Совершенно секретно

«Литературной работой, написанием книг для детей, я занялась, когда мне уже было близко к пятидесяти. Но я ни одной строчки не написала о внешней разведке, которой отдала четверть века жизни. Я была связана подпиской, по существу, воинской клятвой, никогда, даже уволившись или уйдя в отставку, не писать о разведке, не предавать гласности методы работы органов ВЧК – КГБ. И сейчас меня иногда останавливает мысль, что излишняя информация о нашей разведке может повредить моей Родине. Не случайно, берясь за свою первую книгу, я по привычке в правом верхнем углу страницы напечатала: «Сов. секретно» и смутилась — пишу ведь не докладную записку, не рапорт!!!»

Так написала в своей последней книге «Теперь я могу сказать правду» уже тяжело больная известная детская писательница Зоя Ивановна Воскресенская, когда в начале девяностых годов узнала, что ее официально «рассекретили». До этого почти тридцать пять лет она успешно трудилась в литературе.
Роман «Консул», две повести – «Девочка в бурном море», «Зойка и ее дядюшка Санька», рассказы «Гнездо на балконе», «Оркестр», «Девочка с косами», «Ястребки», «Ленивое солнце», «Петя-Пересмешник»… Книги Воскресенской были опубликованы тиражом почти в 25 миллионов экземпляров, переведены на шестьдесят(!) языков.  Была удостоена премии Ленинского комсомола, а затем стала лауреатом Государственной премии СССР…
И все это было только верхушкой огромного айсберга: всей ее предыдущей жизни, в которой тоже было немало высоких наград: Орден Ленина, Орден Трудового Красного Знамени, Орден Октябрьской Революции, два ордена Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги», знак «Заслуженный работник НКВД»…
Только после ее смерти (а Зоя Ивановна не дожила всего нескольких месяцев до выхода своих воспоминаний) стало известно, что знаменитая детская писательница, произведения которой входили в число «программных» для средней школы, была… легендой советской разведки, которой посвятила почти четверть века…
Когда произошла Октябрьская революция, Зое было десять лет. А ее трудовая биография началась четыре года спустя: сначала она служила библиотекарем в одном из батальонов ВЧК Смоленской губернии, затем – в штабе ЧОНа.  Два года спустя Зоя стала воспитательницей, точнее, политруком в детской колонии. Именно тогда впервые возникла мысль о литературном творчестве, Зоя стала собирать материал для первой книги. Но как раз в это время появилась знаменитая «Педагогическая поэма» Антона Макаренко. Все свои записи со свойственным молодости максимализмом Зоя уничтожила, хотя впоследствии и сожалела об этом.
 Потом Воскресенская работала на заводе им. Калинина в Смоленске, где и увлеклась сначала комсомольской, а затем и партийной деятельностью (кандидатом в члены ВКП(б) она стала в двадцать один год. Там же вышла замуж за Владимира Казутина, родила сына, тоже Владимира, но брак довольно быстро распался.
В конце 1928 года Воскресенская переехала из Смоленска в Москву по партийной путевке для работы в Педагогической академии имени Крупской. Но на самом деле она начала работать в ОГПУ – сперва машинисткой, а затем сотрудницей Иностранного отдела, то есть внешней разведки.
Первым местом нелегальной работы Зои Ивановны стал Харбин, куда она прибыла в качестве сотрудницы советского нефтяного синдиката. А на самом деле молодая разведчица осваивала премудрости своей новой профессии: пароли, отзывы, тайники, конспиративные квартиры... В воспоминаниях Воскресенской есть страницы об этом периоде ее жизни:
«Мое самое первое задание. В лавке антиквара, хозяин которой сотрудничал с нами в качестве так называемого почтового ящика, я должна была получить шифрованное письмо. Заходила туда, называла пароль, что-то связанное с фарфоровыми пасхальными яйцами, получала отрицательный ответ, рассматривала товары и уходила. И вот однажды хозяин лавочки передал мне записку. Я судорожно зажала ее в кулаке и не разжимала до тех пор, пока не приехала в резидентуру. Здесь я долго не могла разжать кулак — пальцы так онемели, что никак не разжимались».
