Десятая симфония пустоты

Посвящается трагической и необъяснимой гибели "Девяти" на перевале Дятлова.

Небольшое прозаическое вступление.
1-2 февраля 1959 года, на восточном склоне горы Холатчахль, при загадочных обстоятельствах погибли девять туристов - группа Дятлова. Перевал южнее склона теперь так и называется - "Перевал Дятлова", а эта "головоломка" до сих пор будоражит воображение тех, кто прикасается к большой и неразгаданной тайне...
Палатка, найденная спасателями на склоне горы, оказалась пустой и была разрезана ножом изнутри в нескольких местах и обрушена с северной стороны. Вниз по склону, по направлению к лесу, по снегу вели цепочки следов практически босых ног. Без обуви, в одних носках. Внутри палатки лежали в спешке брошенные одежда, инструменты, припасы; вокруг было разбросано множество мелких предметов. Всё свидетельствовало о том, что люди ОЧЕНЬ спешили. У них не было ни одной лишней секунды.
Сначала нашли пятерых. Двое из них замёрзли у потухшего костра в полутора километрах от палатки. Они лежали на снегу раздетыми до трусов и маек. Троих (одетых более-менее хорошо) нашли на склоне с различными травмами черепа (перелом основания, трещина, и т.д.), с иссечёнными, покалеченными и побитыми руками и лицами, застывшими в динамичных позах. Они пытались вернуться назад, к палатке, но какая-то сила их остановила и они погибли. Остальных четверых нашли только весной и в другом месте, далеко от остальных - под четырёхметровым слоем снега. У кого-то из них были переломаны рёбра, у кого-то проломлен или раздавлен череп. У одной из туристок был вырван язык и вся ротовая диафрагма. Несмотря на многочисленные расследования, однозначного ответа на главный вопрос - что их убило? так и не найдено.
У мансийского народа те места считаются очень плохими. Холатчахль (Холат Сяхыл) с мансийского переводится как "Гора Мертвецов" - на ней в древности погибли девять манси. Гора на которую шли туристы - Отортен, переводится как "Не ходи туда". Плохие места, очень плохие. В Холатчахль живёт страшное божество - Сорни Най. Мансийская Жуть. Она очень очень голодна. Её жертвами могут стать только девять охотников, девять птиц или девять рыб. Девять душ, ни больше и ни меньше.

Ссылка на хороший материал:
http://droid-c2h5oh.livejournal.com/68516.html


Десятая симфония пустоты

- Как вы там? - девять со странным взглядом. Впрочем, посыл смешной...
Годы бегут, а всё так же рядом время звенит мошной -
люди играют в семью, работу, копят нехитрый скарб,
верят, живут, и всё ждут кого-то... Всех переждёт тоска.
Тайна всегда остаётся тайной, сколько с собой не спорь -
вечный анамнез, исход летальный, лучшая в мире хворь.
- Как там лежится? Не жмут ли плиты? Плесень не очень зла?
Быть посему, если с жизнью квиты - прочит печать числа,
смотрит овалами фотографий, молча, мол - кто такой?
Трудно помыслить о большем штрафе. Девять. Заупокой.

Там где нас нет - хорошо. Не так ли? С нами - всегда беда.
Горные духи пекут пентакли в мраморной толще льда.
Иглы снежинок звенят по фирну, жалит осиный рой -
алчет добычи во мгле кефирной - Эй! Отзовись, Герой!
Горы диктуют особый почерк, тычут сквозь тучи взгляд,
небо изранив до белых точек, звёздами землю злят.
Холод пронзает анабиозом, крик обращает в лёд,
бьют каменелые мысли оземь, сердце по рёбрам бьёт.
В мёрзлой палатке народ не робкий, горы почти как дом.
Ужас любого швырнёт за скобки, взгляд нашпигует льдом,
потусторонним умоет ядом, в разум зальёт свинец -
вдевятером здесь нельзя быть рядом - сны здесь в один конец.
Мечется тенью вокруг палатки призрак пустых глазниц,
ужасом слепит мертвенно-сладким, тянет рассудок ниц,
сгустками света скользит по склону, множа тревоги жар -
в сон прорастает цветком паслёна жертвенный клык ножа.
- Сколько вас, сколько? - упрямит ветер, вьюжа тугую плеть.
Спят мертвецы, не спеша ответить, силятся уцелеть.
Тонкий брезент - ненадёжный способ. Жалость слезой кровит...
Сон - это тоже живая особь. Самый опасный вид.

