первая и последняя несоветская хрестоматия

http://blogs.mail.ru/mail/kedrov42/227C1178B3EB46EE.html
Песня ЕСТЬ НА СВЕТЕ СТРАНА ПЕЧАЛИ

Зевгма так и не поступила в школы и ВУЗы
НИКТО НЕ ВЕРИЛ, ЧТО ТАКОЕ МОЖЕТ БЫТЬ НАПЕЧАТАНО
К выходу новой поэтической хрестоматии для школьников

«Известия» № 140, 26 июля 1994


Новая хрестоматия со скромным подзаголовком «Пособие для учащихся» вряд ли оставит кого-нибудь равнодушным. Ее содержание в полной мере соответствует рубрике, под которой вышла эта книга. «Программа: обновление гуманитарного образования в России».
Все началось с тихого летнего вечера, когда преподаватель Тамбовского педагогического института, поэт Сергей Бирюков, сидя на завалинке деревенского дома, прочел объявление в «Литературной газете» о том, что Фонд «Культурная инициатива», финансируемый Фондом Сороса, объявляет конкурс на нестандартное пособие для учащихся. Дальше последовала чисто поэтическая акция. Сергеи Бирюков отважился послать на конкурс свою дерзкую книгу под названием «Зевгма. Русская поэзия» (от
маньеризма до постмодернизма).
Никто не верил, что это может быть напечатано, да еще в таком солидном издательстве,
как «Наука». И тем не менее чудо произошло. Работа Сергея Бирюкова прошла весьма обширный творческий конкурс и получила грант Сороса.
Теперь она, свежеотпечатанная с надписью «бесплатно», томится на книжном складе, а Сергей Бирюков, как раз, что называется, тютелька в тютельку защитил наконец свою диссертацию о русском поэтическом авангарде.
Несмотря на все перестройки, путчи и революции, я бы не рискнул походя знакомить неподготовленного читателя с этими «хрестоматийными» текстами. Маячит перед глазами призрак Хрущева, орущего на художников «господа пидарасы». Все новое, непривычное поначалу пугает, а потом... Становится хрестоматией.
В хрестоматии поэты ХVII—ХХ веков, от Державина до Хлебникова, от Хлебникова до наших дней.
Вот последнее предсмертное стихотворение Гаврилы Романовича Державина. Сколько раз его читал-перечитывал и никогда не подозревал, что заглавные буквы каждой строки, прочитанные сверху вниз, составляют зашифрованную фразу: «Руина чти».

Река времен в своем стремленье
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы!

Написано это грифелем на аспидной доске, и до сих пор сохранились очертания этого незавершенного акростиха поэта.
Стихотворение из одной строки, или так называемый «моностих»,— излюбленный жанр всех поэтов. Вспомним знаменитый стих Брюсова, потрясший литературную общественность начала века,— «О, закрой свои бледные ноги». До сих пор его помнят все
ценители поэзии, хотя в советских учебниках по литературе эта строка приводилась в ругательном контексте лишь для того, чтоб ее как можно скорей забыли. Эффект, как всегда,— обратный.
«Будь сами себе Египет»,— написала поэтесса из города Ейска, известная в Америке и в Париже под псевдонимом Ры Никонова. Вместе со своим супругом — художником и поэтом Сергеем Сигеем она вот уже 30 лет продолжает традицию крупнейшего футуриста Крученых, творя образцы так называемой «заумной поэзии». По сути это то же, что беспредметная живопись. Там музыка в цвете, здесь музыка в словозвуке. Беспредметная живопись Кандинского, Малевича давно стала гордостью всех музеев. И никто уже не спрашивает, «что здесь изображено», а просто наслаждается гармонией цвета и формы.
Участь беспредметной поэзии намного горше. Она до сих пор томится а литературных спецхранах, не находя выхода к своему читателю. Хрестоматия Сергея Бирюкова — это лишь несколько бурунчиков а море потаенной поэзии. Здесь есть свои шедевры, среди которых опять же ставшее классикой стихотворение Велимира Хлебникова:

Бобэоби пелись губы,
Вэзоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй — пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на Полете каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.

«Тайна рождения заумного слова так же плотно скрыта от автора, как и от читателя»,— писал автор этого удивительного по тонкости и нежности слога стихотворения. А Казимир Малевич, когда-то объявленный у нас в России немецким шпионом, сказал в 1913-м году: «Разум – первое образование лика человека. Интуиция — смутное образование второго лика. Но то, что сейчас в тайне, будет яснее солнца». О заумной поэзии, как это ни странно, сказано немало умных вещей. Профессор университета штата
Кентукки из США Джеральд Янечек оставил в хрестоматии такое высказывание: «Довольно часто люди, когда они сталкиваются с заумью, считают, что это просто
нонсенс, бессмыслица. Не бессмыслица, а не-определенный смысл».
А ведь не только к заумной поэзии это применимо. Разве вся наша жизнь от экономики до политики не есть сплошная цепь неопределенностей.
Вот ведь тянуло многих поэтов к написанию палиндромов, когда стихотворение одинаково читается справа налево и слева направо. Здесь есть свои непревзойденные
шедевры. Взять хотя бы державинские строки о Боге:

Я разуму уму заря
Я иду с мечем судия.

Настоящая икона в слове. Ощущение какой-то бесконечной завершенности. Действительно образ Бога. Совсем иное у Валерия Брюсова, игровое, звучащее: «Я — идиллия? Я — и Лидия?» Зато как трагично и глубоко звучит даже одна строка из двух слов у Николая Ладыгина «Мук Аввакум».
О Ладыгине разговор особый. Тот же Сергей Бирюков издал недавно в Тамбове его книгу «Золото лоз» (палиндромические стихи и поэмы). Ладыгин умер в 1975-м году, прожив 78 лет. Его палиндромическая поэзия — это одновременно какая-то тайная история всей русской литературы, скрытая в языке: «Ум его бог ему» — это о Льве Толстом, «Муза ранена. Разум» — это о Лермонтове. И еще о Блоке, о Горьком, о Хлебникове, о Есенине... И невольно скажешь однострочным стихотворением Владимира Перепьмутера, тоже приведенном в этой хрестоматии. «Блажен, кто пережил историю России». Что же касается автора этой хрестоматии, да и всех, кто в нее вошел с запозданием, кто на 300, кто на 30 лет, то к ним применим этот стих в слегка измененном виде: «Блажен, кто пережил поэзию России». Кто нес ее в себе все эти годы, пока не пришел час признания.