Душа Вольда-2

Ох, люблю я сиквелы! :)

В связи с большим резонансом, вызванным публикацией «Души Вольда» (см: http://www.stihi.ru/2009/12/21/2550), множеством вопросов и предложений о помощи, чтобы хоть немного успокоить читающую публику, я решил рассказать еще одну историю, на сей раз абсолютно реальную.
Ведь не секрет, что реальность «литературная» всегда, или почти всегда, отличается от того, что происходило в реальности «обычной».
В частности, все три эпизода, описанные в «Душе Вольда», имели место быть, только последовательность их несколько переставлена и временной отрезок сжат до полугода. На самом же деле лихорадка случилась примерно весной 1989 года, бомжик читал нам с Ваней стихи в автобусе где-то в 1990, а общение с цыганкой произошло вообще году в 1993. Вопрос о том, правда ли бомж предложил мне душу и дал ли я ему рубль, я оставлю, пожалуй, открытым, ибо, как справедливо заметил Джейк Чемберз, «есть и другие миры, кроме этого», и если читатели мне поверили – значит, по крайней мере, это могло произойти, а, возможно, и произошло где-то на уровне подсознания.
Фактом является то, что всегда во мне присутствовала некоторая раздвоенность на «Владимира Дорошенко», отличника и зануду, и «Вольда ди Ара», поэта и разгильдяя. И внимательный читатель мог бы заметить, что, купив в рассказе душу, я вовсе не лишился своей, посему, предлагая ее на продажу, я нисколько не собираюсь расставаться с жизнью как таковой. А также с творчеством, которое, возможно, несколько изменится, или просто исчезнет на некоторое время, чтобы вернуться в обновленном виде. Так уже было не раз, как точно было кем-то подмечено, и не со мною одним.
Кардинальное отличие нынешней ситуации только в том, что обычно причиной моих смертей был мир и другие люди, а сейчас причиной стал я, вернее – поступок, совершенный мною. Если бы еще полгода назад кто-то мне сказал, что я способен сделать такое, я бы рассмеялся ему в лицо, настолько это не «мой» поступок, никак не вяжущийся ни с моим отношением к людям, ни к самому себе, ни к миру. Однако факт налицо. И что бы хорошего не произошло в последующем, от этого никуда не деться…

Однако я отвлекся. Я же собирался рассказать историю, которая произошла непосредственно во время написания «Души Вольда», и, стало быть, имеет к ней самое прямое отношение.
Итак. Я стоял и курил в туалете трамвайного управления, обдумывая очередной поворот фабулы рассказа и депрессируя по поводу своей неудавшейся жизни, когда в него зашел человек. Почему-то на работе всех смущает моё курение в туалете – то ли они подозревают во мне тайного вуайериста-копрофила, то ли просто умственную неполноценность, то ли еще что… Ну как им объяснишь, что там просто теплее, чем на улице и народу, отвлекающего от мыслей, гораздо меньше, то есть: никого.
Вот и этот вошедший человек неодобрительно глянул на меня и направился к кабинке. Впрочем, тут же выяснилось, что неодобрение было вызвано совсем не курением. Ибо, сделав свое дело, он набросился на меня с вопросами: «А когда дадут зарплату? А вы в курсе, что у меня трое детей и кормить их нечем?» Нашел о чем спрашивать меня во время депрессивных раздумий. Я замогильным голосом начал вещать ему, что, мол, сам не в теме, и что я такой же работник, как и он, и так же пашу, не получая ничего третий месяц. Он было не поверил, но мой замогильный голос, кажется, так-таки убедил его. Тогда он закурил рядом и уже более дружелюбно поинтересовался: «Давно заикаешься-то?» Надо сказать, я до того свыкся уже с этой особенностью своей речи, что как-то и не замечаю уже, когда она появляется, когда пропадает, да и те, кто общается со мною, скоро тоже забывают про это. Ну, стандартно и привычно отвечаю, а тут он и говорит: «А ну-ка, дай пятизвездную!» Перебрав всевозможные варианты, я пришел к выводу, что он просит дать всё-таки руку, и протянул раскрытую ладонь, которую он тут же накрыл своей. «Сейчас я тебя вылечу, - говорит. – Чувствуешь?» Ничего я не чувствую, а стою и думаю, ну почему вечно я вляпываюсь в такие истории, что ко мне их притягивает? Но постепенно вспоминаю про чакры и начинаю чувствовать тепло. «Да ты не бойся, я не инопланетянин, я русский…» – почему-то рефреном повторяет он.
И тепло переходит в покалывание. «О! Пошло покалывание? Много грязи в тебе, ох много!» А я-то о своем поступке всё горюю… И решаюсь уточнить по этому поводу, коль уж тут экстрасенс под рукой, а мне – что терять-то… «А эта грязь – от меня или от мира?» «От мира, от мира» - успокаивающий шепот. Ну хоть какая-то хорошая новость. «Ты стой смирно, - говорит. – А то трудно мне «какашки» твои тянуть из тебя». Может, правда в нём дар был, а может быть, мне просто это нужно было в тот момент, но я почувствовал, что мне становится в самом деле легче.
В какое-то мгновение, очевидно, уловив мой настрой, он внимательно глянул мне глаза в глаза и спросил: «А если хочешь, убить могу. Ну что? Надо?» «Да нет уж, - отвечаю. – Как-нибудь так поживу ещё…» Всегда-то мне интересно, чем дело кончится, даже если дело это совсем хреново… «Ну то-то же! Вон, смотри, порозовел даже, а то совсем чёрный стоял…»
Потом он решил прейти к более серьезным мерам и начал «прокачивать энергию» через грудь, приложив одну ладонь к моей груди, другую – к спине. Я уж было решил, что у мужика с ориентацией не всё в порядке, но – опять пошло тепло, а потом – холод. Насквозь. «Вот, чувствуешь холод-то, чувствуешь ведь? Это из тебя плохое выходит, «какашка» твоя, сидящая в тебе. Ух ты, какая большая, всё тянется и тянется… Но ты не бойся – всё теперь хорошо будет…» Холод всё не кончался, и я подумал, что пора бы заканчивать с этим сеансом экстрасенсорного воздействия. Ибо и так уже отсутствовал на рабочем месте достаточно долго.
Мы познакомились, но он просил не упоминать его имени, чтобы не понаехали всякие журналисты-доктора со своими дурацкими исследованиями… На чём мы и простились, причем от протянутой руки он отказался: «Ты что, обратно хочешь всю грязь, что я вытягивал?»
На прощание он еще раз внимательно глянул в глаза и спросил: «Ну, о чём думал-то? В чём проблема была?» Я отделался парой слов, а что там скажешь за пару слов-то… И пошёл продолжать рассказ о своей утраченной душе.
Холод, правда, еще час-другой держался в моей груди, но я знал, что он уходит. И хотя окончательно проблему этот ведун не решил, да и как её решишь, но жить стало легче. И нужнее.
Так что, друзья мои, не переживайте за меня так уж сильно. Мысли о смерти души поэта всё ещё не оставили меня, и перемены будут во мне, но ничем страшным это окончиться не должно вроде бы. Мы ещё споём…

Январь 2007, Астрахань