Корень мандрагоры

КОРЕНЬ МАНДРАГОРЫ


ЗЕМЛЕ НАВАРРЫ, ДАВШЕЙ МИРУ
НЕСКОЛЬКО МАРГАРИТ, ПРОСЛАВИВШИХ
И ЭТУ ЗЕМЛЮ И ЭТОМ ИМЯ, НЕРАЗРЫВНО
СВЯЗАННЫХ ИСТОРИЕЙ  С ЕЩЕ ОДНИМ ИМЕНЕМ - ГЕНРИХ.

ПАМЯТИ 750-летней  РЕКОНКИСТЫ -
САМОЙ ДЛИННОЙ В ПАМЯТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ ВОЙНЫ.

МОЕЙ ЖЕНЕ НИНЕ, ВОИСТИНУ ПОДВИГНУВШЕЙ  МЕНЯ НА ЭТОТ  ТРУД




 Много есть на земле дивных сказок
О чудесных полуденных странах,
О делах злых и добрых волшебных,
О героях  за правду стоящих...

Я спою вам сегодня легенду,
Расскажу быль о славном идальго,
Что нашел счастье в истинной вере,
Имя древнее громче прославил...

Расскажу вам, как в страны полудня
Он ушел и обратно вернулся,
Колдовские как чары развеял,
И с драконом отважно сразился...
       ***
Рыцарь спит уж давно в своем склепе,
А молва о герое не меркнет:
Разгораясь , как угли  на ветре,
Она к славе влечет благородных,
Зажигает у юношей сердце
И любить заставляет отважных!

       ***
Бросьте в пламя костра больше сучьев,
     Пламя будет пусть ярче и жарче,
Элем пенным наполните кубки,
Сон разгоним преданьем чудесным...
       ***
Он родился в Наварре гористой,
Где хрустальные реки струятся,
Где сердца и бесстрашны и пылки,
И любовь где отважным награда.

Родом Генрих был древен и славен,
Родословную вел он от Рима,
А двадцатым пращуром был Арникс -
Храбрый воин времен когда готы
Вечным городом мудро владели.

Он оставил три сына, три брата.
Продолжение славного рода -
Хлодвиг, Берникс и старший - Германик,
От которого Генрих в наследство
Принял веры нетленное пламя.

Средний - Берникс - был смирен и кроток,
Ни жены, ни детей не имел он,
Время все проводил в покаянье,
Словно был он грешнее всех грешных.

И теперь в той убогой часовне,
Где покоится схимник в могиле,
Чудеса происходят по вере,
Очищаются темные души!

По молитвам угодников Божьих,
Напоенных чудесною силой,
Свет в душе, пробуждаясь, сжигает
Все, что темные силы  творили!

Младший- Хлодвиг - себя возлюбил лишь,
Жаждал быть не слугой - господином,
Не ничтожным пред Богом единым,
А творцом, вровень с Вечным стоящим.

Нет предела гордыне возросшей,
Есть пределы лишь сил человека,
Разорвавшего связи со светом,
На погибель предавшего душу!

Шаг за шагом спускаяся ниже,
Словно прячась от солнца в подвалы,
Злобы червь разъедал его душу
Черной желчью пропитывал разум.

Полный злобы мирской суетливой,
Потеряв в себялюбии Бога,
Хлодвиг взялся читать чернокнижья,
Выбрав в жизни учителем мага.

И за власть над людскими страстями,
За богатство и власть над текущим
Погубил он нетленную душу,
Стал бороться он с Богом Единым.

Сатана одарил его властью
Надо всем, что страстями объято,
Над соблазном изъеденным сердцем,
Что себе поклоняться согласно.

Но в обмен дух заблудшего цепью
Приковал он к себе беспощадно,
Застявляя слугою быть вечным
И творить зло в миру неустанно...
       ***
Бог зовет - ты идешь, вдохновенный,
Выбор твой, можешь вспять обернуться,
Но кто дьявола выбрал в попутье,
Не сумеет, хоть жаждал, вернуться.

Лишь угодников Божии силы
Отмолить могут грешную душу -
Дать надежду хоть после могилы
Искупить совершенную злобу...

По молитвам угодников Божьих,
Призывающих к нам милосердье,
Сам Христос во геенну  спускаясь,
Облегчает страдания грешных.
         ***
...Что же гаснет костер наш, подбросьте
Пару толстых поленьев и дуйте,
Пусть поднимется пламя и жарче
Станет ночью сырою бездомным!
         ***
Генрих смел был,  удачлив и статен -
Сердце пылкое, верное Богу,
Трепетало и звало в дорогу -
Совершить жизни главное дело.

