20. Дурачит Ленского Онегин. Фрагм. романа

 (Начало интриги читайте в предыдущем фрагменте)               
                .         .         .
...По первопутку сквозь заносы?
Жизнь допускает перекосы…
Вдова с Онегиным?! – четы
Такой  боЮсь –  далёк от прозы…
                .        .         .
Коль для свободы есть угроза,
Онегин выхватить черты
Мог  дАльше  собственного носа.
Но в сердце бабье, как заноза,
Вонзился  хАхаль  роковой.
И неизвестно для кого
И  чьЕй  любви несносна доза.
Пускай вдова и не стервоза,
Кумира в сети не завлечь
Ей, заводя о  чУвствах  речь.
Чтоб он не скинул бабу с воза,
КостьмИ  ей, верно, нужно лечь!

От взора или произвола? –
Хотел жених и  сАм  узнать –
Обескуражен бедный Вова.
Ему, как будто он уж зять,
Подносит «тёща» правду-мать,
Как ни горька та и сурова.
«Онегин гад или нахал»? –
Так Вова  мОзг  свой напрягал.
Гнал  прОчь  дурные мысли Вова,
Но подступала ревность снова.
Какой тут к чёрту мадригал!..

...Недоумённо сдвинув брови
В гримасе, сыгранной для Вовы,
Хозяйка шепчет: «Верь не верь –
Шмыгнули вот за эту дверь
Твой друг с моею  дОчкой  младшей.
Конечно образ  дЕвы  падшей
Меня не столь пугает уж,
Но ты как будущий-то муж
Поймёшь тут, не сходя и с места,
НаскОлько  как жених ты дюж
Её удерживать в невестах.
А мне тут слушать недосуг –
Меня  гостЕй  моих ждёт круг»…

Приверженец служенья Чести,
Не должен совесть запятнать
Сомненьями в своей невесте.
Ему ли Оленьку не знать?!
Хотел бы он, по крайней мере,
Держаться  вЫше  недоверья.
Хотел уж он  уйтИ  стремглав,
Себя на рЕвности поймав,
Но тут же приложился к двери,
Задорный  Олин смЕх  узнав.
Потом, ушам своим не веря,
«Поплыл» он, словно в мире сна,
По водам  горькой правды  в  сите.
За дверью Женька-искуситель
Нахально  Ольгу  обольщал,
Ей о  любвИ  своей вещал
(Что было прямо преступленьем!):

 – Восторг мой вровень с удивленьем.
  Я близок к собственной мечте,
  Любуясь до самозабвенья
  Прелестным олицетвореньем
  Венеры в юной чистоте.
  Дай Бог тебе зимой и летом
  По золотым ходить монетам,
  А ты – собой  нас одари.
  Целую, пользуясь моментом,
   Ладони  милые твои.
 – Я польщена, мой херувим,
  Твоим горячим комплиментом.
  Я обольщаюсь всякий раз
   Очарованьем пылких фраз…

«Ах, даже так! – подумал Ленский. –
Но как же смеешь ты, подлец,
Плевать на  кОдекс  наш джентльменский?!
И кодекс  дрУжбы,  наконец!
В минуты редкие досуга
Ты, отдыхая от б_дей,
Мнишь  Ольгу  взять, прелюбодей!
А ты, неверная подруга,
ЗачЕм  забилась с Женькой в угол?
Не знаешь разве, как он лжив?!
Развратом только лишь и жив,
Чем знаменит на всю округу!
До сей минуты доверять
Я мог всегда ему как другу»!..

Терпеть не в силах дольше муку,
Владимир, дабы не взрыдать,
Сам укусил себя за руку,
Чтоб болью боль  душИ  унять.
Терпеть  немыслимо  издёвку!
Пытаясь вникнуть в обстановку,
Начнёшь, увы, воспринимать
Невесту явно как плутовку.
Герой не знал, что предпринять,
Попавши сходу в мышеловку.
Жених стоял с открытым ртом:
«Я твёрдо был уверен в том,
Что Оле глупо и неловко
Общаться с мартовским котом,
Что Оля зрит его с трудом,
Что не способна, с кем попало,
Она так глупо флиртовать.
Будь, Оля, умницей – спровадь
Отсюда прочь  скорЕй  нахала»!

