Девочки спят

Поезд пришел с опозданием – флакон «Персидской сирени» вылили на тебя, отнесли в зал повышенного комфорта, усадили на мягкий пуф, под глазами закрыли тени, склянка с сиренью лопнула, как реторта. Явился штатный психолог, сделал мгновенный снимок, потрогал пульс, ко лбу приложил монету, вот бы не рельсы вместо тебя – из вилок можно построить дом, не скитаться же век по свету. Думаешь – вот бы на рельсы вместо тебя, а ты бы еще успела заполнить приходно-расходную книгу, выдать окосты слугам, но поперек полотна, как сорванный плод, неспело лежишь один на один со своим недугом. Лежишь и  десять минут, и двадцать, и сорок, читаешь вслух письмо, не написанное Татьяной, если мимо уж проползет и пробежит лисенок, ты перестанешь читать и притворишься пьяной. Он говорил – какие-то руки нас лепят и это странно, кому-то удача сопутствует вечером, кто-то хорош enface, как жалко, что я ничего не путаю – просто люблю вас, Анна, а дальше позор всему, что будет здесь после нас. По нашим просторным полям негде плыть на ладье Харона, лучше сидеть на пригорке и мёд из гречихи есть, ты поднимаешь голову – поезд летит со склона, он догоняет прошлое и прибывает в шесть. Если бы он пришел сюда, твои губы скользят, синея, по коже чужой, и он роняет кудри твои на пол – это из области нелюбви, она искупила змея, в крови и яблочном уксусе слаб человек и зол, а ты всепрощаешь себя и шлешь поцелуй конфетам, настоящая новая искренность – это начинка, сливочное желе, и не хотелось лежать поперек полотна и скучать поэтом, склянка «Персидской сирени» со вторника мается на столе.