Недостойно потомку героев
Уподобиться борову в хлеве;
Пить и есть, забавляться охотой,
Пока меч над камином ржавеет.
     ***
Там, в Памплоне , где рыцари бьются,
   Где турнир выбирает достойных,
Девы храбрых одарят любовью
И на подвиг отправят отважных.
Со знамением Божием в сердце
И священным дивизом на стяге!

На помосте  средь дам благородных,
   Как бриллиант среди пестрых каменьев,
Лишь одна Маргарита блистала
Красоты неземной отраженьем.

Маргарита прекрасно и стройна,
Золотою рекою струятся
И спадают на плечи волнами
Ее волосы шелка нежнее.

Словно небо, глубоко и сине
Глаз девичьих чудесное диво;
Кто заглянет, тот вмиг обмирает,
Словно взмыл он в бескрайнее небо.

Генрих жаждал не славы суетной,
Маргариты он ради сражался,
        Чтобы громко назвали герольды
На турнире прекрасное имя.

Вот не стало отважных сражаться,
И пропели герольды победу,
Свой платок подает Маргарита
Сердцем видя избранника свыше.

И король, опекун юной девы,
Сотворив благодарно молитву,
Любовался прекрасной четою,
Как знамением посланным свыше.

Пышен пир был и веселы гости,
И счастливы жених и невеста:
Обрученные прежде любовью,
В Божьей церкви они обручились.

Ликовали в чертогах эфирных,
Пели песни любви херувимы:
Единение душ обещало
Очищение сердца и тела.

Осветилося сердце любовью,
Как надежда дарованной небом,
Бесконечного счастья покоем,
Расцветающей радости светом...

Ликовали в чертогах  святые,
Херувимы спускались на землю:
Совершалось чудесное явно,
Воплощалось сужденное свыше...

Только день миновал с обрученья,
Как пришла весть о высадке мавров,
Разлучив так нежданно влюбленных:
Генрих в латах с крестом паладина
Поспешил на защиту  с отрядом
      ***
Так промыслил, конечно, ведущий,
Испытать их недолгой разлукой,
Что не может смутить в сердце верность,
Души сделать чужими друг другу.

Но всегда ждет падения темный,
Ждет, как гриф подле торной дороги,
Чтоб прикончить упавшего наземь,
Ослабевшим  в пути поживиться.

Ведь известно, чем радостней свету,
Тем противникам света печальней,
Ослепленные мерзкой гордыней,
Они счастье несчастьем считают.
         ***
Так случилось, что в город Памплону
Завезли моровую отраву,
Что косила людей, словно стебли,
Кожу язвами всю покрывая.

Но и тот, кто справлялся с болезнью,
Оставался и ряб, и уродлив,
То слепой, то глухой, то плешивый
И просил подаяние нищий.
       ***
Красота - испытание Божье,
И идет то в спасенье, то в гибель:
Все что взор наш ласкает исчезнет
Как туман над рекой утром рано.
       ***

Испугалась в тот час Маргарита,
Усомнилась в предвиденье Божьем:
Не молитвой спасалась, не  схимой,-
Принимала совет чародея,

Что столетия жил в башне  старой
И ловил в сети черные души,
Завлекая их призрачным светом
Своей власти над жизнью и смертью.

Хлодвиг  звали того чародея,
Хоть поверить нам  трудно преданью,
Но он смерти бежал как преступник,
Приговор отдаливший суровый.

Если Хлодвиг желал жизни вечной,
То не страха предсмертного полной:
Ожидания платы сторицей -
Капиталом души невозвратным.

То обман лишь лукавый для смертных,
Что над магами время невластно
За продление жизни суетной
Они плату несут ежечастно.

Каждый день их, обманом добытый,
Убивает бессмертную душу,
Им нельзя разорвать круг порочный
Злодеяний, бесчестья и страха.

Ожиданья того, что за гробом:
Возвратится обратно все небом
Не принявшим в чертогах небесных
Черных дел  их при жизни свершенных!

Нет, не Бог милосердный карает,
Сам себя топит черный все глубже...
Но и в бездне им свет мирозданья
Остается призывом к спасенью...

По молитвам угодников Божьих,
Неустанно просящих за грешных,
Милосердие к падшим нисходит,
Подает в утешенье надежду.

