Отныне и навеки веков

"О, декаданс случайной встречи...
Стол, преферанс, горящие свечи...
На патефон надета пластинка,
Гои сидят и слушают Стинга..."(с)


За окном неумолимо сгущался вечер. Промозглый ветер громыхал пустыми ветвями, наслаждаясь их натужным шелестом и треском. "А ведь скоро зима уйдет. Ветер утихнет. Вечер уступит место багряным сумеркам... Но мысли останутся те же."

Он встал с кресла, неохотно выпрямляя уставшую спину. Сделал несколько слегка шаркающих домашними туфлями шагов, остановившись против пыльной полки. Снял оттуда парочку книг, из-под них извлекая сверкающую серебром музыкальную шкатулку.

Вернувшись в кресло, Он поставил шкатулку на стол (медленным движением, стряхнув с него оставшиеся карты), снял иглу с патефонной пластинки, оставив, пусть и порядком уж поцарапанную, крутиться дальше, зажег новую свечу - Он не любил электричества... Затем, накинув на себя старый, местами облезлый, но все еще теплый плед, открыл шкатулку.

Внутри на бархатной платформе лежала маленькая фарфоровая куколка балерины. Белая гипюровая пачка ничуть не смялась, а, пусть нарисованные, но живые глаза все так же светились голубым огнем. Рядом лежал тонкий длинноватый шприц и четыре пузатые ампулы.

Он непривычным движением отломал горлышко одной из них, наполнил шприц, и затем, наконец-то сделал инъекцию.

Повертев в руках хрупкую фигурку, поставил на платформу и завел шкатулку... Раздалась музыка.

Но было все так же скучно.

Он достал с полки одну из многочисленных книг, и, открыв наугад выбранную страницу, принялся за чтение. Ритуал просматривания букв в книгах Он называл "чтением" скорее по привычке. Уже давно не вдумываясь в смысл слов, переворачивал листы за листами, пытаясь найти что-то, чего раньше не видел... Но заканчивалось это лишь тем, что, досмотрев книгу до конца, Он, громко стукнув по обложке, отправлял в который раз на полку.

"Еще." В этот раз, ампула открылась легче.

А фигурка продолжала танцевать, ломаными движениями своих суставов напоминая конвульсии эпилептиков.

За окном пошел снег. Ровными, тонкими белыми нитями он опускался с неба, обвивая все, к чему бы не прикоснулся.

"Кажется, морфий подействовал. Ведь я люблю снег. И он все-таки выпал."

Музыка усилилась. Теперь вместо угловатых звуков шкатулки можно было явственно различить чью-то игру на фортепиано.

"Да. Это несомненно действие морфия."- Он подошел к окну, желая поближе увидеть столь долгожданный снег, но тут же отпрянул. Внизу, на холодном снежном ковре, танцевала балерина. Собранные в узел черные волосы, тонкие руки, узкие губы и небесной синевы глаза. "И плевать, что небо сейчас черное."

Он стоял за занавеской, не шелохнувшись, и боясь, чтобы Его не увидели. Чтобы этот сон не растворился от прикосновения Его взглядом.

Но, в поднявшемся тумане уже практически нельзя было различить танцующую фигуру, и Он принял решение.

"Еще."

Он торопился. Сразу после инъекции кубарем скатился по лестнице вниз и на распашку открыв дверь, выбежал на двор, не заботясь о теплой одежде и обуви.

Снизу туман был практически незаметен. Здесь он уже не придавал болезненно-обреченного оттенка, став неким мистическим покрывалом. А танец теперь стал даже более величественным. Воистину королевским.

Сначала Он снова наблюдал. Позже, отважился приблизиться, коснуться тонкого запястья... Теперь это Его Красота. Только Его. Отныне и вовеки веков. Отныне и вовеки веков...

"Еще! Еще! Продлить этот миг!" Но туман стал сгущаться. Туман сознания на этот раз. И даже снег не был способен проникнуть через него...

Наверх Он взлетел, будто бы и не действовала более сила земного тяготения... И, отчасти, это было правдой. Земным законам Он более не подчинялся...

Оставалась последняя ампула. Укол был сделан так быстро, насколько только были способны Его трясущиеся руки. Но Он не успел. Зачинался рассвет.

"Живой, или мертвый - не важно. Отныне моя. Отныне и навеки веков. Красота..."

Игру шкатулки прервал мягкий стук выпавшего из руки на ковер шприца. В последний раз...

Отныне и навеки веков...