Зоя Ивановна вернулась из Китая в Москву в феврале 1932 года, уже не новичком, а достаточно опытной разведчицей. Некоторое время она курировала Эстонию, Литву и Латвию, а позже отправилась в Ригу под видом знатной дамы – баронессы. Там она намеревалась получить латвийский паспорт и тем самым заложить основу своей «легенды».
План «сработал», и в скором времени Воскресенская была командирована в Берлин. Руководство планировало сделать «баронессу», уже достаточно известную в Европе, любовницей высокопоставленного швейцарского военного, дабы получать от него необходимые разведке сведения. Отказаться от выполнения приказа Зоя Ивановна, разумеется, не могла, но заявила, что застрелится, как только выполнит задание Центра. Терять ценный кадр начальство не хотело, и план отменили.
Большую часть своей разведывательной жизни Воскресенская провела в Финляндии (1935-1939 гг.) и Швеции (1941-1944 гг.)
В Финляндии Воскресенская была заместителем резидента, а официально выполняла обязанности руководителя советского представительства «Интуриста» в Хельсинки. Оперативным псевдонимом разведчицы было имя Ирина.
Через полгода прибыл резидент -  консул Ярцев, он же  Борис Аркадьевич Рыбкин. Первоначально отношения между резидентом и его заместительницей никак не могли наладиться из-за излишней требовательности и придирчивости Ярцева. А потом…
«Мы спорили по каждому поводу. Я решила, что не сработаемся, и попросила Центр отозвать меня. В ответ мне было приказано помочь новому резиденту войти в курс дел, а потом вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось. Через полгода мы запросили Центр разрешить нам пожениться. Мы опасались, что Центр не допустит «семейственности». Но Москва дала «добро». Так я стала мадам Ярцевой».
Воистину, от ненависти до любви…
В Финляндии Зоя Ивановна познакомилась с Павлом Анатольевичем Судоплатовым (в будущем генерал-лейтенантом, начальником специального управления КГБ), который тогда был агентом-нелегалом. Теплые отношения между ними сохранились на всю жизнь.
В Финляндии же «мадам Ярцева» была связана с другими нелегальными агентами, использовала многие источники, недоступные для других.  Именно к ней поступали сообщения от «Красной капеллы» - знаменитой германской антифашистской группировки.
Военный конфликт с Финляндией в 1939 году вынудил супругов Ярцевых вернуться в Москву, где Зоя Ивановна за короткое время стала одним из ведущих аналитиков во внешней разведке. Наделенная не только красотой и обаянием, но и незаурядным умом, именно она была автором известной аналитической записки, в которой предупреждалось о неизбежности войны между Германией и СССР. В том, что это может произойти практически в любой день, Зоя Ивановна убедилась лично: в самом начале июня 1941 года в Москву с гастролями прибыла балетная труппа Берлинской оперы и германский посол граф Вернер фон Шуленбург устроил по этому поводу большой прием. Пригласили и Зою Ивановну, которая официально представляла Всесоюзное общество культурных связей с заграницей.
«...Начались танцы. Шуленбург пригласил меня на тур вальса. На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.
- Не кажется ли вам забавным, господин посол, — спросила я, — что мы танцуем с вами в балетной труппе Большого театра?
- Действительно забавно, — усмехнулся Шуленбург. — Такое, к сожалению, случается лишь раз в жизни, а я к этому не готов.
- Вы не любите танцевать? — спросила я с наивностью в голосе.
- Признаться, не люблю, но вынужден, вынужден, — еще раз подчеркнул Шуленбург.
И я вдруг почувствовала какой-то иной смысл в его словах, сказанных с горечью.
Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила в своей памяти, что на стенах остались светлые, не пожелтевшие квадраты от снятых картин. Где-то в конце анфилады, как раз напротив открытой двери, возвышалась груда чемоданов».
Было совершенно ясно, что посольство готово к эвакуации, а балет приехал в Москву лишь для отвода глаз. 17 июня 1941 года Зоя Воскресенская подала руководству очередную докладную записку, которую ее начальство передало лично Сталину.