Но спастись можно только по вере,
По расчету не стоит пытаться,
Только тот, кто раскаянье принял,
К жизни новой способен подняться...
      ***
Говорила себе Маргарита ,
      Говорила, как верила в это:
Не боюсь я страданий и смерти,
Безобразною быть не хочу я.

Не хочу быть обузою  мужу...
Но не в силах нарушить обеты,
Стану жизни его наказаньем,
Безобразная, в язвах, седая!

Так в благие суждения дьявол
Облекает и черные мысли,
И сомнения в промысле Божьем
Обряжается в мысли о ближнем!

Шаг один лишь неверный - шаг в бездну,
Из которой возврата не будет,
Убегающий Божьего света -
Попадается в черные сети.

Злобой зло напитаться не может,
Лишь добро поглощая жиреет:
Набирается силы от света,
Когда свет в темноту обращает.
      ***
Что же Генрих? Он с маврами бьется,
Не страшась ни увечий, ни смерти:
страх тому испытать доведется,
Кто нетверд иль неискренен в вере!

И когда ради прелестей жизни,
Усомнившись в божественной силе,
Маргарита заклятья творила,
Яд соблазна впивался все глубже.

Уж и в церкви молиться ей стало,
Словно груз поднимать тяжкий в гору,
И все чудилось страшное в ночи:
Кто-то черный к ней близко садился.

Он шептал что-то жаркое в уши,
К наслаждению звал и немедля,
Мишурой увлекал этой жизни
И над церквью Христовой глумился.
        ***
Cловно крыса, бегущий от света,
Сам себя загоняющий в угол,
Чародей ищет слабости в ближнем,
Ищет пятен на избранном свыше...

Редко встретишь сияющих светом,
Без изъянов, идущих за Богом
По земле этой тяжкой и грешной
Напоенной сомненьем и страхом,
Как поток грязевой в половодье.

А для нас эта юдоль страданий
Не узилище, цепь искупленья,
А лишь поле души нашей роста,
Лишь ступень восхождения к свету.
      ***
Генрих с битвы вернулся и слышит
Весть ужасную, весть о безумье,
Что нежданно средь смерти и боли,
Поразило его Маргариту.

Лик ее стал ужастен и мерзок,
Шелк волос в паклю вмиг обратился,
Только образ любимой, как призрак,
Чуть в чертах искаженных таился.
     ***
Разум ей  помутил, чтобы душу
Уберечь от падения в бездну
Бог единый, явленный в трех лицах,
Милосердный ко всем, даже падшим!
Ум наш мечется в поисках правды,
Ищет все справедливость, смущаясь,
Что невнятен нам промысел Божий,
Что его объяснить для  нас тщетно.
Так собаке послушной хозяин
Указует, что делать ей должно,
Объяснить не пытаясь причину.
Так и Божьи дела нам невместны,
Осознать суждено лишь крупицу,
Что по силам вместить  разум жалкий...
А иное - принять только сердцем,
Им одним лишь себя поверяя:
И понять, что одним нет паденья,
Где другим уж вовек не подняться:
Что кому-то греха не составит,
Для другого  - падение в бездну!
А судить - дело людям пустое,
Осуждать уж и вовсе невместно..
     ***
Пораженный ужасным несчастьем,
Генрих скрылся от света в затворе.
До пиров ли, забав, когда горе
Одевает все в ночь без просвета?
      ***
Кто идет за Христом вдохновенно
Исполняет иные законы,
В торжество превращает он веры
Каждый шаг по земле опаленной,
Загрязненной страстями людскими.
Мир скорбящий, все ищущий правды,
И взыскующий помощи неба,
Призывает к себе преисподню,
Вознося без смиренья молитвы.
     ***
Сорок дней Генрих пост соблюдая,
Пред иконой святою молился
Даровать ему силы на подвиг
И позволить спасти Маргариту.

И, забывшись в час солнца восхода,
На молитве всенощного бденья,
Он увидел:  в сиянии белом
К нему дева святая явилась.

С ней был старец в блистающей ризе
И с цветком ярко-алым в деснице.
Он сказал (или мыслил словами),
Что не слышал, а чувствовал Генрих:
Мерзкий маг колдовским наговором
Зацепил замутненную душу,
Зацепил, словно рыбку, наживкой
И теперь не дает ей сорваться,
Паутиною липкой опутав.
Но спасти Маргариту возможно:
Надо только добыть мандрагорe!

