Невероятно всё. но факт...

    
        Дыра  в  пространстве, в нашем мире.   

  Невероятно  всё,  но  факт.
  И  не  поверится  в  такое,
  Это  уже,  как артефакт,
  Фантастика,  не  что  иное.

В  новой  Зеландии – Греймут,
То,  городок,  рядом  местечко,
Следы  селенья  русских,  тут,
Те  проживали  рядом  с  речкой.

Стоит  в  местечке  этом  танк!!??
С  времён  войны  второй,  весь  ржавый.
Средь  древних  папоротников,  там,
Откуда  он?  Все  там  решают.

Решение  загадки  той,
Нужно  искать  в  одной  находке
Вопрос,  конечно,  не  простой,
Нашли  в  Калуге   ту  разгадку.

Богатый  граф  тут жил  один.
Павел   Житомирский – помещик.
Нашли  как-то  его  дневник,
Какие-то  в  нём  письма  так  же.

Чарльз  Томпсон  был  хозяин,  их,
Он,  как  известно -  англичанин.
Штамп  Англии  на  письмах  тех,
А  наших  штампов,  не  встречаем?

Тысяча  девятьсот   одиннадцатый  год.
В  Калуге  всё  происходило,
В  усадьбе  графской  было  то,
В  Ушатово,  в  деревне  было.

Хозяйством  занимался  граф.
Всю  ж  жизнь  жить  здесь  не  собирался.
Возможно,  был  где-то  и  прав,
Он  «языками»  занимался.

Совсем  особенным   был  год,
На  грозы  был  он  урожайный.
По  числу  молний  всяких,  тот,
Года  другие  превышает.

Средь  молний  всяких,  есть  одни,
Их  называют  шаровыми.
Летают  странные  огни,
И  «чудеса»  идут  тут  с  ними.

В  усадьбе  возвели  амбар.
В  него  коляску  закатили.
То,  новый  из  Берлина  «дар»,
В  рублях,  сто  двадцать  заплатили.

К  амбару  молния   летит,
И  не  простая,  шаровая.
И  перед  ним,  дрожа,  висит,
Как  будто  силу  набирает.

Полуоткрыта  дверь  была,
Во  внутрь  молния  влетела,
Вспышка  потом  произошла,
Щели  амбара  просветила.

А  утром,  дверь  в  амбар  открыв,
Там  не  нашли   коляску  эту.
Вошла  борзая,  в  круг  попав,
Исчезла  также,   в  этом  месте.

Закрыл  ворота  этот  граф.
Чтобы  туда  не  заходили.
И  дневнику  время  отдав,
Стал  размышлять  об  этом  деле.

«Осмотрен  был  потом  амбар,
Вместо  коляски,  круг  остался.
Из  мелкого  песка  он  был,
Особым  цветом  отличался.

Исчезло  в  круге  колесо,
В  круг  этот  бросил  для  проверки.
Исчезли  и  предметы  все,
Те,  будто  таяли,  поверьте,

Как  будто,  масло  тает  в  нём,
Как  в  сковородке,  но  горячей.
Но,  только  над  самим  песком,
Значит  песок  тот  не  зыбучий».

Перелопатил  граф  песок,
И  горсть  поднял,  своей  ладонью,
И  тут  увидеть   это  смог,
О  чём  задумался  надолго.

Горсть  через  пальцы  пролилась,
Песок  был  тот  настоль   текучий.
Граф  удивлён: «  Что  за  дела?
Сей  факт,   ещё  был  не  изучен».

И  граф  подул  на  струйки  те,
Они  совсем  не  разлетались.
Песок  в  ладони,  в  струйках  тех,
Единой  массой  представлялся.

Охвачен  чувством  граф был  тот,
Стоит,  как  будто  у  границы,
Невидимой  пропасти  тут,
В  смятении.  Что-то  случится.

Лопату  к  краю  положил,
И  стал  толкать,  ту,  внутрь  круга.
Когда   большая  часть  вошла,
Она  исчезла!  Вот  так  штука!

Заметил  граф,  что  песок  тот,
Живёт  своей  тут  жизнью,  будто,
То  рябь,  вдруг,  по  нему  пройдёт,
«Водоворот»,  вдруг,  в   центре  будет.

Кучу  вещей  граф  в  круг  спустил.
Даже  часы,  что  с  монограммой.
С  цепочкой  золотою,  те,
Исчезло  всё.  В  песочной  «яме».

«Не  растворяется,  коль,  предмет,
Словно  в  воде  сахар,  как  тает.
Тогда,  наверное,  и  может  быть,
В  своём  их  виде  видят  где-то.

Граф  наблюдал  и  размышлял,
И  в  дневнике  он  снова  пишет:
«Свои  он  мысли  излагал,
Вывод  научный  даже  может.

Конверт  вощёный  граф  берёт,
Письмо,  на  языках  трёх  пишет.
В  них  объясняет  случай  тот,
Что  происходят  тут  за  вещи.

Он  просит  написать  ему,
В  Ушатово.  Даёт  свой  адрес.
Получит   кто  письмо,  тому,
Презент.  Если  ответят  они  сразу.

