К устью Полудёнки

(Край родной)
С чего начать? Может быть, с разговора в редакции о речке Полуденной. О рыбных местах, так влекущих любителей рыбалки. Но, тем не менее, это небольшое путешествие к устью Полуденки (как ласково её называют окрестные жители) стало, как бы, продолжением происшедшего разговора.
***
В это небольшое, но обещающее быть интересным, путешествие мы отправились вдвоём. Со мной, за компанию, чтоб веселее было идти, пошёл Толик, племянник, приехавший из Перми на каникулы.
Сборы, на диво, оказались короткими. И вот начальный пункт путешествия — деревня Абакшата — позади. Время раннее, но уже чувствуется веяние наступившего дня. Побеги посевов, взбодренные обильной росой, уже поблекли. Набегающий ветер не бодрит, а связывает теплотой каждое движение.
Минуем утомленные поля, березовые перелески, поросли цветущего шиповника.
Перед нами Чуманы. Деревня проснулась. Мычат коровы. Вдали взревел мотоцикл. Деревенская улица. Любопытные взгляды хозяек. Долгий брех голосистых собак. И первый вопрос, обращенный непосредственно к нам:
— Куда направились, молодцы?
В тени старого дома на скамье сидел пожилой мужчина.
— На Полуденку. А там до Камского моря спустимся, — ответили мы, располагаясь рядом с хозяином.
Познакомились. Николай Петрович Шипицын, так зовут пожилого мужчину, рассказал о себе. В этих местах он живет двадцать лет. Участник войны, был ранен. Супруга его, Вера Степановна, работала трактористкой, дояркой. А сейчас, хотя и на пенсии вот уже три года, трудится телятницей.
...А дорога вела нас дальше. И от ее бесконечности, звонкой, чистой песни жаворонка на душе было светло и радостно.
За стволами тенистых елей вдруг мелькнули очертания домов. Еще минута, другая, и мы в Москвино. От свежих срубов строящихся домов несется перестук топоров. Рядом на лавочке бабки-непоседы обсуждают деревенские новости, Подошли близко, попросили воды напиться. Одна быстро встала и в мгновение ока вынесла квасу. Поблагодарили и дальше.
У магазина чинил порог, орудуя ножовкой, мужчина средних лет. Присмотрелись — явно нездешний.
— Точно, — подтвердил мужчина. — С-под Ленинграда. Четыре года как уехал. Здесь и женился. Живу.
Узнав, что мы собрались порыбачить на Полуденке, не удивился:
— Я тоже занимаюсь. На днях вот на уху наловил. Но вообще-то редко на Полуденке бываю. У меня теперь у дома прудок есть. В прошлом году запустили мальков. Сейчас «морду» поставишь и к вечеру уже на уху есть. А так у нас мужики все больше с саками на Полуденку ходят. Ничего ловят. Не обижаются пока.
 — А их не ловят? Ведь рыбы-то почти совсем не стало? — возразил я?
—-. От этого ли? — с ехидцей в голосе засомневался он. — Вон нефтяники в прошлое лето как подфартили. Скважину бурили в метрах десяти от реки. Так у них нефть, как пошла, так сразу и в реку. Тогда-то уж действительно загублено было рыбы немало.
Вот и еще одна мысль о причинах исчезновения рыбы в Полуденке, и других малых реках. Действительно, нефтяники, мелиораторы, работники отрядов «Сельхозхимии», нередко руководители и специалисты совхозов, несомненно, виновны. Но все сваливать только на них нельзя. В ответе должны быть и те, что занимаются далеко не безобидной ловлей рыбы сетями, «мордами»; «переметами», «саками».
До Мартыновцев добирались на попутной автомашине.
Ближе к кромке леса, к еще невидимой нити речки протянулись нестройные ряды белесых крыш домов. Чуть дальше — корпуса фермы. А у кромки леса, как бы ставя грань между обжитым и необжитым, взметнулся ввысь зерноток. А дальше, уже из деревни, снова вилась лента дороги. Одна в Ильинск, другая — в Русаки.
Полуденка сверкнула перед нами живым серебром своей глади в обрамлении тонконогих ив, таинственных зарослей черемухи и смородины. И понеслись нам навстречу, и ударили в лицо запахи разнотравья.
Не удержались, побежали к реке. Но, увидев, что невдалеке пасется стадо, и пастуха, с доброй усмешкой смотревшего на нас, остепенились.
Иван, так звали парня, рассказал о себе, охотно вступил в беседу. Но нас интересовала одна тема — рыбная ловля.
И пастух рассекретил опыт местных браконьеров, что зимой и летом грабят Полуденку.
Зимой, например, — сказал он, — на устье речки льдобурами делают лунки 5—6 метров друг от дружки. Ниже лунок прорубают майну и спускают сети, затем вдоль лунок проезжают на «Беларуси» с надетым на выхлопную трубу шлангом. Конец шланга засовывают в лунки. Тракторист газует. Рыба глушится и попадает в сети. Потом, на льду выбирается только крупная рыба. А окуни, ерши и прочая мелочь не в счет.
— Рыбнадзор куда смотрит? – переспросил Иван. — Ловит, конечно. Но разве за каждым браконьером усмотришь?
Надвигалась гроза. Мы, да и все живое вокруг, радовались приближающемуся ливню. Но туча вдруг повернула в сторону. И исчезла совсем. И солнце запалило во всю мощь.