Там, где море смеется, ласкаясь,
Где закаты лазорево-смуглы.
Меж утесов цветет мандрагора
Колдовскими огнями сверкая...
Трудно взять и найти мандрагору.
Но еще с ней труднее вернуться:
Колдовское то зелье опасно...
В полночь надо искать новолунья,
Обвязавшись чудесною вещью -
Опояском расшитым, сплетенным
сотней девственниц, чистых, как ландыш.
Если будет одна лишь порочна,
Корень страшный отравит твой разум,
Ослепит его жаркое пламя,
И погубит тогда мандрагора,
До остатка всосет твои силы...
Но и это не все:  мандрагору
Может взять только чистый душою,
Или тот, кто продал свою душу.
Всем другим она в руки не дасться
И сожжет только бренное тело.
Здесь поможет лишь Бог или дьявол
Тем, кто предан душой господину.
Кто берет на погибель иль славу
Мандрагоры целебную силу.

Так он внял старца вещего свету:
На рассвете поехал на полдень,
В страны жаркие, страны неверных,
Христиан где людьми не считают.
     ***
Что ж вы струны, умолкли, устали?
Вам негоже молчать этой ночью:
Кто же слово расскажет святое,
Если лень вам звучать правды светом?
Ну же, струны полуночной лиры,
Словом вещим наполнитесь смело,
Открывая сокрытое людям,
Их учите достойным быть предков!
Славьте подвиги рыцарей храбрых
В назиданье другим поколеньям,
Силу славьте вы их и отвагу,
Верность дружбе и даме прекрасной,
Их любовь к вездесущему Богу,
И презренье бесстрашное к смерти!
       ***
Там, где в мире оружие звонче,
Чем преданий ожившие звуки               
Где живут днем бесцельно текущим,
Забывая о том, что нетленно.
Мы слагаем о вечности песни,
Оживать заставляем преданье.
Мы потомки слепого аэда,
Что очами духовными видел
Крепкостенную гордую Трою,
Златовратные пышные Фивы!
Он героев воспел в своих песнях,
И Богов принимал, словно равных.
Разве мог быть незрячим их вестник?!
Верно были незрячими люди!

Кем сокрытое видится явно,
И  слепой видит больше, чем зрячий,
И глухой Божью музыку слышит,
И недвижный летает, как птица.
Каждый дар свой несет в самом сердце,
Божий дар, что поет и трепещет,
Рвется ввысь в клетку пойманной птицей.

Только мало избранников счастья,
Тех, что песен нездешних напевы
Могут слышать в слова облекая
И дарить сокровенное людям...

Им спускаться на землю не надо,
Души их, обращенные к Богу,
Не приемлют мирские картины,
Им мирские соблазны опасны -

Увлекая страстями своими,
Заглушают божественный шепот,
Что звучит в их душе откровенным,
Повелительным правды набатом.

      ***
Разве мать разлюбила ребенка,
       Когда в час предназначенный свыше,
Извергает в мир злой и жестокий
Из уютного теплого лона
К жизни полной страданий и горя?

Разве Бог меньше любит поэта,
Если блага мирские отъемлет,
Чтобы слышал он чудные песни
И в слова облекал эти звуки?

Гей же струны! Звучите и пойте!
Здесь не лес, не сырая пещера,
Если  Бога мы славим и любим
Сердце наше уже отогрето.

Вы ж внимайте истории дивной,
Хоть она вам не быль, а легенда,-
Все, что спето, свершенное ныне,
Что не спето, исчезло, как призрак.

     ***
Лет за сорок до нашей былины
     Замок был в королевстве приморском,
Он стоял среди чудной долины,
Сам король был приветлив и кроток:

Принимал он к себе пилигримов,
И монахов бродячих и нищих -
Всем был рад добродушный хозяин,
Все имели и кров, и защиту.

В Бога верил он искренне, сердцем,
А церковных обрядов чурался.
Ну его здесь судить нам не время
И не дело певцов песен древних.

Добр король был, и щедр, хлебосолен,
Но одно все ж печалило сердце,
Что детей не рождала супруга,
А уж старость и к ней приближалась.

И тогда стал молиться насмешник
Балагур, весельчак и повеса.
Он молился тайком, чтоб не знали,
Что король преклоняет колена...

И что молит ему дать ребенка,
Чтобы род его вовсе не сгинул.
И случилось, как втайне просил он -
Родила вскоре дочь королева.

Окрестили ее Изабеллой.
Сколько радости было в ребенке,
Словно с куклою мать забавлялась,
Наряжая в шелка, яркий бархат,
Завивая ей кудри льняные.

