Диплом 1. Работа на Малой сцене

Семидесятые годы… Заканчивалась эпоха коммуналок, люди переезжали в отдельные квартиры, рвались старые связи, терялось столь привычное откровение, когда заплаканные женщины или доведённые до отчаяния мужчины делились на общих кухнях своим горем с сострадающими и утешающими соседями. Людям действительно стало не хватать человеческого общения, трогательных историй, душевных переживаний. И помочь им мог только театр, приблизив актёров к зрителям, когда чувствовалось их дыхание, ощущалось тепло, передавалась энергия, возникало чувство сопричастности, личного участия в событиях.

 Первой мартыновской постановкой в Крымском Русском театре была пьеса «Человек со звезды» Карла Виттлингера. Это был первый спектакль на Малой сцене на территории Украины.
Как пишет Л.Терещенко в статье «Актриса». [1] «Людмила Могилёва играла в спектакле семь ролей! Абсолютно различных, как различны по характеру, возрасту, происхождению её героини: молоденькая медсестра Эмма; согнутая горем, ожиданием и непосильной жизненной ношей Кетхен; экстравагантная фрау Цист; Паулина, проститутка из кабачка Сальваторе; синьора Умберто, хозяйка аттракциона, наживающаяся на беспощадном риске нанятых ею людей; служанка пастора Гертруда и гонщица-мотоциклистка Мод, вынужденная зарабатывать себе на жизнь таким неженским ремеслом…

В каждом из этих образов, хотя всем им было отпущено совсем немного сценического времени, актрисе нужно было суметь рассказать о прошлом, настоящем, а подчас и будущем своих героинь. И она заставляла поверить каждой из них. Не могла не заставить, ибо совместное творчество, вдохновение, которое передаётся от режиссёра к актёрам сродни самому действенному допингу.

Мартынов предпочитает на сцене видеть не исполнителей, а действующие лица. Он не смотрит на прошлые заслуги актёра, а ищет того, кто способен донести суть образа, раскрыть суть пьесы. В этой же статье в своём интервью он говорит: «Если в моём спектакле есть хотя бы одна треть действующих лиц – я буду гордиться. Буду счастлив».

Там же на Малой сцене шли постановки Мартынова:  «Стеклянный зверинец» Т. Уильямса; «Мой бедный Марат» А. Арбузова; «Медея» Еврипида. Светлана Золотько (ныне актриса киевского Театра на Левом берегу Днепра) была непревзойдённой Медеей. В своём интервью [2] она рассказывает, как играла этот спектакль в Херсонесе, под открытым небом, в естественных декорациях; читала монолог под плеск волн, в лучах заходящего солнца. Это было волшебно, незабываемо, как для актрисы, так и для зрителей.

 Рассказывая о работе на Малой сцене, нельзя не вспомнить про дуэтные спектакли. В частности «Я стою у ресторана» Эдварда Радзинского. [15] Это была последняя попытка Радзинского связать свою жизнь с театром. Он создал цикл пьес-бенефисов для выдающихся актрис и актёров: «Приятная женщина с цветком и окнами на север», «Я стою у ресторана — замуж поздно, сдохнуть рано», «Старая актриса на роль жены Достоевского».
В то время стремительно уходил в прошлое театр, сформировавший и вырастивший драматурга. Уже давно не было в живых А.Эфроса и Г.Товстоногова. С середины 1980-х театр перестал быть единственной ареной гласности, по словам Радзинского "нашей первой гласностью, гласностью в темноте". Сцену в этом смысле вытеснили пресса и телевидение. Театр перестал быть "властителем дум", а с точки зрения искусства уже не соответствовал тем масштабам, к которым продолжал стремиться Радзинский.

Но, пьесы его заслуживали того, чтобы не остаться пьесами для чтения. Мартынов впервые поставил «Ресторан» в Криворожском театре. Главную героиню играла Галина Петченко. 
Режиссёр смог из неё, актрисы пьющей, казалось бы, безнадёжной, которой уже давно не давали главных ролей, вытащить то, что глубоко сокрыто в самой сути женщины. Нечто потаённое, внутреннее, самое сокровенное. Не зря ведь каждая репетиция заканчивалась её словами: «Всё! У меня нет сил! Я не буду играть!» Но режиссёр не сдавался. Он видел то, чего от неё не ждали ни коллеги, ни она сама. Предвидел её неимоверный успех. Знал, что с назначением на роль – попал в точку! Да, каждая репетиция заканчивалась одними и теми же словами: «Я больше не могу!», - и ответом режиссёра: «Можешь!» И на утро всё начиналось снова, но уже глубже, точнее, красочнее. Одна из последних мизансцен заканчивалась тем, что актриса читала свой монолог, вырывая страницы из пьесы, сминая их в клубки и кидая в своего ненавистного возлюбленного. Она закидывала его, как снежками, и зал рыдал. Эта роль принесла актрисе звание Заслуженной артистки Украины.

