Посвящение Галине...

 
 А л е к с а н д р   В л а д и м и р о в и ч   М  и  л  я  х
         
      Член  СП России.  «Мастер литературы Республики Молдова».               
      Член-корреспондент "Академии Поэзии" г. Москва
      Лауреат Всероссийской литературной премии "Традиция" 
       Член СП СССР

« П О С В Я Щ Е Н И Е  Г А Л И Н Е»
    1979 - 2010 г.г. 
 
И ПОВТОРИШЬ  ЧУЖУЮ ТИШЬ…
               
Исчезнет чудное мгновенье,
Чужие вирши не верша,
Средь ладных строк
Cтихотворенья
Таится паузой душа.
Та тишина, как знак прозренья,-
Есть дара высшего сигнал:
Честь вдохновенья и виденье -
Сердцебиенья звёзд -
Познал?
Нет, ты прошёл круг рифм порочный,
Твой взор спокоен,
Голос пуст, 
Ставь искупительную точку,
Прервав поток известных чувств…
Не промолчишь. Начнёшь сначала.
И повторишь чужую тишь,
Кричишь:
«…Душа бродить устала…»*,
А чья душа? Не говоришь…
               2005 г.
                *Стихи Николая Рубцова


НОВЫЙ ДОМ 1976 г. 2006 г.

Я переехал в новый дом,
А в старом
Навсегда оставил
Строку, добытую
Трудом,
Который точен и бесправен.
Строка
Несбывшихся надежд –
То край душевного
Излома,
Она  –  невидимая брешь
Меж путешествием и домом.
Мне в час назначенных потерь
Диктуют с неба  – 
Ярких – 
Двое...
Какие призраки теперь,
Каким ключом мой дом
Откроют?
В час озарённого труда
Кричу небесному подранку:
Я больше не вернусь
                туда,
Где с призраками
Перебранка.
Я обживаю –
Светлый - дом,
Пусть - прежний – закрывает очи,
И месяц раненым крылом
Благословил упорство ночи.
Он предсказал
Зарю и день.
Он волны солнечные
Вспенил,
Но первая упала
               тень
На ввысь ведущие ступени.
А там,
     под синим
Потолком,
Диктует солнце –
Ритм и Слово,
И первый призрак входит в дом,
В грядущем облике
Былого...


« Д  Н  Е  В  Н  И  К»

Ты запишешь в секретной тетради,
Что живёшь для любви и людей,
В средней школе представят к награде,
Воспитав для высоких идей.
В мир введут и роскошный, и бедный,
И начнёшь ты его…
Познавать:
Первый друг,
Верный клятве заветной,
Прочитает без спроса тетрадь.
И нагрянут недобрые
Вести,
Как обычно – все сразу,
И вдруг,
Что душевный учитель – бесчестен!
И, что предал заботливый
Друг.
Что любви твоей, первой, утраты-
Это первый к познанью
Рубеж!
Пропадут в телефон -автоматах
Медяки твоих просьб и надежд.
Ты обнимешь стремительный тополь –
И ему восемнадцатый год!
Твой упрямый и сбивчивый ропот
Он – единственный в мире поймёт!
На чердак ты забросишь тетрадку,
Красным мелом испишешь крыльцо,
Где за шторой оконной украдкой
Искривится любимой лицо.
Города ты познаешь и реки,
Пострадаешь за правду.
За ложь!
Испытавшим судьбу, человеком
В этот дом не случайно зайдёшь.
В этом доме тяжёлые шторы,
А на солнце – глухая стена.
В дом какие-то гости иль воры
На подошвах несут
Имена.
С именами стирается
Ропот.
Красный мел в пожеланьях
Иссяк.
Ты обнимешь несломленный тополь,
Перерос он притихший чердак.
Он поднимет - высокий и нежный,
Будто в детстве на солнышко
Мать,
На чердак, что последней…
Надеждой…
Бросит в ноги…  Былую тетрадь.
Так скажи мне теперь,
Бога ради,
Коль изведал ты
Правду и ложь,
Ищешь что? За обложкой тетради,
Где страниц-то и
Тех
Не найдёшь!?

Х Х Х

Любовь ушла. 
Я не сумел
Поладить с тем, что к нам приходит
Свыше,
Я столько снов плохих… 
Пересмотрел.
Я столько слов…  Хороших!
Не услышал.
Кипело.
Хорохорилось вино.
Так не дойти до искреннего дома,
Любить,
Как все,  не каждому
Дано,
А не любить дано –
Любому!         
          1976 г.2009 г.