И придворные девочке кроткой
Были рады, как собственной дочке,
Постоянно ее баловали, с ней играя,
Подарки дарили...
Дни летели, счастливо и быстро,
Зимы-весны,- пятнадцать минуло...
Только ворон накликал несчастье:
Сарацины на берег напали:
Многих тут же в полях изрубили,
И сожгли бедный старенький замок,
Пленных в рабство за море продали...

Изабелле судьбою начертан
Путь один лишь - в гаремы к вельможам:
Испытанье  душе христианской
Быть неверным утехой на ложе.


     ***
Верь, Господь  не пошлет испытанье,
   Что не в силах снести наше сердце:
Если тело страдает, врачует
Души тех, кто иначе не видит.

Тем, кто силы имеет иные,
Кто лишенья во благо считает,
Бог  иные дает испытанья,
Чтобы мог дух еще подниматься

В то же время Всеведущий смотрит,
Что согласно творит мирозданье,
Кто исполнив Создателя волю,
Претворяет его начертанья:

Служит промыслу Божьему  явно,
Исполняет сужденное свыше!

Не случайно в гареме  султана
Расцвела христианская роза:
Если Бог ниспослал испытанье,
Значит он призревал Изабеллу.

      ***
Хоть недолго девицей прекрасной
      Сладострастный султан наслаждался,
Сын родился от царской утехи
На погибель всего его рода!

Он родился.  Был назван Асланом,
Как араба его воспитали,
Только в комнате душной гарема
В ту же ночь его тайно крестили,
Дали имя святое - Георгий.

Сын султана и той христианки
Крут был нравом, был горд и заносчив:
Не хотел помнить тайну рожденья,
Знать хотел лишь, что крови он царской.

Шел он к власти без  страха сомнений,
Убивал, предавал двоедушно:
Двадцать братьев Аслан обезглавил,
Шестерых отравили и восемь
Задушили веревкой в темнице.

Только раз среди ночи проснулся
Он в поту, страхе близкой кончины:
Видел он, как по жаркой пустыне
Человек шел в терновом уборе...

Крест влачил он большой и тяжелый,
Спотыкался, шатаясь под ношей.
Вдруг поднялся Христос воссиявший
И глазами прожег его сердце.

Зазвучало оно, словно струны,
Отзываясь на Божее слово:
Я зову за собою немногих,
Рек Господь полный горнего света,

Но ты призван от мира на подвиг,
Просыпайся, пришло твое время!
Не искать человекам призванья,
И мучительно думать о хлебе -
О себе позабыв, приказанье
Исполнять вездесущего неба!

В этом смысл весь и жизни и воли,
В этом выбор меж светом и тьмою:
Кто призванный, не выйдет в дорогу,
Разорвет свои связи со светом!

Одесную ты видишь пророков,
Вдохновенных, в блистающих ризах,
А ошую - всех призванных свыше.
Тех, чье сердце открылось для Бога!

Кто исполнил Всевышнего волю,
Без сомнений, без робости в сердце,
Как великую честь и награду.

Там ты видишь теперь ясным взором
В белоснежной хламиде и розах,
В неземном самоцветном уборе
Твою мать, что тебя окрестила,
И с небес защищает поныне.

Всех твоих преступлений одежды
Ее чистые не загрязнили,
И тебя защищая в паденье,
Она душу твою охранила...

И теперь ты стоишь перед мною,
Перед новым для жизни рожденьем:
Отвечай же, идешь ли за мною
Или падаешь с дьяволом в бездну?

Ну, решай же, крещенный водою,
Примешь ль ты и крещение духом?
Встанешь с матерью рядом, ошую,
Или ваши пути разошлися?

Встал Аслан, к новой жизни рожденный,
С высшей силой, бегущей  по жилам,
Ужаснулся он мерзости прежней,
Свой дворец и наложниц покинул.

Изучил он писаний заветы,
И Коран, Мухаммада ученье,
Но Христа поместил в своем сердце,
Как огонь разгоняющий сумрак.

Много славного он просветвленный
Совершил по велению Божью:
Но молил лишь о том, чтобы подвиг
Совершить им в миру  в искупленье...
     ***
...В жаркий полдень, меж горных утесов
Генрих бьется с арабами храбро,
Высекая мечом из булата
Снопы искр среди звона ударов.

Меч сверкает, подобно зарнице,
Но уж видно, что силы неравны:
Там где с дюжиной справиться можно
Сотня ставит пределы отваге...