И как обидно, что репетиции «Вирджинии» в Крымском украинском театре закончились единственным спектаклем, показанным на гастролях в Керчи. Как говорят: «Актриса не потянула роль»... Не захотела, а может быть не смогла выложиться на полную… А ведь у неё был шанс.

15 ноября 1991 года состоялась премьера «Стеклянного зверинца» в Черниговском молодёжном театре. Затем он появился в Кривом Рогу. Режиссёр повторял свои постановки, но их нельзя было назвать повторами, ибо актёры, художники и главное: идеи были новыми. Пьеса жила в нём, развивалась и вырывалась из него в новом виде, открывая свои скрытые доселе стороны.
Там же, в Криворожском драмтеатре, среди множества мартыновских постановок на Малой сцене был спектакль «Интим в парке на скамейке», с удивительно красивым оформлением режиссёра. Осенний парк, в глубине которого видна танцплощадка с одиноким саксофонистом-виртуозом, создающим атмосферу плачущей осени. Осени и в природе, и в жизни двух людей. Балетмейстер театра Т. Б. Брысина танцевала на пуантах на разноцветном ковре из опавших листьев. Она подхватывала эти листья и подбрасывала вверх, и они создавали впечатление настоящего листопада, столпа взметающейся вверх листвы, раскрученной осенним ветром - фуэте.

Но самым большим триумфом режиссёра была постановка «Не боюсь Вирджинии Вулф» Э. Олби в Крымском русском драмтеатре. Крымчане увидели её, когда пьеса ещё не шла в Москве. Автором перевода был известный театральный критик Виталий Вульф. Как вспоминает Светлана Золотько  [2] "На пресконференции Вульф назвал эту постановку лучшей из всех, которые видел, а когда артисты посетовали на то, что у них на периферии нет Станиславского,  Виталий Яковлевич ответил: "Зато у вас есть Мартынов! Этого вполне достаточно".
Автор не видела этого спектакля, но так бывает, когда тебе нужны какие-либо сведения, находится человек, который сам подойдёт к тебе и сам расскажет, то, что тебе необходимо. Так, накануне дня театра, к автору подошли поклонницы творчества Мартынова и рассказали о впечатлениях далёкого 1979 года, когда они смотрели тот знаменательный спектакль, давший толчок к открытию Малых сцен во всей стране. Билеты на Малую сцену покупали за месяц до спектакля и только при условии покупки ещё двух билетов на Основную сцену.
Пьеса написана в 1962 году об американской интеллигенции, об извращённых и утраченных человеческих ценностях. Мартынов играл в спектакле Джорджа. Они с женой Мартой возвращаются поздно вечером домой и уже на пороге начинают вести между собой привычную перепалку, которая длится уже 23 года…

За это время Марта и Джордж научились искусно мучить друг друга, каждый знает уязвимые места другого и «бьёт без промаха». Муж не оправдал ожиданий Марты: она  надеялась, что Джордж станет деканом исторического факультета, а позднее — ректором. Марта так и подбирала мужа — с прицелом, чтобы лепить по образу и подобию тестя. Но Джордж оказался не столь покладист, как ожидали. Марта объявила мужу войну, которая отнимает у супругов все силы.

Джордж и Марта — незаурядные люди, они блестяще владеют словом, и их словесная дуэль — неистощимый источник язвительных острот и метких афоризмов. После очередной пикировки Марта объявляет мужу, что ждёт гостей, — отец просил «приголубить» молодое поколение колледжа.

Вскоре появляются и гости — преподаватель биологии Ник, прагматичный и холодный молодой человек, с женой Хани, невзрачной худышкой. Рядом с вошедшими в кураж Джорджем и Мартой эта пара выглядит несколько замороженной. Ник — красивый молодой человек, и Джордж понимает, что Марта не прочь развлечься с новым преподавателем, отсюда и столь поспешное приглашение в гости. Джорджу, привыкшему к изменам супруги, такое открытие только забавно; единственная его просьба к жене — ни словом не упоминать об их сыне.
Но Марта, вышедшая ненадолго с Хани, успевает не только нарядиться в своё лучшее вечернее платье, но и проинформировать молодую женщину, что у них с Джорджем есть сын, которому завтра исполняется двадцать один год. Джордж в ярости. Начинается новая серия взаимных уколов и открытых оскорблений. Подвыпившей Хани от всего этого становится дурно, и Марта волочит её в ванную.

