На разорение Кандалакшского монастыря

Шведский король Иоанн III приказал военачальникам беспощадно истреблять все русское население на Севере, независимо от пола и возраста. В инструкции войскам ставилась задача причинять населению «наибольший вред и урон, грабить и сжигать все, что можно, опустошать за собою всю страну».
Академик И.Ф. Ушаков
1.
… – Где сыт один – там мало на двоих!
В чужой стране – забудь свои законы! –
На камне встал перед дружиной конунг,
Пронзая взглядом воинов своих.

Соратники мои! Я говорю:
Земля и воды… все здесь наше будет!
Король сказал, что все они – не люди!
Возможно ли не верить королю?

Кто б ни был перед вами – да умрет!
Забудьте стыд! Похороните жалость!
Чтоб ничего живого не осталось
Во имя счастья тех, кто дома ждет!..

И многие, кто знал и кровь, и боль,
Стыдливо взгляды отвели невольно.
Привыкшему к боям постыдна бойня.
Но, что поделать? Так велит король.

И кто-то пробурчал:
«Не повезло…», –
Надвинув с лязгом на глаза забрало.
И, вытянувшись цепью, на село
Они спускались…
Медленно сначала,
Потом быстрей,
Потом еще быстрей
Они шагали, а потом бежали
Вперед,
Чтоб все закончилось скорей…
Кто убивал – тот знает. Страх – вначале.
2.
…Качает ветер желтые цветы,
Горячие разносит искры ветер.
Пылает Кандалакшский монастырь
И гибнут бабы, старики и дети.

Не дрогнула привычная рука.
Смерть скорая, порой – почти награда.
Несла тонуть кормилица-река
В залив того, кто избежал булата.

Был тяжек всплеск надежды на воде,
И гул избы сгорающей – бревенчат.
Лилась мольба монахов в плач детей,
И крики мужиков в стенанья женщин…

…Все кончено.
И конунг был доволен.
Лишь где-то недобитый голосил.
Его прикончив, вдруг заплакал воин,
Тот, что забрало первым опустил.
3.
Нам – навеки – беда! Им – вина!
Это судится не на земле.
Лишь спасающий книги монах
Волей Божьей в живых уцелел.

И когда он вернулся назад,
И увидел… Я слов не найду!
Я не знаю, какая слеза
Может выплакать эту беду!

Он, наверное, к Богу взывал,
Длани тщетно топя в высоте…
Чайки хищно терзали тела
Чернецов, рыбаков и детей.

И пришлось рыть могилу ему
Для убитых, для тех, кто погиб.
Одному. Одному! ОДНОМУ!!!
В той земле, где почти нет земли.

Человек перед скалами слаб.
Ни лопаты, ни заступа нет.
Все варяжская рать унесла,
Ведь железо-то было в цене!

Я не знаю… Но чувствую я,
Как он пальцы сдирал – до костей...
У России кровавы края
От визитов заморских гостей.

Труп последний покрыла земля.
Он молитву над ними вознес…
«Ну, а кто же схоронит меня?
Боже, кто?..» – он заплакал без слез.

И взмолился: «Всевышний, позволь,
Кончить жизнь, пред Тобой не греша!
Раздирает нещадная боль,
Истекает из тела душа!»

И, в приямке, молясь и скорбя,
Нагребая осколки камней,
Он лежал, погребая себя
Мшистым прахом, трухой от корней…
4.
…Люди русские с моря пришли,
Люди страшное место нашли,
Над землей холодна и жестка
Двоеперстно вздымалась рука…

Все мы живы оглядкой назад.
Подвиг сей безымянен и тих.
Но Господь не закроет глаза.
Верю, этот монах – во Святых!..

… Ну, откуда во мне этот бред?
Ведь на мне никакой нет вины!
Что же тяжкие думы во мне?
Что же видятся страшные сны?

Словно я уже Русь схоронил,
Словно я сам себя хороню…
Боже, думу во грех не вмени!
Спаси, Господи, душу мою.