Бог, оставил ли ты паладина?
Сарацинов победные клики
Говорят, что конец его близок.
Топот конский раздался в ущелье,

К сарацинам ль подмога приспела?
Только зря они радостно кличут,-
На погибель позвали Аслана!
Бог привел христианскую душу,
Хоть одежда из ткани индийской,
Хоть в руках меч тяжелый дамасский,
Шлем и латы каирской чеканки.

Словно коршун на кур с поднебесья
Он упал, и ударил арабов.
Нет, не смерти, сужденной живому,
Ищет в битве Аслан, не победу -

Подвиг верности звал его в сечу.
Бог привел его в помощь идальго...
И разящей десницы Господней
Не сумеют сдержать сарацины!

Если здесь совершается подвиг,
       Значит просто ущелье арена,
Где взаправду лишь промысел Божий,
А удары и смерть  понарошку.

Их  Господь лишь за тем посылает,
Чтобы люди к нему восходили,
Чтобы свету в душе дать дорогу,
Для подъема составить ступени.

Так Аслан, что в крещенье Георгий,
     Испытанье сужденное встретил,
Без сомнения в промысле Божьем,
Не страшась ни увечий, ни смерти.

Чист Аслан был душою отважной,
И Господь даровал в битве славу -
Дал знаменьем своим  им победу,
И победою свел дружбой вечной.

Кто он, рыцарь в одежде восточной,
Вопрошает спасителя Генрих,
Почему  ты помог иноверцу,
Или сам ты в Спасителя веришь?
А наряд свой мечом и отвагой
В битве взял, отобрал у арабов,
Чтобы к дому родному добраться?

Может был ты пленен сарацином,
И считал дни и ночи до бегства,
Потому что из бедного рода
И на выкуп из плена нет денег?

Будь мне братом, спаситель отважный,
На мече поклянемся мы в дружбе,
Дружбе верной до гроба, до смерти
И крестами скрепим свою клятву!

Рыцарь храбрый, Аслан отвечает,
Знай, не пленник я, раб мавританский,
Сын законный султана Каира,
Род веду от потомков Пророка
И Асланом зовусь у арабов...
Но крест Божий ношу подле сердца,
И в  крещенье мне имя Георгий....

Слушал Генрих в молчании брата,
Думал он, как чудна воля Божья,
Лучезарен как промысел горний!
Что вместить разум смертных не может...
Как бы тщетно понять ни пытался!

Рассказал о себе другу Генрих,
Как пытаясь спасти Маргариту,
Он за корнем уехал целебным,
Как в пути был бесстрашен и верен,
Как сражался во имя Господне
И любовь к своей даме прекрасной...

Вот рассказу Аслан в изумленье,
Словно сказке чудесной внимает,
Зажигается сердце стремленьем,
И он брату в мечтах помогает:

Вот он спину прикрыл от удара,
Вот из пропасти вверх поднимает,
Из стремнины спасает потока,
И дыханьем в мороз согревает...

Делит с другом одежду и пищу,
Кров, ненастье, опасность, удачу,
Делит все, только счастье он другу
Отдает во владение целым,
Чтобы шел он по жизни счастливым,
А Аслан будет рад его счастью...

Просит взять он с собою в дорогу,
Помогать где мечом, где советом.
И Господь указал ему ехать
Слева, сбоку, чуть сзади идальго.

...Арбалета китайского злобой
Боевая стрела просвистела
И пробила навылет доспехи
Со спины лишь оставив охвостье.

Пал Георгий с коня боевого,
Пал на руки названого брата,
Прошептали уста кровью пенны:
Пусть по мне панихиду отслужат
В Константина святом вертограде,
В храме чудном, священном Софии!

И поклялся в том Генрих Аслану,
Что в крещенье Георгием звался,
Схоронил он в ущелии тело,
Забросал его глыбами камня.

Так, чтоб зверь или злоба людская
Не тревожили бренное тело...
Ну а душу Господь его принял,
Принял в светлых чертогах небесных,
Там, где славящих Бога приветят,
Всех , кто прожил и умер достойно!

Долго Генрих молился за друга
(Уж и солнце к закату склонилось),
В изголовье поставил как крест он
Весь иззубренный в битве клинок свой,
Чтоб хранил тело  мертвое друга,
Согревал его сон долгой ночью.

Сам же взял меч из стали дамасской,
Как завет от погибшего брата
И поехал вперед к своей цели,
Охраняемый промыслом Божьим.

