рассказ про стену и мышь

Мышь, стоя неподвижно у огромной стены из серого кирпича прижала уши. А что, собственно, ей оставалось - выбора не было. Ветер гонял из стороны в сторону покрытое инеем «перекати поле». Угрюмые травинки, придавленные к земле холодом, молчали. Остальные мыши видимо ушли куда-то без неё.
Стена  тоже была холодной, промазанной в щелях цементом, выпирающим наружу неровными выпуклостями, и до самого неба, где покрытое пленкой степного тумана желтое солнце повисло ненадолго, совсем не отдавая тепла.
«Черт!» - подумала мышь, и стала рыть под стену, однако усилия её были смешны. Мышь долго ругалась матом и пошла вдоль. Она шла, шла, шла, пока, наконец, не осознала, что стена не кончается и вряд ли вообще когда-нибудь кончится.
Мышь закурила, и стена закашляла.
«Странно» - подумала мышь и подняла свои красные глазки-бусинки. «Обалдеть» - в следующую секунду сказала мышь: стена уже не была просто серой и просто кирпичной, она была живой, состоящей их множества больших дышащих клеток, наполненных цитоплазмой, содержащей ядра и прочую клеточную снедь. Через всё это громадное, шевелящееся строение протянулись толстые, бордовые и темно-фиолетовые вены и артерии, а самое главное – от стены растекался  поток мягкого укутывающего тепла. Мышь неосознанно разулыбалась, но потом отошла с настороженностью, где ещё она видела такие живые стены? Однако, подождав немного, она рассудила, что чем дальше от стены – тем холоднее, и стала подбираться обратно…
Тем временем желточное солнце окончательно потускнело. Небо набрало сначала яркой синевы, раскинулось тысячами белых и розовых звезд, а потом и вовсе затянулось чернотой и, спустя минуту, проявился прозрачный и худенький кусочек сыра. Тот кусочек, до которого мыши никогда не допрыгнуть (но она надеялась, что когда душа отделится от тела – она обязательно откусит хотя бы скромный шматочек, и с ним уйдет в вечность, довольная) …
«Я мышь»  - сказала мышь стене, но стена ничего не ответила, лишь продолжала мерно и спокойно дышать, излучая тепло. Некоторое время пушистый комок ёрзал в нерешительности, но потом принял решение, что стена большая, а мышь маленькая, и причинить дискомфорт своим присутствием не способна.
Свернувшись калачиком около самой нижней клетки, мышь вдруг почувствовала, как проваливается в мягкую студенистую субстанцию, где вскоре смогла вполне разборчиво разобрать речь стены. Так они и познакомились, проболтали до рассвета и даже понравились друг другу.
Утром стена вновь обрела привычные очертания (но мышь то знала!), и с наступлением темноты всё повторилось, и повторялось довольно долго. Впрочем, сверчки, бабочки, паучки, змеи – разная степная живность тоже были рады. Всем, короче, было хорошо. Курить мышь отходила далеко по возможности, из уважения к нежеланию стены вдыхать вредные химические соединения.
Очередной вечер начал наливаться влажной прохладой, стрекотание  шумным эхом раскатывалось по поверхности, и большая, завершающая  степь грелка, подсвечивалась матовым красным, как если просветить пальцы руки фонариком в темноте. Мышь устало ковыляла к стене на ночлег, думая какие-то свои мысли…она шла вдоль, чтобы найти своё привычное место, как вдруг боковым зрением  зацепила что-то необычное, чего никогда раньше не замечала, и остановилась, чтобы вернуться и проверить. Да, одной клетки не хватало, и вместо неё зияла большая черная дырка.
«Ой ой ой!» - подумала мышь – «что то странное», и в голове у неё никак не могло уложиться, что стена не абсолютна и не бесконечна. Мышь призадумалась, опять же прижав уши, тоже отливающие красным в цвет стене. Постояв ещё некоторое время, она всё же покинула пробоину и отправилась спать «внутрь», а заодно и разузнать – как же так…
на самом деле это был лишь один из периодически появляющихся ходов, даже заглядывать в которые было опасно, как объяснила стена, пересечь плоть которой, значило бы нарушить пространственную целостность, совместить измерения, и ещё много неизвестных необратимых последствий... Стена поведала мыши, что по ту сторону  мир, о котором никто не знает, даже она сама стена. Ибо та  её таинственная часть не жива, без клеток, не дышит и не является единым целым: воистину промышленный бетон.
И что, совсем совсем никто не знает? – интересовалась мышь.
Да, никто не знает и не должен узнать до конца времен, чтобы не нарушить порядок вещей во вселенной – отвечала стена - она была решительно против.
Все волоски на теле мыши приподнялись от возбуждения, она отчаянно думала, буйно сопела, и подергивала лапами, находясь в лоне одной из клеток.
Мышь бродила опечаленная и задумчивая, а ходы появлялись тут и там. Всё чаще и чаще, ежевечерне, и так много, как звезд на небе. Они зазывали мистическим холодом, и животное часами стояло как загипнотизированное перед одной из вновь появившихся дырок. «Хоть вешайся» - сердилось хвостатое существо, - «так нельзя» - и, зажмурив бусинки, мышь вошла в туннель после долгой бессонной ночи, проведенной в раздумьях.
Позвав мысленно стену, мышь ничего не услышала, обернулась, но едва пробивавшийся утренний свет исчез, было тихо, сухо и зябко. Ускорив бег, животное услышало  доносящиеся издали звуки и остановилось. Что-то хлюпающее, бурлящее и горячее катилось спереди, усы у мыши выпрямились как струны, шерсть вздыбилась и зрачки съехались в точки.  Настоящая паника охватила зверька, а по «дну коридора» тем временем разливалась горячая едкая жидкость. Весь туннель начал ритмично сокращаться, и непроглядная темнота, наконец, озарилась желтоватым светом. «Нет! Нет!» -  вопила мышь нечеловеческим голосом, лапы и хвост которой плавились в кислоте, судорожно она прыгала по стенам, не замечая уже, что на них  полно маленьких влажных сосочков. Из последних сил мышь впилась передними желтыми зубами в накалившуюся, с аппетитом вибрирующую плоть, и упала без сил в клокочущую желто-зеленую жижу. Не прошло и секунды, как её пушистая шкурка и косточки превратились в микроэлементы и питательные вещества. Вся она, все, что было в ней когда-то, всосалось и наполнило стену жизнью, в каждой новой клетке осела какая-то мышиная часть…
В степи начались морозы, и закат становился всё более выразительным. Кроваво алые лучи опаляли пустынное пространство и резко исчезали сметенные звонкой чернотой. В очередной раз одна за одной вылупились крошечные точечки звезд, и посыпался мелкий хрустящий снег. Луна взошла полная, бледная как обычно, покрытая   оспинами кратеров. Кто-то мог бы подумать, что в эту ночь она начала убывать, но только стена со своей высоты видела, как маленькая белая мышь, подкралась неведома откуда, и, откусив довольно неплохой кусок, исчезла неизвестно куда…