«Наша аналитическая записка оказалась довольно объемистой, а резюме – кратким и четким: мы на пороге войны. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время… Иосиф Виссарионович ознакомился с нашим докладом и швырнул его.
- Это блеф! – раздраженно сказал он. – Не поднимайте паники. Не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь.
Подчеркиваю, это было 17 июня 1941 года».
С самого начала войны Зоя Ивановна входила в состав Особой группы, которая подбирала, обучала и перебрасывала во вражеский тыл диверсионные и разведывательные отряды. Она и сама готовилась к заброске в тыл – работать смотрительницей на стратегически важном железнодорожном переезде. Но вместо сторожевой будки оказалась… в советском посольстве в Швеции. Официально - в качестве пресс-атташе под началом Александры Коллонтай. На самом же деле, как и в Финляндии, она была заместителем резидента – своего мужа.
«В дипломатических кругах Стокгольма эту русскую красавицу знали как Зою Ярцеву, блиставшую прекрасным знанием немецкого и финского языков. Супруги пользовались большой популярностью в шведской столице», - пишет в своих воспоминаниях генерал П. А. Судоплатов.
При встрече со своим новым пресс-атташе Александра Коллонтай сразу четко определила круг вопросов, которыми следовало заняться:
«Мы заинтересованы, чтобы Швеция и далее оставалась нейтральной, ведь это одна из важнейших площадок в Европе, с которой мы можем вести наблюдение за противником. Другая наша задача – противопоставить клеветнической пропаганде гитлеровцев и их пособников в Швеции правду об СССР и советском народе. Будем выпускать «Информационный бюллетень», сообщать сводки Совинформбюро. На русском, шведском и английском языках».
С этой задачей Зоя Ивановна справилась блестяще: тираж бюллетеня за очень короткое время вырос до 30 тысяч экземпляров. Более того, ей удалось добиться демонстрации советских фильмов в специально подобранном помещении с кинозалом. Жители Стокгольма увидели трилогию Донского о Горьком, «Мечту», «Цирк»… А когда Воскресенская услышала по радио «Ленинградскую симфонию» Шостаковича, то попросила Москву выслать партитуру и договорилась об исполнении с Гетеборгским симфоническим оркестром. Заключительные аккорды завороженная публика слушала стоя…
Зоя Воскресенская находилась в Швеции с 1941 по 1944 год, и в тесном сотрудничестве с Александрой Коллонтай добилась, в частности, того, что 20 сентября 1944 года Финляндия порвала союз с фашистской Германией и подписала перемирие с Советским Союзом. Но это был всего лишь эпизод из той огромной работы, которой занималась Зоя Ивановна под началом своего супруга.
Из Стокгольма были предприняты попытки восстановить временно прерванную связь с «Красной капеллой». Агент, подобранный супругами Ярцевыми, сумел выйти на контакт с «Капеллой», но через несколько недель антифашистская группировка была выявлена и уничтожена немцами. Виновника провала «Красной Капеллы» удалось установить только после окончания войны – это был сотрудник абвера, а не советский агент. Но в марте 1944 года супруги Ярцевы (Рыбкины) были отозваны в Москву. Борис Аркадьевич курировал заброску нелегальной агентуры и разведывательно-диверсионных групп в оккупированные немцами страны Восточной Европы, Зоя занималась аналитической работой.
После окончания войны Борис Рыбкин стал начальником отдела Управления внешней разведки, а Зоя Ивановна - заместителем начальника отдела в другом управлении. В 1947 году супруги Рыбкины впервые за двенадцать лет совместной жизни получили отпуск. Они решили провести его в Чехословакии.
«Мы бродили по окрестностям Карловых Вар и мечтали, что, уйдя в отставку, попросим дать нам самый отсталый колхоз или район и вложим в него весь наш жизненный опыт, все, что познали в странствованиях: финскую чистоплотность, немецкую экономность, норвежскую любознательность, австрийскую любовь к музыке, английскую привязанность к традициям, шведский менталитет, в котором объединились благоразумие, зажиточность и тот внешний вид, когда трудно определить возраст – от 30 до 60. Мы ничего не нажили – зато у нас была великая жажда познания. А еще в те дни мы пережили взлет влюбленности.
