Накануне
рыбе хвост золотит: и волну, и город
не щадит — узорит, лудит подобру–поздорову.
Изредка беспокоится глубоководная толща,
но картинка на вид проста: ничуть не площе
замощённой петли, что зовут языком тёщи.
И когда обнаруживает себя "Да, что ты?",
либо долгим "Да, лаадно…!" сразу щедроты
в лицо узнаёт, а потом "Ну и что?" бросит.
Воздух влажен, почти спокоен: идёшь ты, едешь
ли — ему всё равно: шток и ветошь
движутся равномерно, свет говорит "Прозреешь".
Вот она — привилегия! Канун церемоний,
шествий, рукопожатий, где краны в кронах
больше, чем пробужденье — и раковин, и перепонок;
где растёт у моря — то каменный гриб, то ложный
и где глупая галька на пляжном ложе лёжа
протестует одна незагорелой полоской кожи.
Ветер свеж, гряда неподвижна. Ещё напуган
лютик обыкновенный, как малый в круге:
то руками разводит, то мнёт их, то спрячет в брюки
и вопит "…ни межа, ни клин! …ни подола, ни край с ним!"
Но, последний, ко взору едва причастный,
— Что гадать, теперь, звали как: белый? красный?
Серебристый? Маренго? Вряд ли… скорей, горчичный
склон самшитовый вскрикнет и будто вычтет —
переливчатый, у ручья. Без затей перекличка:
ухнет, словно сова у Орлиных скал и длится
день. Распустят павлиньи хвосты жар–птицы
и решишь ты «Ах, пожалуй, что изумится
даже солнце над этим морем!» И занавес (ты же,
сам!) рукой поднимаешь и видно: выше
рыбий глаз соловеет, пасёт небоскрёбов крыши.
— Значит, правда, пиши–пропало… (Да нет же, нет же!
Вон, звезда над причалом, горит как прежде!)
— Ну, знаешь, любой изгиб поначалу нежен…
Спи. Не так всё плохо. Утро, порой, мудренее.
Видишь? Неба плавник за окном синеет…
И не думай, что это души гор, бледнея,
улетают через новенькие туннели.
(с)lastesh, Сочи, 25 декабря 2009г.
Свидетельство о публикации №109122600431