Перелетный город

Однажды, копаясь на чердаке, я нашел старые запыленные ничьи крылья. Я очень давно о них мечтал. Я видел в снах, как я летаю над домами, над городом. Это было очень легко. Я просыпался с ощущением потери и понимал, что крыльев нет, что здесь нет шансов на то, что смогу летать когда-либо. Время шло. Я успел примириться с мыслью, что здесь невозможно добиться того, о чем мечтаешь. Люди, живущие здесь, живут мечтами этого мира. Они знают, что если очень сильно захотят, то смогут добиться того, о чем они мечтают. Это вдохновляет их и дает им силы.
Я не знал, что мне делать здесь. Я брался то за одно, то за другое и понимал, что ничем не могу увлечься. Более того, та реальность, в которой я просыпался, стала казаться мне менее реальной, чем сны. Я смотрел на людей и мне казалось, что чем больше я на человека смотрю, тем дальше он отодвигается. Помню такой случай: отец мне обьяснял какую-то теорему из геометрии, я а добросовестно пытался ее понять. Я очень хотел сделать ему приятное. Но, к сожалению, я очень скоро потерял нить его обьяснений. Я посмотрел на него, и, к моему ужасу, он стал отдаляться от меня. Я видел его четко, я слышал звук его голоса, но тем не менее он удалялся. Или это я падал? Мои глаза зафиксировались, я не мог никуда повернуть взгляд, чтобы избавиться от наваждения. Между нами бездна, тогда понял я. И после этого я стал опасаться пристально вглядываться в людей. Я не хотел видеть, как они далеки на самом деле. И я понимал, что им тоже не по себе от моего пристального взгляда.
Некоторое время спустя после этого я узнал про якоря. Якоря - я их так называю, потому что они позволяют на некоторое время прикрепиться к миру и не опасаться этого внезапного отдаления-падения, которое так испугало меня в детстве.
Якорем может стать все, что угодно. Лист бумаги, на котором получился рисунок, в котором есть что-то, чего я до этого еще не видел. Человек, встречать которого мне хочется снова и снова.
Потом я понял, что могу безболезненно всматриваться в свои создания, не боясь отдалиться И хотя ощущение было сродни тому, что и с людьми, но здесь стоял на месте я, а взгляд мой проникал глубже и глубже.
Якорем может оказаться простое ощущение, например весны в воздухе.
Якорей лучше, чтобы было несколько. Если вдруг один "отцепится", другие будут держать, хотя нагрузка на них возрастет. И постоянно надо искать новые. Потому что ни один якорь не может держать вечно. Иногда бывало так, что все якоря одновременно отказывали. И тогда малейшее дуновение внешнего ветра могло меня унести из этого мира, скорее всего, без возможности вернуться. А я ненавижу расставаться. Даже с той реальностью, которая не является моей. Ведь если я в ней появился, значит надо играть игру до конца. Ничего не бывает зря, я хочу в это верить.
Мне везло - ни в один период, когда якоря отказывали, внешний ветер не дул. Поэтому я оставался здесь. Внешний ветер - очень опасная вещь, когда не можешь управлять полетом. А без крыльев управлять полетом невозможно.
Я держал их в руках, смотрел в узкое чердачное паутинное окошко и думал: "теперь мне не нужны якоря. Теперь я могу когда угодно улетать, и когда угодно возвращаться. Я смогу найти Перелетный город, часто являвшийся мне в снах, и предупредить жителей, что на них собираются напасть, и тогда они перенесут город в другое место и останутся живы".
Я взял крылья, по одному в каждую руку. Они казались затвердевшими, чучельными и мертвыми. Вполне возможно, что это те самые крылья, которые отрезал себе старик, который рассказывал ребенку "Сказку на ночь". Когда он понял, что "с крыльями среди людей невозможно жить", он тайком пробрался сюда, на чердак, неся в руке большой остро заточенный инструмент вроде ножниц, которым он подрезывал кусты, работая садовником. Раздевшись до пояса, он вынул из кармана тряпичный кляп, нашел среди унесенных сюда и забытых пикничных принадлежностей старую жаровню с несколько лет назад потухшими углями, чиркнул огнивом, развел огонь.
У него были очень гибкие руки, несмотря на старость. Он сумел вслепую обрезать себе крылья, и криков его никто не слышал, потому что во рту был кляп. И когда он, тоже вслепую, прижег две кровоточащие раны, то аккуратно положил ненужные крылья у стенки - а вдруг кому понадобятся.
Вполне возможно, что все было не так, как я рассказываю. Он мог проделать операцию у хирурга, с обезболиванием, а крылья повесить себе на стену и с улыбкой глядеть на них иногда, а затем, когда он умер, их могли отнести сюда, вместе с другими ненужными вещами.
Я смотрю на них, и под моим взглядом они теплеют. Они просятся за спину, они явно соскучились по полету, по чистому небу. Я знаю: если их приставить к спине, они немедленно прирастут, и будут уже полностью моими.
Я стою, я замер. Я зря сказал, что смогу возвращаться когда захочу. У меня внутри медленно, как изображение, проявляющееся на фотопленке, возникает моя последующая жизнь: ищу Перелетный город, нахожу его, спасаю от уничтожения, встречаю красивую крылатую девушку, остаюсь жить там.
Я до сих пор держу крылья перед собой, в руках. Я медлю. Тишина начинает звенеть тысячами тоненьких колокольчиков. Красивая фраза, надо вставить в песню. Я медленно, чтобы не спугнуть тишину, ставлю крылья на прежнее место. Они снова приобретают безжизненный и чучельный вид. Никто, кроме меня, не узнает теперь в них настоящие.
Подождите, пожалуйста, еще немножко. У меня остались здесь дела. Я не могу назвать точно когда, но я к вам приду. Обязательно.