               А Л Е Н А
               
Содрогнулись небеса от слова, брошенного мною в тишину:
Я опять в предместьях Кишинева
Подчиняюсь красному вину.
Подчиняюсь, но не отвечаю за его поступки и слова…
Добрый тост – я часто замечаю –
В злую шутку превратит молва!
Что вино? И в будущей эпохе, побеждая выдержку времен,
Сохранит сердечные сполохи:
В тайный смысл их – поздно посвящен:
Тьма подвластна светотворной страсти, что из века в век -
И стала мной!
Красное вино – я пью в ненастье...
И прощаю – добрый и хмельной.
Я прощаю Кишиневу – детство!
                Юность – не погибшую в вине…
Светлою принцессой из предместья,
Ты пришла возмездием ко мне.
В этом доме с черепичной крышей, что гордится хрупким петухом,
Юные твои четверостишья
Повстречались с Сашей Миляхом.
Верность света
Небеса отпустят в торжество отчетливой мечты.
Белою рубахой в терпком мусте,
Я намечу путь из темноты.
Ты идешь по улице негромкой, уркаганов, местных, не боясь,
Под ноги небесную соломку
Мечет месяц, укрощая грязь.
Что нам грязь? Ее назавтра смоют
                теплые молдавские дожди,
Бурной запоздалою весною
У меня прозрения кради.
Постоянный цвет – любви – зеленый, заживо меня омолодил,
Надвое не множь года, Алена,
Я - свои – небрежно разделил!
Пару лет не приложились к сумме? Про запас оставим много лет!
Я - в твои года - о славе думал,
Бога не тревоживший поэт.
Но однажды там, где парк Соборный бережет крылатых
Вещий дом,
Молнией пронзил мой зов упорный
Тот, кого Всевышним мы зовем.
И поднял, как после катастрофы! Гонщика, кто был и глух и нем –
Дух Есенина – во мне будили строфы
Пушкинских провидческих поэм.
Я пошел по улице – Поэта.
                Он разгневал – насмерть – небеса,
И впервые видел – образ света,
И небес внимательных глаза,
Я пошел по улице певучей, в даль огней от дома уходя,
И впервые понял – чувства тучи
И печаль внезапного дождя.
Жить стихами – это не искусство!
Что искусство?
Лицедейский дым.
Вот принять душой – больное чувство,
Вылечить сочувствием своим!
…Месяц очищает светом крыши, укрощает городскую грязь,
Ты идешь по улице притихшей,
Хулиганов местных не боясь.
Ты им всем, красивая, знакома, отрезвляя светлой чистотой,
В даль садов – от бережного дома
Мы уйдем разбитою тропой.
Мы уйдем от улиц, посвященных - именам сибирских городов,
Сколько одурачил здесь влюбленных
Месяц, что опять и юн, и нов…
Как звучат «Персидские мотивы»* в кишиневских пушкинских садах,
Черноокие прислушивались сливы,
Зов бессмертья – чувствуя в словах:
«…Ни к чему любви моей отвага,*
и зачем, кому мне песни петь...»
Чувства – в строки. В рукопись – бумага.
Рукопись – душой должна гореть.
Не сгорать – большой и настоящей, а гореть, противореча злу…
Так звезда, знамением творящим,
Предвещая жизнь – падет во мглу.
Вспыхнет вновь. 
Другой, не подражая, отразится в воплощенье
Слов,
Знаю, что я тоже отражаю
Чье то пламя из былых веков.
Лик в лицо – опровергает тени, темноту былых и этих лет,
Эту тьму сегодняшнюю сменит
Темнотою завтрашнею свет.
Этот свет опять придет с Востока, он предсказан новою звездой,
Что взошла так близко и жестоко
Надо мною грешным и тобой.
…Посмотри: среди жеманных яблонь – дети одиноких абрикос.
Это сад – не притворённой яви,
Это роща бывшая берёз.
Сад посажен ловким комсомолом, символом грядущих перемен,
Полуобнаженная крамола здесь таилась и сдавалась в плен.
Я пленен был дерзкою девчонкой,
Охмелевшей от причуд зари…
Не горю, любя тебя, Аленка!
На зарю чужую посмотри:
Ты увидишь встречу и разлуку
Первой не целованной любви,
Не зови из памяти ту муку, скуку безразличья - не зови.
Вечер озарялся лунной встречей,
Чтоб разлукой обернуться вновь,
Душу в кровь, об гордость, изувечив, я спасал
Бессмертную любовь.
Я спасал, бессмертную, от смерти,
По прямой – не ведая пути,
Но теперь прозреньем круговерти, от забвенья как ее спасти?
Дух надежды переходит в веру,
Но не быть ей – верой без любви,
Ты признаний быстрых полумеру, мерой расставаний –
Назови.
Что разлука? Это детство смерти,
Ей еще, взрослея, поумнеть,
Но теперь прозреньем круговерти, как пресечь забвенья круговерть.
«Быть поэтом – это петь раздолье…»*
Ах,  Алена – то мечты мои:
«Соловей поет – ему не больно…»*?
Без вести пропали соловьи.
Это шутка. Очень злая шутка.
Жуткой правдой боль стучит во мне:
Русская есенинская мука – в каждой независимой стране.
Все подвластны памяти Вселенной.
Коль не в этом – живы в мире – том.
От деревьев  свет - бросает тени, чернота рождается огнем.
Ты пойми: при этом лунном свете жив я повелением зари –
Я один, один за все в ответе. Был приказ:
Родись! Живи!
Умри!
Ты вглядись в судьбу и в человека, даже если горестно понять:
У двадцатого – уже былого века, милосердной правды
Не занять.
Ты уйдешь
В грядущий
Двадцать первый,
                от меня,
                ушедшего,
Уйдешь!
Жест руки – порывистый и нервный –
Не прервет назначенную ложь.
Там в другом – мне, несподручном веке,
Посреди утраченных имен,
Ты найдешь строку о человеке,
Кто в тебя из прошлого
Влюблён…      
         * Стихи С.А. Есенина
                1992 г.
               
