Читая Сильву

                (Фрагмент)



В кипенье тонких кружев и в пене пеньюара,
волнующе мерцавшей сквозь сумрак будуара,

на бархатно-багровой софе она лежала,
держа в руке, прозрачней точеного кристалла,

изящный томик гордых его стихотворений
в тисненом переплете из лондонской шагрени.

Изнеженные пальцы красавицы в печали
голландскую бумагу задумчиво ласкали,

где серебро виньеток и золото обреза
принадлежали кисти, достойной Апеллеса,

где в иней четких линий и в тайнопись узоров
причудливые грезы преобразил хризограф.

Там прописная буква над красною строкою
подкрадывалась к строчным серебряной змеею

и вензели заглавий улитками свивали
виток к витку тугие, блестящие спирали.

Над рыцарской поэмой висел, прямей отвеса,
клинок - со львицей вместо обычного эфеса

и с лезвием в насечке, где оживали мифы
в бойницах грузных башен и в грозном теле грифа.

Там рассекали профиль готической сеньоры
готической ограды чугунные узоры,

там подлинные страсти и нежные капризы -
любовь желанной Эльзы и пылкость Элоизы -

живописались в метрах, изысканных на диво:
то гибких, словно ветви волнующейся ивы,

то ясных, будто голос воды в речной излуке, -
когда в прозрачной мысли ни тени смутной муки...

Там жизнь взахлеб рыдала, а смерть вовсю смеялась
и обрекала сердце на скуку и усталость,

и проходили дивных видений вереницы:
мелькала тень Киприды с лицом отроковицы,

не знающей мужчины, надменно-одинокой,
как девственная пена над суетой потока;

и вороненый локон пламенноокой русской,
и кисти над холстами в ее ладони узкой,

которая когда-то срывала в стылой зале
соцветия созвучий с певучего рояля,

а те летели в окна, как вспугнутая стая,
теряясь в лунном ветре и в черном свете тая...




Перевод С. Гончаренко