила это тахтой.
- Мама, как быстро мы с тобой,  в четыре руки, приготовили ужин на нашу семейку. Будем всех звать? Расскажешь мне о Наташе, если узнаешь что-то новое?
*   *   *
- Наташа, доченька! Ты у себя?
- Я отдыхаю.
- Господи, опять все вещи разбросаны.
- Ну, мама, не начинай. Сколько раз тебе говорить, что это художественный беспорядок?
- Ты не в настроении?
- Да как тебе сказать? Да, я сержусь.
- А что произошло?
- Помнишь, я рассказывала про Ирину Григорьевну? Так вот, она оказалась из Крыма.
- Не может быть!
- Еще как может быть! Это твоя подруга Ира с Московской.
- Да точно ли? Почему же ты сердита? На нее?
- На нее, на себя, на тебя и даже на бабушку! Ирина Григорьевна по моему лицу догадалась, что я твоя дочь и спрашивала, как зовут мою маму.
- Что же ты ответила?
- Людмила. Не могу же я сказать, что тебя зовут Надежда. Город маленький, она может узнать правду.
- Ну, хорошо. Людмила - не Люся. Но почему нам нельзя встретиться? Ведь ничего страшного нет.
- Придумала! Никаких встреч! Все могут узнать про бабушкины причуды, про ваше общежитие! Нет и нет. Я и так опасаюсь, что она вынюхает всю подноготную. Что делать?
- Да зачем что-то делать?! Наташа, разве в том, что я тебе рассказывала, есть что-то позорное?
- А балерина в полметра величиной, которую бабушка полгода делала из папье-маше?! А самодельная тюль на окне?! Хоть и говорят «Бедность - не порок», но пусть об этом никто не узнает!
- Бабушка вовсе не из бедности мастерит, вяжет и шьет. В те времена Ира из карманных денег покупала керамические безделушки. У нее набралась большая коллекция. Бабушка могла  купить любую балерину и любую картину. Но она сидела вечерами и рисовала маслом свою «Зиму».
- Ну, да! Сама рассказывала, как приходила к вам Ира и сочувствовала твоей маме, что река не ложится в перспективу, а стоит столбом, как пирамидка!
- Но, в конце концов, картина удалась! И до сих пор все ее нахваливают. Кстати! Как это я забыла! Пришла бандероль от бабушки.
- Дай, я открою. Ах, какой красивый свитер! Точно фабричный. Хочу примерить! Ну, как?
- Ты сама видишь, доченька, как чудесно!
- Но это не меняет ничего в решении с Ириной Григорьевной. Вот.
*   *   *
- Мама, ты виделась с Наташей? Что-нибудь узнала?
- Узнала, что ее маму зовут Людмила, она младше меня на два года. Но Наташа говорит, что это совпадение, ее мама - не моя подруга Люся.
- А ты что думаешь?
- Думаю, по какой-то причине они решили отказаться от прошлого. И чем больше смотрю в лицо Наташи, тем больше растет моя уверенность.
- Почему же они отказываются? Разве было в вашем прошлом что-то предосудительное?
- Что ты! Ничего предосудительного! Теплыми вечерами, в сумерках, мы с Люсей гуляли под руку по нашим дворами улицам. Шутя, мы называли наш маршрут «Вокруг да около». Я и сейчас уверенна, что в мире не было ничего лучше нашей Московской улицы.
- А как сложилась Люсина жизнь после школы?
- Она поступила в какой-то институт в Одессе, потом вышла замуж, родила мальчика. Больше я о ней ничего не знаю.
- А у Наташи есть старший брат! Вот  совпадение! Что же делать?
- Что же тут будешь  делать?
- Может быть, тебе все - таки встретиться с Наташиной мамой? Что бы окончательно убедиться во всем.
- Ни в коем случае, как говаривала Татьяна Ивановна. Ты же знаешь, я не люблю насилия. Мне нравится выражение Линкольна: «Не критикуйте их, они такие же, какими были бы мы в подобных обстоятельствах.» Пусть все остается на своих местах.