Оставшись наедине с Ником, Джордж избирает того новым объектом для нападок, рисуя перспективы продвижения Ника по службе и пророчески заявляя, что он может достичь многого, заискивая перед профессорами и валяясь в постели с их жёнами. Ник не отрицает, что такое приходило ему в голову. Он толком не понимает, что происходит в этом доме, каковы на самом деле отношения между супругами, и то хохочет над остротами Джорджа, то готов драться с ним. В минуту откровенности Ник рассказывает, что женился на Хани без любви, только потому, что думал, будто она забеременела. А беременность была мнимой, истерической — живот быстро опал. Но ведь есть и другие причины, предполагает Джордж. Наверное, деньги? Ник не отрицает.

Пока пьяная Хани отдыхает на кафельном полу ванной, Марта уводит Ника в свою спальню. Хотя до этого Джордж изображал полное равнодушие к интрижке, теперь он в ярости швыряет книгу, она задевает дверные колокольчики, и те ударяются один о другой с отчаянным дребезгом. Звон будит Хани, и та, ещё не совсем оправившаяся от дурноты, появляется в гостиной. «Кто звонил?» — спрашивает она, Джордж объявляет ей, что принесли телеграмму о гибели их с Мартой сына. Марте он ещё не говорил, она ничего не знает.

Это известие производит впечатление даже на ко всему безразличную Хани, на её глазах выступают слезы.

Джордж же торжественно улыбается: он подготовил следующий ход: Марте — мат…
Уже почти рассвело. Марта в гостиной. Она с трудом превозмогает отвращение от близости с Ником («в некоторых смыслах вы, прямо скажем, не блещете»). С печальной грустью говорит Марта об их отношениях с Джорджем, говорит не Нику, а в пространство: «Джордж и Марта — грустно, грустно, грустно… Он может осчастливить меня, а я не хочу счастья и всё-таки жду счастья». Тут даже Ник с его туповатой прямолинейностью смекает, что не всё так просто в этой домашней войне, — видимо, когда-то этих двоих соединяло чувство значительно более возвышенное, чем у них с Хани.

Появившийся Джордж паясничает, дурачится, дразнит Марту, изо всех сил скрывая, что её неверность ранит его. А потом предлагает сыграть в игру «Расти ребенка», предлагая гостям послушать, как они с Мартой воспитывали сына. Не ожидающая подвоха Марта теряет бдительность и, присоединившись к Джорджу, вспоминает, какой сын был здоровый бутуз, какие у него были прекрасные игрушки. И тут Джордж наносит сокрушительный удар, объявив о смерти сына. «Ты не имеешь права, — кричит Марта, — он наш общий ребёнок». — «Ну и что, — парирует Джордж, — а я взял и его убил». До Ника, наконец, доходит, что за чудовищную и жестокую игру ведут новые знакомые. Эти двое выдумали ребёнка, на самом деле его нет, и никогда не было. Марта выболтала их тайну, а Джордж отомстил, положив конец их давней игре. Затянувшаяся вечеринка подошла к концу. Ник и Хани наконец-то уходят. Притихшая Марта неподвижно сидит в кресле.

Джордж с неожиданной теплотой спрашивает, не налить ли ей чего-нибудь выпить. И впервые Марта отказывается от алкоголя.

Долгое время выдумка о сыне помогала Марте и Джорджу коротать жизнь вдвоём, заполнять пустоту их существования. Решительный поступок Джорджа выбил привычную почву из-под ног. Иллюзия разбита вдребезги, и им поневоле придётся иметь дело с реальностью. Теперь они — просто бездетная пара, без идеалов и высоких стремлений, они пошли в прошлом на сделку с собственной совестью и потом громоздили обман на обман. Но теперь у них появился шанс увидеть себя такими, какие они есть, ужаснуться и, может, попробовать начать всё сначала. Ведь в отличие от Хани и Ника они ещё горячие, полные сил люди. «Так будет лучше», — уверенно говорит Джордж. «Только мы... Ты и я?» - спрашивает Марта. «Да», - он ласково кладёт ей руку на плечо, она откидывает голову назад, и он поёт ей совсем тихо: «Не боюсь Вирджинии Вулф». В самом деле, зачем им «бояться Вирджинии Вулф»? Но нет, зябко кутаясь, Марта тоскливо произносит: «Боюсь… Джордж… Боюсь». Молчание. Живая картина.

Почему по прошествии стольких лет зрители вспоминают этот спектакль? Как нужно было играть, чтобы о тебе помнили десятилетиями? И это при том, что не было у Мартынова ни внешности Алена Делона, ни фигуры Шварценеггера. В конце семидесятых во время антрактов, прогуливаясь по фойе театра, автор рассматривала фотографии на стенах. С них смотрели красивые холёные лица. Автор доходила до последней, неизменно задерживала на ней свой взгляд и говорила про себя: «А что здесь делает этот Бумбараш?» Затем читала подпись под портретом. Там было написано «режиссёр». Автор говорила мысленно: «А… Так вот почему он попал сюда», - и шла в обратную сторону.