Дура

Она любила его. Молча, покорно, верно.
Она его каждый вечер ждала до самой до полночи
И грела к этому часу борщ с пампушками непременно,
Ни разу не испортив эту картинку иллюстрацией своей горечи.
Она любила его. И потому прощала все его пьяные выходки:
Шептала ему нежные слова, снимая носки и ботинки,
И даже пропускала мимо себя его хамские выкрики
Про то, что ему по самое надоели ее заезженные пластинки.
Она любила его – и поэтому прощала ему всех его баб,
Отсутствие алиби, пресса и седеющие неспешно виски.
Она знала, что «мы сегодня с друзьями в английский паб»
Значит лишь, что и сегодня она будет читать от тоски
Всю ночь.
Она любила его – и потому растила его сына и дочь,
Ни разу не попросив о помощи ни маму, ни няню…
И вот, когда было совсем уже больше не в мочь
Она ходила с забытыми ею подружками в баню.
И все. Дальше снова по кругу: приготовить обед,
Помыть посуду, погладить рубашки, постирать белье,
Опять ожидая смиренно и одиноко встретить рассвет,
И на найденные красные стринги услышать в ответ: «Нет. Не мое»…
Она любила его. Самодовольно, уверенно, без истерик,
Без всех этих порезанных вен, подруг, бокалов с вином,
Ни разу не обвиняя его в том, что он ханжа и бездельник.
Она любила его и засыпала с одноименным котом,
Иногда перед этим немного поплакав в подушку,
На всякий пожарный напялив халатик с бантом,
И конечно, конечно же, поцеловав Егора в макушку…
Она любила его… И знаете, знаете что?
Он всегда возвращался к ней. И она была счастлива.

Дура.