Поэма Готика
1
Я помню как ложился мне на плечи
Морской туман и влажный день померк,
И было это лето, тихий вечер
В пространстве под названием Кёнигсберг.
Я шла одна по улице холодной
И пахло йодом от тугой реки,
И темнота была душе угодна
И - насквозь ледяные сквозняки.
Всё было ожиданием хранимо
Ночных теней, танцующих в огнях
И только фонари всё мимо, мимо
Как будто плыли тонко - от меня.
Смешалось всё мелодиями в беге
Слепых минут. Легла звезды вуаль.
Стояла черной выцветшая Прегель,
Как в сердце отчужденная печаль.
Я шла одна по набережной бледной
И вспоминала прошлые витки,
Где прусской песни пал куплет последний,
Отматывая времени мотки.
Где звякал меч с тевтонскими значками
И слезы мести лились по лицу,
Где детвора прозрачными сачками
Ловила бабочек песочную пыльцу.
В тени ветвей легла луна - Мадонна
И тайна подземелья гонит прочь.
На красный форт под именем Дер - Донна
Спустилась остывающая ночь.
Мой дикий град - моё средневековье
Ты предвещаешь смерти тишину,
Лишь силуэт вдали и око вдовье
Собора - призрака всё смотрит в глубину.
И я сама - средневековой девой,
В кольчуге золотой и на коне
Скачу назад во Времени - напевы
Далеких пруссов слышу в тишине.
Но не сражаться я лечу, а с миром
Флаг солнца - дня зажат моей рукой,
Зари несмелой алая порфира
Легла неслышно - девственной рекой.
И было бы всё мягче, тише, проще
Когда б не тронул ветер тайну губ,
Священные пе ре се кая рощи,
Нежданно выйти на столетний дуб.
И встать под ним, глаза закрыв в молитве
Просить прощения за чей-то кнут и гнёт,
Подобно обнаженной, острой бритве
Догадка истины вдруг сердце полоснёт.
Что слышат небеса мой плач и слово
И сами могут все себе помочь,
Что нет на птиц - ни тьмы, ни птицелова -
Что птицы сами ищут клетки, ночь.
Мне жаль шатры языческие пруссов
И Вещих воинов пробитую скрижаль,
Мне очень жаль распятого Иисуса
И всех, кого убили в спину - жаль...
Мне жаль огня домов и улиц узких,
Тех мирных немцев, что варили сталь,
Мне очень жаль миллионы падших русских
И тысячи евреев очень жаль.
Всех тех, кто предан был суду напрасно
И умер обливая кровью флаг,
Мне жаль царя семью и полдень красный,
Взошедший под названием ГУЛаг.
Мне жаль насквозь состарившихся женщин
И тех детей, что родились в войну,
Всех тех, кто под бомбежкой был повенчан
Всех тех, кто смог чужую взять вину.
Мне жаль небес в моменты катастрофы,
Когда чернеет облаков вуаль,
Мне жаль, когда стихи горят и строфы
И клавиш сломанных рояля очень жаль.
Мне жаль домов,затерянных снегами
И снег гребущих старых матерей,
И кладбища - забытого шагами -
И в снег упавших, мертвых снегирей.
Мне жаль сестер и братьев в дни скитаний
И слез детей в далеких детдомах,
Как жаль в ночи чужих людей рыданий
И ангелов в разорванных крылах.
Еще мне жаль утраченного лета
И канувшие в море корабли,
А также очень жаль всех тех поэтов,
Которые до времени ушли.
Здоровья жаль, растраченного водкой
Всех тех, кто выбрал этот горький путь,
Тугих цветов, что потопили лодку,
В которой так хотелось в ночь заснуть.
Мне жаль дымы огня Европ и Азий,
В Америке погибших и в Чечне,
Мне жаль той чистоты, что стала грязью
Мне жаль убитых в форме и в чалме.
Еще мне жаль ножа непониманья,
Одних другими - под одной звездой,
Как жаль испуга дня и колыханья
Над теми, кто был смыт большой водой.
Мне жаль дождей изорванные платья,
Забытый стыд и верности устав,
Как ранней смерти странные объятья,
Как горький привкус черных, тяжких трав.
Мне жаль главы взошедшего на плаху
И эшелоны - увозимых вдаль,
Мне жаль того, кто верен злу и страху
И падших дев невыразимо жаль.
Мне жаль игры оттенков черно-белых,
Раздетый мир от похоти гнилой,
Мне слабых жаль, побитых и несмелых
И кровью залитый, священный аналой.
Мне жаль креста, подвешанного снизу
И вечных нищих бремя кабалы,
И спазмы рук, прикрепленных к карнизу
И молодости в судорогах иглы.
Мне страшно - сном потерянного нимба
И от того, что тают ледники,
И от того, что гибнет - нефтью рыба
И что разбудят смерти сквозняки.
Мне страшно от того, что многим любо
И всуе позабытого псалма,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мне жаль - под корень спиленного дуба -
Священной рощи прусского холма...
2
Под шрамы деревьев взошел остывающий свет,
И стон затихающих мук прокатился по лесу,
Я видела полночью в зарослях ангела след,
Войдя в кенигсбергские рощи к уставшему Бесу.
Лежала на травах росы золотая фольга
И тлели могильники, пряча ольховые серьги,
Разрушенный замок под именем странным Бальга
Меня окружил частотою невнятных энергий.