Путь лежал между гор по долине,
Где спасались от мавров селяне,
Да от страха спастись не сумели -
Вместо мавров к дракону попали.

Тот дракон жил в скалистой пещере
И с закатом на кожистых крыльях
Облетал в поднебесье округу,
Выбирая средь путников жертву.

Он на крыльях тех ужаса черных
Воспарял в потемневшее небо,
Чтоб питаться как падалью страхом
До краев наполнявшим долину...

Как спастись от чудовища ада,
Порожденного черною злобой?
Не спасает ни крест, ни заклятье,
Ни молитва Христу и святому.
    ***
Разве Бог отвратил взор от грешных,
       На погибель оставил долину?
Если плач  он молящих  не слышит,
Если жизни людей не спасает?

Там драконы, явленные миру,
Порожденные мраком безверья,
Убивают, терзают, пугают,
Божий промысел лишь исполняя,
Чтобы души спаслись или гибли,
Выбирая меж страхом и верой.

Только тот, кто иначе не может,
Кто не ведает страха безверья,
Поразить будет в силах дракона
И вернуть мир на грешную землю.

О себе горько плакали люди,
О себе  плач родильниц в пещерах:
Чем не жить им легко и свободно,
Лучше б детям на свет не рождаться...

И во всей , прежде чудной долине,
      И в предгорьях окрестных и дале
Не нашлось никого, кто б сразился,
Победив прежде  страх пред драконом.

Кто был верен так Божьему  слову,
Что сомненья отринув, бесстрашно
Поразил прямо в сердце исчадье
И свободу принес землепашцам...
    **
Но родился в деревне ребенок,
Мальчик чудный, отмеченный свыше.
Возлюбил он всю бедную землю,
Тварей всех под ее небесами.

Он не ведал и злобы к дракону,
Сострадал лишь измученным людям:
Повечерней порой добровольно
Вышел смело навстречу, на битву!

Вышел он, веря искренне в Бога,
В бой вступить, чтоб спасти свою землю,
Только жалость ослабила  сердце,
Скорби в душу бойца проникали...

Не сумел победить он дракона
И растерзан был вмиг, бездыханный.
Но исполнилось вечное делом -
Бог призрел обмиравшую землю:

Так свершенное явное тайно
Принесло, как награду, спасенье:
Не прошло с той поры и полгода,
Генрих въехал с заката в долину...

Он пришел, как промыслил Ведущий
    Нас по тропам причудливым жизни,
Кто всеведущий и вездесущий
В нас и с нами, и все же - единый!

Страшно ль было сразиться с драконом?
Невозможно совсем, кто не верит:
И сомнения хватит для смерти,
Если  небо иначе судило.

Долго рыцарь молился пред боем,
      Ночь уж полог алмазный раскрыла,
Свое сердце он смог успокоить,
Хоть не знал, будет ль битва по силам.

Но увидел знаменье - луч солнца
Осветил дивный крест над вершиной.
До рассвета герой ободренный
Ждал чудовище, чутко внимая,
Всем движеньям, что слышались ночью,
Но не вылез дракон из пещеры.

Так вторая и третья минули,
И уж Генриха славили люди,
А  драконом пугали детишек,
Что играть слишком весело стали!

Но на третьей деннице, с рассветом,
В неурочный свой час вылез ящер,
Распростер ввысь смердящее тело,
Зашипел омерзительным шипом.

Но уж время его завершалось -
Тяжелило всходящее солнце,
В перепончатых крыльях не стало
Сил держать тело змея в полете.

И тогда, улучивши мгновенье,
Генрих меч свой из стали дамасской,
Вдохновенным заклятый заклятьем -
Верой пылкой погибшего друга -
Погрузил в трепетавшее горло,
Поразил  у чудовища сердце.

Мерзкий храп, вой предсмертный и жуткий
Поднялся в предрассветное небо,
Содрогаясь ужасная туша
Покатилась в бездонную пропасть.

Путь теперь был открыт на полудень,
Путь прямой, на земле лишь неблизкий,
Тот, где сердце его направляло
И где верность щитами служила...
        ***
В полночь корень мерцающим светом
Указал, где искать его надо.
Помолившись тогда приснодеве
Генрих нож заговорный взял в руку.

С Божьим именем, верным движеньем
Вынул он из земли мандрагору,
Не боясь ни огня, ни заклятья,
Что лежало на корне чудесном.

Он промыл его чистой водою,
Завернув , с тайным знаком тряпицу
Уложил в подседельную сумку
И поехал дорогой победы.