- Знаешь, мой друг, что такое "Ужас"? - Три умножай на три.
Снег - не карман, сбережёт не тужась всех, кто лежит внутри.
Там, глубоко, у закрытой двери сонных проёмов глаз
сами в себя неохотно верят, падая в тёмный лаз.


"Тусклая лампочка в коммуналке, в ванной журчит вода.
Щётки, шампуни, кирпич мочалки - прочая ерунда.
Струйки скользят по размякшей коже, шумный дремотный звук,
мыслесплетения рвут до дрожи, валится всё из рук,
тянется прошлого паутина, в тайну на Холатчахль -
так безнадёжно, неотвратимо... Выскоблит воск свеча,
выпьют тентакли мансийской жути лакомство нежных душ -
с вами, ребята, никто не шутит. Зомби, на выход! Туш!"


Дальше сюжет до предела ясен - к лесу, по склону вниз.
Жуть разбирается в свежем мясе - девять глотков на бис.
Бешеным рёвом гремит по венам жгучий адреналин,
страх не бывает обыкновенным. Ужас неодолим.
Лютой улыбкой квадратной пасти* скалится Сорни-Най,
каждый по своему верит в счастье. Девять. Запоминай.
Брошены в спешке ботинки, шапки. Ноги в одних носках...
Ветер качает бредущих шатко, в бельмах глазниц тоска,
некогда падать и звать на помощь, голос не голос - хрип,
мёртвый турист, инфернальный овощ. Блюдо, на вынос! R.I.P.


Ванна остыла, осела пена - нужно открыть глаза.
Страх убивает нас постепенно, в разум скользит шиза,
мечутся тени за тонкой ширмой полузастывших склер -
ад воплощений, инфаркт обширный, вкусной души эклер.
Нет больше тёплой воды из крана - в колкой метельной мгле
холод и боль, лучевая рана. Зрение, пульс в нуле.
Каждый по своему встретит утро кратким привет-прощай.
Небо окрасится перламутром, звонких ветров праща
солнце забросит над перевалом. Лампочки вздрогнет нить...
Сон - ненадёжное покрывало, сложно в нём жизнь хранить.

Там, где нас нет - неплохое место, просто туда нельзя.
Жизнь суматошит от ларго к престо, музыкой слов скользя,
сгладит углы, окантует грани, водки нальёт в стакан -
нечего думать о всякой дряни плюшевым простакам.
Там, где нас нет - не фигура речи бродит из уст в уста,
время, увы, бессердечно лечит фразой, что жизнь проста.
Сводит с ума ледяной каёмкой фото далёких дней.
Там, где нас нет... Запредельно ёмко. Издалека видней.

Всё происходит в едином ритме, в прошлом - и там, и тут,
словно безумие говорит мне чем этот снег метут.
Рвётся звонком полуночной трели в трубке истошный вой -
мёртвые просят, чтоб отогрели тех, кто ещё живой,
в почту дублируя мутным фото дьявольский репортаж -
от перевала до эшафота словно рукой подашь.
В аську стучится настырный дятел - хаос, обрывки слов,
смысл утопает в холодной вате, словно в воде весло,
в сонную пропасть летят фонемы, древний гортанный ряд...
В эти секунды живые немы - мёртвые говорят.

Громче и глубже саднящий кашель бритвой скользит на дно.
Вены запутались в красной каше, в ванну пролив вино.
Воды туннеля уносят льдины к свету иных планет...
Вдесятером мы непобедимы - там, где нас точно нет.