Здесь зелень сочна и размашисто липа цветет
На крепости - замке висят заржавелые пломбы,
Здесь правил прогулки Иуда Искариот,
В моменты копья и меча, пистолета и бомбы.
По дикому лесу хожу и тихонько пою
Я в мыслях своих, не мешая ночному движенью,
Священная роща похожа на душу мою,
Такая же древняя в диком и тайном смешеньи.
И будут курганы - могильником памяти стыть
И дух Ольвегании прятать в янтарные бусы,
О как бы хотелось тебя мне в веках защитить -
Святая в набегах земля крестоносцев и пруссов!
Здесь выйдет знамение выложить город - Арей
И в шахматном духе расставить фигуры по канту
На той королевской и дикой, красивой горе,
Которая выдаст рождение Гофману, Канту.
Здесь будет культура сменяться, как осенью сад,
И всякий здесь будет в коварной ночи - самозванец,
Здесь будут полёты амброзий,стрекоз и цикад,
Здесь тролли закрутят в лесу ужасающий танец.
Здесь будет пространство любви неизбежно будить
И таинство духа покинет могильную слякоть,
Здесь будет душа моя дикая вечно бродить
По рощам священным - и плакать, и плакать, и плакать...
3
И был тот день, который правил балом,
И город был казненным без вины,
Алел закат над старым, тихим валом
В момент уничтожения луны.
Стекала кровь с железного карниза
И орден рыцарский упал с пустых окон,
Шла по аллее важная Луиза,
За нею молча шел Наполеон.
Не сам, но тень его за ней летела
И мысль о смерти отступала прочь,
Она о мире думала, но тело
Не слушалось её - дрожало в ночь.
Она всё двигалась, подобно тонкой птице,
Каштанам выжженным сегодня не цвести,
И кровью надпись - выпала страницей -
Мой город, я смогу тебя спасти.
А если не спасти родные дали
То что еще мы можем уберечь -
И руки легкие уже письмо писали,
И губы смелые уже дарили речь.
Не удалось спасти ни дна, ни фонда
Великой Пруссии никто не уберег,
Лишь в темном парке бледная ротода
Луизина - осталась как упрек.
Я тоже не верна сырой погоде,
Не обнимаю голубых ракит,
Но мысленно я прихожу к ротонде
В далекий парк, стихи слагать навзрыд.
4
В моём воспаленном мозгу
Есть смерти немые пробелы,
А я всё бегу и бегу -
стараясь увидеть пределы,
За ними я знаю - конец
Извечного бега по кругу,
Будь старец ты, будь ты юнец -
Ты будешь подвержен испугу.
Кому-то меж тины и скал
Над Балтикой ляжет предвестье,
Кому-то бездонный Байкал
отмерит судьбу и покрестит.
Но где бы ты не был рожден -
Нести тебе крест равносильный
Ты будешь один осужден
На путь этот странный и длинный.
Ты будешь не раз заклеймен
Предательством, взяв на поруки,
Но только не падай - знамен
Чужих не бери в свои руки.
Послушай, как ветренен день
И как глубоки его ноты,
Не бойся ту черную тень,
Ушедшую за повороты.
Я знаю, тебе не близка
Та готика, что в моем сердце,
Любуйся ей - издалека
На частоте - полугерца.
Мне ревность понятна твоя -
Мы дети различной стихии,
И все-таки, в ночь - не тая
Ты гонишь табуны лихие.
Ты смотришь тайком на меня
И вновь заражаешься боем,
И Балтики белой огня
ждут кони твои - водопоем.
Смотри же как царственны сны,
Где звезды растут в километре,
И спит ощущение весны
Волнением - стереометрий.
5
О, готика души моей летящей!
Тебе понятен мой - иной язык,
Я прусские обожествляю чащи
И ухожу - колдуньей на постриг.
Во мне замешаны слепые гены
Немецко-русских, прусских и татар,
Как дня и остыванья перемены
В себе содержат лиственный пожар.
Люблю я Ренессанс в глубинном альте
И музыку Барокко в витражах,
Орнамент от Бернини - до Вивальди,
В, мелодией зажатых, этажах.
Люблю смотреть на Рубенса и Гойю,
Но братьев Лимбург почерк ближе - всласть,
Как греки в войнах покоряли Трою,
Так гены Готики во мне явили власть.
Слепая геометрия пространства -
Мне ближе в многоцветье гобелен
И злых соборов строгое убранство
Меня зовет в свой восходящий плен.
Каркасная конструкция, как память
Являет мне плетения весны,
Где математикой любви - истаять
В извечном алгоритме новизны.
Где в нишах прячут тайные подарки
И разноцветных стекол мишура,
Где в небо смотрят стрельчатые арки
И тонкий взмах чернила и пера.
Где гаснут в небе звездные качели,
И в прорезные окна виден сон -
Плененный Готикой - проснется Боттичелли
И Возрождением войдет в игру времен.
Как я люблю готическую строгость,
Арифметический полёт зеркал,
Где прячет утро хаоса убогость
У древних и забытых белых скал.
И в час луны, когда темно и хмуро
В глубины сердца , под объём крови -
Мне - Белой Готикой - взойдёт архитектура
Лукавой смерти и благой любви.
+ + +
Свидетельство о публикации №110011006286