Тысяча  девятьсот  одиннадцатый  год.
На  берегу  Тасманового  моря,
В  Новой  Зеландии   в  год  тот.
Чарльз  Томпсон  дело  вёл  в  ту пору.

Он  вёл  научные  дела,
Солидным  был  очень  учёным.
В  географических   кругах,
Был  гражданином  он  почётным.

После  грозы  увидел  он,
Как  появилась,  вдруг,  коляска.
Стоит  она,  под  ней  пятно,
Песчаный  круг,  тот  виден  резко.

Нет  ни  каких  следов  колёс.
На  следующий  день - следы  собаки.
Из  круга  выбежал  тот  пёс,
Вещей,  тут  появленье, всяких.

Он  удивился,  но  потом,
Пал,  в  раздражение  конечно,
Уверен  был,  однако,  он,
Чья – то  это  была  беспечность.

Не  видел  появленья  тех,
И  думал,  розыгрыш  команды
Когда  же  расспросил  он  всех,
И  впрямь  загадочные  факты.

Когда  увидел  он  письмо,
В  котором,  объясненье  с  просьбой,
Решил  ответить  на  него,
В  своей  манере  пишет  отзыв.

«Я  никогда  не  был  смешным,
Не  назовёт  меня  им  кто-то.
Одно  скажу  на  это  всем,
«Ушатого  и  графа – нету!

Проделки  это  всё  людей,
Из  географического  братства,
Загадки  ж  не  решаю  те,
Наукой  должен  заниматься.

А  о  пространственной  «дыре»
Что,  полушария  связали,
Фантазия,  коль,  посмотреть,
Которую,  мне  рассказали.

То,  сказка  выдумана  мне,
При  выпитой  большой,  знать,  дозе.
Зерна  научного  в  ней  нет,
Все  вымыслы,  я  отметаю  сразу.

Единственно,  в  чём  интерес,
Это  собачка,  та,  борзая.
И  откликается    средь  нас,
На  кличку  «Льюска». Кто  такая?

Графа  я  об  одном  прошу,
Прислать  по  «дырке»  поросёнка.
Я   буду  наблюдать  уже,
В  час  нужный  за  «дырой»  тихонько.

Если  удастся  опыт  ваш,
Приму,  как  редкое   явленье.
Попробую  то  объяснить.  Чего  ж,
Чтоб  наступило  проясненье.

Попробуйте  мне  подложить   «свинью»
Ибо  не  верю  в  эти  шутки»
Я  ваши  шуточки  добью,
Не  появлялись,  чтобы  «утки».

Граф  получил  это  письмо,
Естественно,  нормальной  почтой.
С  Новой  Зеландии  оно,
Как  будто  с  края  света  точно.

В  свинарнике  у  графа  хряк.
Гонял  людей  он  по  деревне,
Его  на  мясо  всё  ни  как,
Пустить  не  могут. Очень  древний.

Граф  мужикам  велел  своим,
Втолкнуть  в  амбар  хряка  Андрона,
Пришлось  тут  повозиться  им,
Больно  ретив  был  боров  оный. 

Сам  встал  за  кругом,  хряка  ждёт,
Хряк  на  него,  и - исчезает.
В  миг  провалился  будто   тот,
Как  вышло  всё,  никто  не  знает.

Чарльз  Томпсон  честный  человек,
Был  в  день  назначенный,  у  круга,
И  в  нужный  час  «явился»  хряк,
И  сразу  в  бой,  скорей  в  атаку.

Поверил  англичанин  в  то,
Что  дело  он  имел  с  Россией.
Задумался  учёный  тут,
И  на  разгадку  бросил  силы.

По  почте  графу  стал  писать,
«Дыра»  в  одном  шла  направленье.
Он  извиненья  решил  дать,
Графу  послал  и  объясненье.

Прислали  графу  и  часы,
Так  же  цепочку  золотую,
Хоть  тот  того  и  не  просил,
От  жадности,  те,  не  лютуют.

Граф  отправляет  к  рождеству,
Гуся  с  яблоками   Чарльзу.
В  гости  учёного  зовут,
Дорогу  возместят  отчасти.

Позднее  Томпсон  написал:
«Что  есть  теория  Эйнштейна,
Научные  в  ней  «чудеса»
Вселенной,  объясняет  тайны.

Даёт  та  право  объяснять:
Есть  искривления  пространства.
Возможно  тут  предполагать,
Что  ваша  «дырка»,  та  же  странность.

Что  шаровые  молнии  совпав,
В  разных  местах  одновременно,
«Реакции»  начало  дав,
Усилили,  то  искривленье.

Пространство,  как-то  изогнув,
Соединив  меня  с  тем  графством.
«Дыру»  на  время  тут   открыв,
Соединивши,  два  пространства.

И  постоянство  круг  имел,
Только  в  одном  лишь  направленье,
В  другом,  он  как  бы  «онемел»
Приостанавливал  теченье.

Насыпал  в  банку  я  песок,
Не  кварцевый  тот.  Что?  Не  знает.
А  через  два  часа  песок,
Уже  весь  в  банке  исчезает. 