      
НЕЗНАКОМКА

Подойди и спроси:
«Что стоишь, человек?
Может, милостей просишь у надменных прохожих?
Дела нужного нет? Ведь кончается век,
На тебя — в долговязой шинели –  похожий…»
Я отвечу тебе:
«Дела честного нет!
Тень меж нами легла безнадежно и властно,
И давно каменеет – свет взволнованных лет,
И тревожную память храню я напрасно».
Ты проходишь, случайная, бросила взгляд,
Ты любимая… Кем?
И не любишь… Кого ты?
Ты желала сама, чтоб прервался парад,
Вновь открылся поход для сердечной заботы.
Ты бежишь от нее.
Беспокойство храня,
Отдарила тоской за родное мгновенье.
Ты спешишь от меня. От тревожного дня,
Каблуками, пронзая ожившие тени.
И своих и чужих...
                Так чего же мне ждать?
Если ангел небесный не дал тебе милость?
Обернись и ответь мне,
Грядущая мать,
Почему и зачем ты из света
Явилась?

 
ТРОПИНКА 1962 г.

Ты, моя тропинка –
             к счастью,
Стебель - белого цветка,
Оборвал я вдруг в ненастье
Нить лучистого клубка.
Кружит лабиринт дороги
На асфальтовых лугах,
Всё брожу я 
          у порога
Нашей встречи – в двух шагах!
Сделан шаг!
Душа - в дороге.
Не зальёт вину – вино,
Пусть желанной недотроге
Жечь мосты
          разрешено!
Ты моя. И ты священна.
Ты прощенье, не вина…
Чувство вечное мгновенно?
Жизнь –
Тобой - озарена!
Месяц  - звёзд распутал
Снасти.
В сердце – таинство клубка!
Ты –  моя…
Тропинка – 
К
Счастью,
Стебель - белого цветка.
                1962 г.1968 г.
               

ВОСЬМИСТИШИЯ О ЛЮБВИ
 
1.
Мы облака делили, звезды,
Печаль и радость –
Пополам,
Значенья хрусталя и бронзы
Делить не выпадало нам.               
Дожди разлучные отлили,
Погибли в солнечных боях,
Но мы судьбу
             не разделили –
Осталась каждому
Своя.               
        1960 г.
2.
Ты понял: любви не бывает несчастной,
Ты умер однажды, но снова
Живой,
А помнишь порывы листвы над опасной
И к бедам твоим безразличной Невой?   
Ты долго смотрел на сгоревшие дали,
И было до слез неуютно глазам…
Скажи, не тебе ли недавно
Казалось,
Что ты полюбил и взлетел
               к небесам!               
            1977 г.

3.
В свинцовой, сумрачной воде
Тонули ночи 
Ленинграда,
Съедали медяки –
          моих 
Надежд
Глухие телефоны – автоматы.
Но повстречавшись с ночью белой
Забудем мы заплаканный наш год,
И я пойму ничтожество
Гипербол,
И ты поймешь
Величие литот!

4.
Ты понял, что не можешь жить иначе,
Тебе дороги трудные родней,
Товарищ мой, мне пожелав
Удачи,
Сам никогда не расставайся с ней.               
У нас в полях!
В них небывалый клевер,
Гудят сады, но горе не тая,
Последний грач
Вдруг улетел на Север,
Где закалилась лирика
Моя.
  1980 г.

