На фига...
На фига мой друг, на фига
На часы меня, на века
Привязал, к себе приколол
В ЗАГСе, в царстве белых колонн,
Юрким штампом в паспорт проник –
Выбрал из других вероник
Ты меня… един-ствен-ну-Ю!
Я ж тебе гнезда – не совью…
***
Ты меня извини
за мои бессонницы
Тесной ячейкой общества
Не пытай меня
Видишь, насколько искренняя
бездомница –
я! – то есть – недостойная
почитания.
Ну, снизойди с небес
до великодушия
С пыльных небес, любимых
тобой до одури…
Видишь, я понимаю тебя,
не слушая…
Я ж тебя пониманием
изуродую…
***
Не было их до нас
и не будет после –
поздних не будет осеней,
припозднившись,
пьяный закат не сможет
догнать мой поезд,
в неправоте признается
дважды, трижды,
с неба сползет
размывшейся акварелью,
впарит бразды правления
ночке южной.
Водятся в сказках щуки,
по их веленью,
сделайся мне ненадобным
и ненужным…
Свидетельство о публикации №110011000848
Мои молодые руки
Тот договор подписали
Среди цветочных киосков
И граммофонного треска,
Под взглядом косым и пьяным
Газовых фонарей.
И старше была я века
Ровно на десять лет.
А на закат наложен
Был белый траур черемух,
Что осыпался мелким
Душистым, сухим дождем…
И облака сквозили
Кровавой цусимской пеной,
И плавно ландо катили
Теперешних мертвецов…
А нам бы тогдашний вечер
Показался бы маскарадом,
Показался бы карнавалом
Феерией grand-gala…
От дома того - ни щепки,
Та вырублена аллея,
Давно опочили в музее
Те шляпы и башмачки.
Кто знает, как пусто небо
На месте упавшей башни,
Кто знает, как тихо в доме,
Куда не вернулся сын.
Ты неотступен, как совесть,
Как воздух, всегда со мною,
Зачем же зовешь к ответу?
Свидетелей знаю твоих:
То Павловского вокзала
Раскаленный музыкой купол
И водопад белогривый
У Баболовского дворца.
Осень 1940
II
Подвал памяти
О, погреб памяти.
Хлебников
Но сущий вздор, что я живу грустя
И что меня воспоминанье точит.
Не часто я у памяти в гостях,
Да и она всегда меня морочит.
Когда спускаюсь с фонарем в подвал,
Мне кажется - опять глухой обвал
За мной по узкой лестнице грохочет.
Чадит фонарь, вернуться не могу,
А знаю, что иду туда к врагу. /c/
А вообще, наверное, за то и выбрал, что гнезда не совью - мозгов нет в этой семейке ни в розницу, ни, как следствие, оптом. Я даже ещё хотелось мне когда-то свить гнездо, я лазила в кружевах и училась готовить семейные обеды - но постепенно муж меня перевоспитал.
С пыльных небес, любимых
тобой до одури…
не особо приходится из чего выбирать - а где не пыльно?!)))
САВОНАРОЛА
Его египетские губы
Замкнули древние мечты,
И повелительны и грубы
Лица жестокого черты.
И цвета синих виноградин
Огонь его тяжелых глаз,
Он в темноте глубоких впадин
Истлел, померк, но не погас.
В нем правый гнев рокочет глухо,
И жечь сердца ему дано:
На нем клеймо Святого Духа -
Тонзуры белое пятно...
Мне сладко, силой силу меря,
Заставить жить его уста
И в беспощадном лике зверя
Провидеть грозный лик Христа. /Черубина де Габриак/
РАСПЯТЬЕ
Жалит лоб твой из острого терния
Как венец заплетенный венок,
И у глаз твоих темные тени.
Пред тобою склоняя колени,
Я стою, словно жертва вечерняя,
И на платье мое с твоих ног
Капли крови стекают гранатами...
Но никем до сих пор не угадано,
Почему так тревожен мой взгляд,
Почему от воскресной обедни
Я давно возвращаюсь последней,
Почему мои губы дрожат,
Когда стелется облако ладана
Кружевами едва синеватыми.
Пусть монахи бормочут проклятия,
Пусть костер соблазнившихся ждет,—
Я пред Пасхой, весной, в новолунье,
У знакомой купила колдуньи
Горький камень любви — астарот.
И сегодня сойдешь ты с распятия
В час, горящий земными закатами. /Черубина де Габриак/
ПАНИХИДА
Сколько могил,
Сколько могил,
Ты - жестока, Россия!
Родина, родина, мы с упованьем,
Сирые, верные, греем последним дыханьем
Ноги твои ледяные.
Хватит ли сил?
Хватит ли сил?
Ты давно ведь ослепла...
В сумрачной церкви поют и рыдают.
Нищие, сгорбясь у входа, тебя называют
Облаком чёрного пепла.
Капает воск,
Капает воск
И на пальцах твердеет.
/и проч./ /В.Набоков/
ГРИБЫ
У входа в парк, в узорах летних дней,
скамейка светит, ждёт кого-то...
На столике железном перед ней
грибы разложены для счёта. /В. Набоков/
НЕВЕСТА РЫЦАРЯ
Жду рыцаря, жду юного Ивэйна,
и с башни вдаль гляжу я ввечеру.
Мои шелка вздыхают легковейно,
и огневеет сердце на ветру.
Твой светлый конь и звон его крылатый
в пыли цветной мне снится с вышины.
Твои ли там поблёскивают латы
иль блеска слёз глаза мои полны?
Я о тебе слыхала от трувэра,
о странствиях, о приступах [?? - т.е. в каком смысле] святых.
Я ведаю, что истинная вера
душистей роз и сумерек моих.
Ты нежен был, - а нежность так жестока!
Одна, горю в вечерней вышине.
В блистанье битв, у белых стен Востока
таишь любовь учтивую ко мне.
Но возвратись... Пускай твоя кольчуга
сомнёт мою девическую грудь...
Я жду, Ивэйн, не призрачного друга, -
я жду того, с кем сладостно уснуть. /В. Набоков/
*
Плывут поля, болота мимо.
Стволы рябые выбегают,
Потом отходят. Клочья дыма,
Кружась, друг друга догоняют.
Грохочет мост. Столбов миганье
Тройную проволоку режет.
Внезапно переходит в скрежет
Глухое рельсов бормотанье.
Шлахбаум. Как нить, дорога рвётся.
В овраг шарахаются сосны.
Свисток протяжный раздаётся,
И чаще, чаще стук колёсный.
И вот - платформа подплывает.
Все так знакомо! Предо мною -
Весна. Чуть ветерок ласкает,
И пахнет вспаханной землёю. /В. Набоков/
пьяный закат не сможет
догнать мой поезд,
в неправоте признается
дважды, трижды,
вот именно
Фолко Торбинс 17.07.2010 02:07 Заявить о нарушении