-Это наше, хотя и запоздалое, свадебное путешествие, – смеялся Борис».
 «Медовый месяц» был неожиданно прерван срочной телеграммой: Борису предстояло отправиться на встречу с курьером в Баден-Баден, а Зое – вернуться в Москву. Ничего необычного в этом не было, но Воскресенскую мучили дурные предчувствия:
 «В ту ночь рыдала, не знаю отчего. Мне кричать хотелось: все, мы больше не увидимся».
В конце 1947 года, будучи резидентом в Праге, причем весьма успешным,  полковник Борис Рыбкин погиб в автомобильной катастрофе. Но Зоя Ивановна не поверила в официальную версию этой трагедии.
«2 декабря меня привезли в Клуб имени Дзержинского. Гроб был в цветах, было очень много венков. Я склонилась над Борисом. Лицо не повреждено, руки тоже чистые, ни ссадин, ни царапин. Но когда я хотела поправить надвинувшуюся на щеку розу, то увидела за правым ухом зияющую черную дыру (?). Урну с прахом захоронили на Новодевичьем кладбище».
Спутать пулевое ранение с травмой от аварии Зоя Ивановна не могла: слишком многое она повидала за свою жизнь в разведке, слишком опытной была. Но самостоятельно расследовать дело о гибели супруга ей не позволили, хотя она и подавала соответствующий рапорт непосредственно тогдашнему министру госбезопасности Виктору Абакумову. Не помогли и дружеские отношения с генералом Судоплатовым. Тайна гибели полковника Рыбкина так и осталась неразгаданной, сама Воскресенская предполагала какие-то внутрисистемные противоречия.
Зоя Ивановна продолжала работать в органах, стала начальником немецкого отдела внешней разведки, выезжала в командировки в Берлин, вела огромную аналитическую работу. Ей оставался всего год до пенсии, когда умер Сталин.
«После траурных дней стали приоткрываться черные страницы неоднозначной личности «отца народов». Начались аресты тех, кто участвовал в расправах 1937-1938 годов. На Лубянке поспешно освобождались от старых кадров, увольняли, как это обычно у нас делалось, всех подряд. Под подозрение брали каждого».
Был арестован сам Лаврентий Берий, следом за ним - начальник 4-го управления НКВД генерал-лейтенант Павел Судоплатов, бок о бок с которым Воскресенская проработала два десятка лет. Зоя Ивановна не смогла остаться равнодушной: выступила на партийном собрании, где ее выдвигали в партком Управления внешней разведки с самоотводом, объяснив это тем, что с Судоплатовыми дружила семьями и не верит в его виновность.
Зое Ивановне почти немедленно объявили об увольнении «по сокращению штатов» и предложили… поехать в Воркутинский лагерь для особо опасных преступников на должность начальника спецотдела, которую занимал старший лейтенант, ожидавший замены. Она, имевшая звание полковника, согласилась.
«Оказалось, что во всей Коми АССР появился единственный полковник, да и тот – женщина! Даже министр внутренних дел был майором, а начальник внутренних войск – подполковником. В местных парикмахерских втрое увеличилась клиентура, в парфюмерном магазине раскупили весь одеколон. Под разными предлогами в мой кабинет заходили начальники и сотрудники других отделов… А ведь мне было уже сорок восемь лет…
Два года в Воркуте стали для меня большой жизненной школой. Я познакомилась с тысячами изломанных, исковерканных судеб. Видела и пыталась помочь тем, кто наказан несправедливо».
В пятьдесят лет Зоя Ивановна вышла в отставку, но пенсию получала не от КГБ, а от МВД. И… начала новую жизнь: полковника Рыбкиной больше не было, появилась писательница Зоя Воскресенская. Признание и слава не заставили себя ждать, хотя Зоя Ивановна писала не о тайнах своей прежней профессии, а исключительно детские книги.
Она умерла в возрасте восьмидесяти пяти лет, не увидев своей первой и единственной книги воспоминаний.

В день похорон Воскресенской 8 января 1992 года одна из центральных газет написала в некрологе:
«Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина всю свою жизнь служила делу, служила своей Родине».
Она похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.