Не  подчинялся  песок  тот,
Или  материя,  какая,
Законам  всем  известным  тут,
То  вещество  совсем  другое.

Без  целого  пуста  и  часть,
Это  всеобщая  структура,
В  пространстве  искривленном,  та,
Выводит  «коридор»  иль  «дыры».

Чем  большей  массой  был  предмет,
Тем  медленней  процесс  проходит.
«Закрыться»  может  даже  тот,
Масса  большая  если  будет».

Вот  так  шла  переписка  та,
По  разным  шла каналам  только.
Тут  мировая,  вдруг,  война,
Письма  с  Зеландии  шли  долго.

В  след   революция  пришла,
Письма   совсем  не  доходили.
А  граф  завхозом   стал  уже,
В  родном  поместье.  Захватили.

Коммуна  тут  теперь  была.
Хозяйством  сельским  занималась.
И  граф  тут  вроде  при  делах,
Начальству  угодить  старался.

Но,   «граф»  задумываться  стал:
«Не  переправить  ли   людей  отсюда».
От  власти  новой  он  устал,
Душой  не  принял,  абсолютно.

В  утопии  не  верил  он,
Во  всякие  теперь  коммуны,
Всех  выгнал  бы  отсюда  он,
Овладевали  его  думы.

«Не  сделать  ль  поселенье  там,
Куда  он  отправлял  предметы».
Ведь  там  хорошие  места,
И  смогут  жить   там  люди  эти.

По  описанию,   рай  там,
В  Новой  Зеландии,  у  моря.
Там  гейзеры,  с  теплом  -  вода,
Хозяйству  там  одно  приволье.

На  этом  кончился  дневник,
Дневник  надёжно  был  припрятан
Никто  не  знал  про  тот  тайник,
При  графе  только  был  тот   рядом.

Но,  через  двадцать  лет,  опять.
Приписки  в  дневнике  граф  сделал.
Должны  ж  когда  ни  будь  узнать,
Про  чудодейственное  дело.

О  поселенье  писал  том,
В  Новой  Зеландии,  российском:
«В  двадцать  девятом,  в  год  лишь,  тот,
Переселенье   начал  русских».

При  раскулачиванье,  граф,
Через  амбар  всех  отправляет,
Решив,  что  в  этом  он  был  прав,
И  жизнь  людей  он  сохраняет.

Даже  скотину  им  даёт,
Чтобы  хозяйствовать  там  стали.
Люди  на  всё  тогда    идут,
Лишь  бы  свободу  им  всем  дали.

И  «неугодных»  тоже  спас,
Тогда  уже  в  годах,  тридцатых,
Он от  чекистов  их  спасал,
От  их  ужасной  разнарядки.

А  тех,  кто  графа  не  любил,
Кто  посадить  его  пытался,
К  себе  в  амбар  тех  заводил,
И  отправлял  куда  подальше.

Война  вторая  уж  была,
Село,  фашисты  захватили,
Другие  были  уж  дела,
Танки  по  улицам  катили.

Дневник  закончился  в  словах:
Что  экипаж  одного  танка,
Наводит  на  людей  всех,  страх,
То,   прекратить  не  могут,  жалко.

Подвыпив,   экипаж   гонял,
Как  хряк,  людей  всех  по  деревне.
Настолько  он  людей  донял,
Подбить  хотели  все  подавно.

Граф  экипаж  сманить  сумел,
В  амбар.  Те  ехали  на  «Тигре»
И  переправил  танк  с  людьми,
Закончились  теперь  те  игры.

Но,  танк   «песок»  перегрузил.
Портал  уже  не  стал  работать.
Людей  уже  он  не  «возил»,
Сломалось  видно  где – то,  что – то.

О  графе  уж  известий  нет,
Так  же  о  русском  поселенье.
На  протяженье  многих  лет,
Сменялись  всё  ж   в  нём  поколенья.

До  семидесятых  ещё  лет,
Была  община  этих  русских.
Следов  же  графа  ни  где  нет,
Его  судьба  всем  неизвестна.

Со  сменой  поколений  уж.
То  поселение  распалось.
И  пустота  осталась  лишь,
Странность  одна  всего  осталась.

Осталась  лишь  загадка  там,
Над  этим  голову  ломают.
Откуда  ж  тут  немецкий  танк,
Войны  тут  не  было,  все  знают.

В  папоротниках  ржавеет  тот.
Напоминание   чего-то.
Вот  тут - то   и  вопрос  весь  в  том:
«Сюда  отправил  его  кто-то  ж!»
             -----------
Хотите  верьте  или  нет,
Я  сам  в  раздумьях  и  сомненьях.
Ведь  доказательств  тому  нет.
И  нет  шумихи  в  мире,  мнений.

Об  этом  всё  ж  не  говорят.
И  не  представлен  случай  фактом.
И  из  журнала  мною,  взят,
Со  случаем  знакомлю,  с  этим.

В  Новой  Зеландии  стоит,
Где  не  было  ни  как  фашистов.
Немецкий  ржавый  танк.  Молчит.
С   делом   этим   не   так  всё  чисто.