На пригорок взбегала новая деревня. Идем по улице. Рубленые дома, окруженные садами. Буйно растут плодовые деревья, кустарники. Особенно много малины, крыжовника. Русаки издавна славились гостеприимством жителей. Некогда крупное село теперь — потихоньку теряет свое значение, мельчает.
Стучимся в первую же избу. Хозяйка, завидев незваных гостей, заулыбалась, зазвала в домик. И вот мы сидим в чистой горнице и слушаем нескучный живой разговор Екатерины Степановны Мокрушиной. Она одиннадцать лет живет в Русаках. Знает здесь каждого. И о каждом у ней доброе слово. Самой бабке Кате 75 лет. Трудилась всю жизнь. Вырастила детей; похоронила мужа. Не перенес извлечения осколка из груди.
Она быстро заметила нашу усталость и, не слушая возражений, постелила в прохладном чуланчике постель. Толик, едва прикоснувшись головой к подушке, тут же уснул. А я, выйдя на крыльцо покурить, дослушал рассказ бабки Кати, о том, что во время войны в этих местах были лагеря для военнопленных и не только. Её знакомый, во время войны работавший на Свердловском заводе, семнадцатилетним пареньком тоже отбывал наказание в этих местах. За опоздание на работу на 20 минут. По законам военного времени, полгода исправительных работ.
Проснулся от легкого прикосновения. Бабка Катя разбудила нас ровно через два часа, как мы просили ее.
— Может, переспите, — предложила она, — не ходите на ночь-то глядучи. Но и перечить нашим возражениям не стала, отправив в рюкзак целый килограмм лукового пера, буханку хлеба и добрую пачку соли, И долго махала нам рукой, пока не скрылись за поворотом.
Позади заурчала автомашина, облила светом фар. Враз подняты руки. И вот уже мы в кузове. А через двадцать минут засветились огни Комарихи — столицы этого удивительного лесного и речного края. Играла музыка. В клубе танцы. Вдали стадо коров. Уже выгнали на ночную пастьбу.
Той же ночной порой прошли еще две деревни: Беклемышево и Перчаты. Раньше доводилось бывать в обеих. Деревни совсем маленькие. Беклемышево на правом берегу Полуденки. Спряталось в тени бесчисленных черемух,
Как-то уж совсем незаметно подошли к цели путешествия — устью Полуденной. Несмотря на непомерную усталость и ночь, позади было 37 километров пути, когда, наконец-то, блеснул бесконечной гладью залив Камского моря, Толик рванул вперёд, к берегу. И я еле успел запечатлеть этот момент на фотоаппарат.
В лугах вытягивал свои куплеты коростель. Туман, что стлался над рекой залива, стал потихоньку подыматься. В кустах заговорила птаха, подал голос проснувшийся соловей. И вот уже и река, и земля, и лес вокруг стали оживать. Из-за горизонта всплывало оранжевое солнце.
Но вот и конечный пункт нашего путешествия. Деревня и пристань Костята. Ровно в полдень подошла «Ракета». За кормой осталась тихая уральская речушка. Память надолго сохранит встречи с деревушками, раскинувшимися на её зеленых берегах, беседы с людьми нашего лесного края.
…Так сложилось, что после этого путешествия с Толиком мы встречались редко. Он выучился, сходил в Армию… Обзавёлся семьёй. Сыновья подрастают. Но даже при этих редких встречах неизменно заходит разговор: «…А помнишь…».
До новых встреч, Полуденка!
***
Много лет прошло с той поры. А проблемы того времени — остались. И нахлынувшие новые во стократ переплюнули своим размахом и бедственностью. Деревенский житель в хороший магазин, как в музей ходит. Только и спасает — домашнее хозяйство. Да и то, если крепкие руки, да трезвая голова имеется. Но и это ещё не гарантия трудного, с потом и кровью, успеха. Двести с лишним лет стояли деревни. Люди растили хлеб, разводили живность. Всякие лихие времена пережиты Графской стороной (так во времена нашего детства называли вышеназванные деревни), как и Ласьвинской (Абакшата). Держались. Выдержат ли беспредельщину ХХI века? — Не знаю. Одно хочется сказать:
— Держись, Полудёнка!
               
Краткий
историко-топонимический
справочник

Абакшата. Под таким названием известны две деревни: 1. в Ананичевской с/а на речке Долгой, пр. Б. Ласьвы, впадающей в Каму. Упоминается в источниках с 1782 года как «деревня Абакшиных». В ней тогда жил Пётр Авакумов сын Нечаев.
Чуманы. Деревня на р. Долгой. Известна с 1795 года, как деревня Чуманова. Назв. связано с прозвищем Чуман. Так чуваши называют нерасторопного, вялого человека. В пермских говорах – чело русской печи, а так же берестяная коробка, для сбора ягод и питья.
Москвино. Деревня известна с 1782 года. В ней тогда жил Семён Егоров сын Москвин.
Мартыновцы. Деревня на реке Полудённой, приток Камы. Известна с 1795 года. Первоначально д.Попова. Мартыновцы – коллективное прозвание потомков жившего здесь Мартына Попова.
( Ж / С Пермский край. 2006/07. стр.840; 854. издательство М плюс Б)

Других названий деревень, упомянутых в рассказе, на картах и в справочниках найти не удалось, уже в списках не значатся! Лихолетье…

Июнь1981 — август 2006.