У Вовы вместо опахала
Лист с мадригалом – жаль порвать…
Что ж Оля? Оленька не в мать:
И впрямь спровадила б, как знать,
Жуира, если б не попала
Под хвост досадная вожжа…

Меж тем Онегин продолжал:
 – Ты, как наркотик – с малой дозы,
  Сильнее всякого гипноза,
  Блаженство можешь мне давать,
  Не зазывая на кровать.
  Сравню я и в стихах и в прозе
  Тебя с красою пышной розы.
  Меня способны волновать
  И хрупкой  плОти  стебелёчек,
  И каждый лист, и даже шип…
  Я за интим без проволочек!
  Красот возвышенной души
  В их платонической тиши
  Мне недостаточно. ТелОчка
  Не  строю  из себя. Глоточка
  Телесной страсти разве жаль
  Для безутешного пажа?
  Ведь плоть не просто оболочка –
  Предмет красы и дележа,
  И цель всевластного желанья,
  Врата интимного слиянья…
  Смутилась ты от жарких слов
  И откровенного вниманья.
  Навесишь ли на плоть засов,
   Коль так её порочен зов»?
– О, нет! Тебя я понимаю.
  В таком же пламени горю
  И плоть ни в чём не обвиняю.
  Я гордость девичью склоняю,
  Как жертву, к плоти-алтарю.
   Саму себя тебе дарю…

С партнёром не вступая в сговор
(Предубеждения оковы!),
Симпатий Оля всё ж полна,
Но нам понятно всё сполна:
Остался  прЕжним  Олин норов,
А взор её не на партнёра –
На куклу «Вовку» устремлён.
В «беседу» кукольных персон
Вступила девушка условно,
Но речь, звучавшая любовно,
Всё ж  Искренно  лилась из уст!
(Того и  добивАлся  хлюст!):
– Не столь уж я дика, как прежде,
Прилежно слушавшая мать.
– Тогда позволь моей надежде
В тебе  любовницу  снискать!
– Надежда – это повод личный.
Мне льстит, что я её бужу.
Но мне питать её прилично ль,
Тем самым страстному пажу
Для вольностей давая повод?
– Пусть страсть! Кому ж приятней холод?
  Он равнодушием сквозит.
  Заявлен ли в душевный омут
  Сквозь плотский и сердечный голод
   ПрилИчий  вежливый визит?..

Как новоявленной актрисе
(Не знавшей, кто встал за кулисы)
Упасть в дебюте ликом в грязь?!
Экспромт  главЕнствовал  в репризе.
Актриса, почудИвши всласть,
Серьёзно ролью увлеклась,
Невольно  чЕсть  свою унизив.
Партнёр лукаво щурил глаз:
Ему в его уловке лисьей
При одураченной актрисе
Роль режиссёра удалась.
А ключ к успеху на сей раз
Ему наверно  чёртом  вверен.

Франт в генеральше был уверен:
Вдова ни в чём не подведёт
И, как условились с ней, к двери
Ревнивца  Вовку  приведёт.
Пошло всё дальше, как по маслу:
Слепцу, что ждал не понапрасну,
От представленья – слёз на год!
От всех подвоха гость не ждёт.
Их говорильню всяку-разну
За ложь не принял идиот.
Весь проклиная женский род,
Ревнивец близок был к маразму.
И вот – заведомый финал:
«Склонил»  к интиму девку красну
Чурбанчик липовый, но страстный.
Вняв болтовне, Оригинал
Сражён, должно быть, наповал.

Всё, как по  нОтам,  получилось.
Игре не чужды страсть и живость.
Уму ревнивца давши корм,
Любвеобильная учтивость,
Достигшая пикантных форм,
Втравилась в душу адской взвесью.
Дух, потерявший равновесье,
Рассудок  тАк  собьёт с пути,
Что просто некуда идти:
Повсюду пресловутый Женя.
Нет горемыке утешенья,
Как нет  отрады  в терему.
Есть лишь измены воплощенье…

«Как  поступить  мне, не пойму.
Всё вызнать и возжаждать мщенья?
Ни по душе, ни по уму –
Таиться, ради продолженья
И так уж нестерпимых мук…
Стою, ловлю тут каждый звук…
Нет оправданья, нет прощенья!
Сокрою в тайне униженье,
Не став посмешищем для двух
Особ. Не стану им, двуличным,
Разоблачителем с поличным.
Чем напрягать под дверью слух,
Покинуть надо бы циничный,
Развратный, лживый, чуждый круг,
Где нет друзей и нет подруг», –
С такими мыслями сурово
Поставил  крЕст  на Ольге Вова.
Не разобравшись, крайне зол,
Гость  по-английски  прочь ушёл...