Сонеты 56, 57, 58. Истинная Женщина

I. Она сама

Быть нежной, и самой весны моложе,
Приятнее телесной красотой,
Чем роз бутоны на скале крутой.
Такое существо с душистым схоже
Вином, такая музыка дороже,
Чем Филомелы голос золотой.
Хранить за сердца выпуклой чертой               
Цветок существованья – странно всё же!

Как странно: для мужчины в мире целом
Нет глубже тайны! Милой благодать               
Сокрыта Небом, служащим пределом         
Глазам, которым трудно распознать
Перл в море, сердцевидную печать
Подснежника – зелёную на белом.



II. Её Любовь

Её любви бескрайний окоём               
Живит его звезда: и в милой следом,
Как в зеркале, лучом звезды согретом,
Трепещет пламя. Если повернём
То зеркало, оно чужим огнём
Едва блеснёт, как льдинка лунным светом.
Лишь в храме сердца, что другим неведом,
Огни влюблённых высятся вдвоём.          

Она стремится к неизменной цели,
Раскрыв объятья, женственна, добра,
С возлюбленным сливаясь до утра.
Но вот ночные выси заалели,
Она его полюбит не нежней ли,
Взяв за руку, как верная сестра?   



III. Её Небеса

На Небесах (Провидец нам изрёк)
Стареющий юнеет. Изначала
Блажен, кому небесным сводом стала
Властительница этих скудных строк.               
С ним вечно звучных слов её поток,
Безбрежность глаз, у пылкого портала
Душа её раскрылась, заблистала:
Там Рай – и многомирен, и высок.

Заря цветёт и вянет над холмом
Простым цветком. Все клятвы и порывы
Вернутся в прах. Однако будут живы
На Небесах, кто в странствии земном,
Любимых губ касаясь, был волнуем
Их первым и последним поцелуем.



Sonnets LVI, LVII, LVIII.
True Woman

I. Herself

To be a sweetness more desired than Spring;
  A bodily beauty more acceptable
  Than the wild rose-tree's arch that crowns the fell;
To be an essence more environing
Than wine's drained juice; a music ravishing
  More than the passionate pulse of Philomel; –
  To be all this 'neath one soft bosom's swell
That is the flower of life: – how strange a thing!

How strange a thing to be what Man can know
  But as a sacred secret! Heaven's own screen
Hides her soul's purest depth and loveliest glow;
  Closely withheld, as all things most unseen, –
  The wave-bowered pearl, – the heart-shaped seal of green
That flecks the snowdrop underneath the snow.



II. Her love

She loves him; for her infinite soul is Love,
  And he her lodestar. Passion in her is
  A glass facing his fire, where the bright bliss
Is mirrored, and the heat returned. Yet move
That glass, a stranger's amorous flame to prove,
  And it shall turn, by instant contraries,
  Ice to the moon; while her pure fire to his
For whom it burns, clings close i' the heart's alcove.

Lo! they are one. With wifely breast to breast
  And circling arms, she welcomes all command
  Of love, – her soul to answering ardours fann'd:
Yet as morn springs or twilight sinks to rest,
Ah! who shall say she deems not loveliest
  The hour of sisterly sweet hand-in-hand?


 
III. Her Heaven

If to grow old in Heaven is to grow young,
  (As the Seer saw and said,) then blest were he
  With youth for evermore, whose heaven should be
True Woman, she whom these weak notes have sung.
Here and hereafter, – choir-strains of her tongue, –
  Sky-spaces of her eyes, – sweet signs that flee
  About her soul's immediate sanctuary, –
Were Paradise all uttermost worlds among.

The sunrise blooms and withers on the hill
  Like any hillflower; and the noblest troth
  Dies here to dust. Yet shall Heaven's promise clothe
Even yet those lovers who have cherished still
This test for love: – in every kiss sealed fast
To feel the first kiss and forebode the last.