Путь обратный был труден, опасен,
Но Господь охранил паладина:
Чтобы смог он домой возвратиться
И спасти соблазненную душу!

Вот уж Генрих до стран христианских
Невредимый чудесно добрался,
Что есть силы спешит к Маргарите,
Чтобы чары разбить колдовские,
И вернуть помутившийся разум.

Но следил за ним сном чернокнижник,
По пятам шел незримый и страшный,
В час глухой, предрассветный он тенью
К сумке кожаной тихо пробрался,
Подменил корень чудный обычным,
Что растут в сорняках у дороги.

И злорадствовал в башне пустынной,
И смеялся над подвигом веры.

Но не ведая подлого дела,
Генрих смело пошел к Маргарите,
И прогнав лекарей-шарлатанов,
За лечение взялся бесстрашно.

Истолок в порошок он свой корень,
Веря искренне силе целебной,
Настоял на воде семиключной
И в рассвет, и в закат он седмицу
Тем настоем поил Маргариту,
Вознося в церкви Божьей молитвы.

И тогда совершилося чудо:
Пала с глаз пелена Маргариты,
К ней вернулся рассудок смятенный,
Осветилось лицо словно солнцем.

Тут закутанный в плащ, словно ворон,
Чародей вдруг возник на пороге
И, беснуяся, злобой свирепый,
Закричал, брызжа бешенства пеной.

Он творил заклинанья, стеная,
Призывая все темные силы,
Все враждебное Божьему делу,
Посылал он проклятия небу:

Корень твой, что привез ты в тряпице,
Уж давно мной пустышкой подменен,
Не имеет он силы и власти,
Излечить никого не способен...

Обманул ты и сам ты обманут,
За алмаз, неуч темный,
Ты принял  дурака развлеченье - стекляшку,
Откровением счел сон пустячный.

Ты в козле увидал херувима.
Ты смешон, как герой тот потешный,
Что на ярмарке глупостью блещет,
Все впросак попадая, невежда.

Все дела твои - мелочь для неба,
Равнодушного к смертным суетным,
И глухого к молитвам и горю:
Только сила дает власть над сущим...

Сила - власть над  собой и другими...
Я столетья читал манускрипты,
Я корпел над скрижалями древних,
Отрекаясь от жизни суетной,
Получил власть над силами смерти.

Маргарита теперь в моей власти,
И раба на земле, и за гробом,
Связь со мной разорвать ты не в силах,
Даже если и воз с сорняками
Разотрешь для примочек в кашицу...

Тут поднялся смиренный священник,
Что крестил Маргариту в приходе
(Его Генрих при входе заметил,
Но узнать не узнал, хоть являлся
Тот в виденьях ему и советом
Укреплял душу Божий избранник.)
Речь он начал в сиянии светлом,
И от гласа земля задрожала...

Приходской этот скромный священник,
       Неприметный служитель Господень
Многим душам принес утешенье,
Им даря вдохновенное слово...

Кто к служению призван  от Бога,
Тому день или ночь - все едино,
Он во сне служит истинно свету,
День проходит с Господним заветом!

По делам его втайне свершенным,
        Речь наполнилась высшею силой,
Содрогнулась земля в адских муках,
Рухнул ниц чародей бездыханный.

Цепь, что злоба ковала навечно
В этот миг на куски развалилась -
Тот, кто силою мерился с Богом
Получил все взращенное свыше.
   ***
Что ж умолкли вы, струны эфира,
     Разве все уж рассказано людям?
Или песен неспетых уж нету?
Нету злобы, страданий, безверья,
Нет гордыни, в себя устремленной
И ведущей лишь к пропасти, в бездну?

Время новое, новые песни
Призывает в спасение людям!

Пусть послужит легенда, как правда,
Утверждению воли Христовой,
Прославленью святой нашей церкви,
Что как птица птенцов своих малых,
Согревает в миру нас заботой
О душе, вечно алчущей Бога
И подобной слепому котенку,
Иль собаке бездомной, голодной,
Что забыв осторожность и разум
Сама лезет в ловушку-колодец
Лишь приманку учуяв на днище.

Не за тем чудеса совершались,
Не за тем мы воспели преданье,
Чтобы слово святое померкло
В мишуре утопая суетной.

Песни эти, Единому Богу,
Посвященны ему вдохновенно,
Прославляли лишь то, что нетленно:
Ту дорогу к священному свету,
Где движенье и цель, и награда,
И где компас звучащий лишь сердце.


          Москва.   Год 1971-1998