5.
Шар земной нам воистину тесен,
Ты со мною в разлуке любой,
Ты нужна мне, как музыка песне,
Как стиху сокровенная боль.
Я
Любви горизонты открою,
Лишь себя в неудачах виня,
Ты нужна мне, ты будешь со мною,
Даже если не станет
Меня!

6.
ЗАВЕДОМАЯ ОСЕНЬ…

Ты говоришь, что жизнь прекрасна:«Любым мгновеньем
Дорожи?
Смотри, смотри, как листик красный
В злой дружбе с веткою – дрожит…
Она его, конечно, сбросит,не зная вечного числа,
Всегда заведомая, Осень... Вновь – неожиданно... Пришла?»…
Любуясь красотой напрасной,в её надежд – предсмертный час,
Ты говоришь: « А жизнь прекрасна. И без  прикрас…»
2010 г.г.


В Е Н Е Р А

В снег я брошусь, как с обрыва,
Проложу в сугробах
Cлед,
Буду клясться
Молчаливой,
Что на свете – лучшей –
Нет!               
Перед ней открою
Душу,
В клятвах вечных
Изведу –
Сам поверю!- будет слушать,
И не требовать. 
Фату!
Не кручинясь,
             не гадая,
Каждой встрече буду рад –
Еду… еду на трамвае...
Я... в пустынный
Летний Сад.
Он заснеженный и синий,
Летний – в слове и в мечтах,
Зябко прячутся…  Богини…
В деревянных теремах!
А в каком, моя? –  Не знаю!
Обниму всех … Чередой…
И уеду на трамвае...
Переполненном...
Домой!
1972 г.

ФЕВРАЛЬ 1977 г.

Февраль принес пронзительную
Стынь,
Он к югу отодвинул
Снегопады,
Он расшатал чугунные ограды
И охладил классических богинь.
Самодовольных жадных голубей
В ущельях прячет
Двор трущобный,
Лепечут за окном... Еще бы,
Горит огонь лишь в комнате моей.
Темным-темно...
Притихшая душа
Живет со мной в немыслимом разладе:
Она горюет в зимнем
Ленинграде
Я к солнцу мчу, за временем
Спеша.
Не виноват. Мне в том упрека нет,
Что милосердия лишал ее и крова.
Мне не догнать расчетливо,
Сурово
Стремительных в решеньях –
Лет.
Пусть сохранит святую простоту
Имен и строк –   заветов русских -
Пламя!
Пусть подтвердит встревоженная память
Взрослевших чувств немую
Правоту!
... Очнулся я.
Портреты на стене.
Блуждают книги по столу,
Постели,
Еще молчит будильник на пределе,
Упрашивая время в тишине.
В окне прозрачней.
Чахнет неба креп. Фонарь зажегся!
В ночь - о нем
Забыли.
Быть может, это голуби бубнили?
Выпрашивая очерствевший
Хлеб?


   

ПРЕДПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО СТРАНЫ...

Вспоминаю причал Валаама,
Август, двадцать второго числа
Теплоход сбросил трапы.
И дама
Из тумана по палубе шла.
Шла по – Блоковски, грустно красивой,
Воплощеньем чудесного зла –
Вечный символ нерусской России,
На сверкающей, шеи... 
Несла.
Где-то в небе пробили куранты –
Весть, что лето погибло
Уже,
И твои, необычные банты
Иоланта –
Остались в душе!
Это солнце, лучом озаряя,
Золотой оставляло нам след,
Не Олимпа горенье теряя,
А терпенье – которого
Нет.
Ленинградок -  прекраснее - самых,
И пречистой, как в умных стихах,
Дама шла по мосткам Валаама,
Где застыл в озаренье
Монах.
Вслед тебе он смотрел, Иоланта,
И лучился над озером свет,
А по радио били куранты,
Подтверждая движение
Лет!
А монах вслед смотрел в озаренье,
Зная света небесную связь,
Шаг нарушил твой крестным знаменьем
И потупился, скупо крестясь!
Видя волн не озерное буйство,
В озаренный поверил я знак,
Ты простила мое богохульство,
И взошла на плавучий
Кабак.
Где фонарь светотенями кружит –
Истин много в заморском вине,
Вспоминала про пьющего
Мужа,
Я читал
Посвященья жене!
По каменьям мы шли Валаама,
Возносились на борт корабля.
Но в тумане растаяла дама,
Мне писать про природу -
Веля.
В этот день запирались каюты,
Выл буксир, чтоб из бухты помочь
Теплоходу уйти…
                И салютом
Мы встречали небелую ночь.
В столкновении тени и света.
В изобилье вина и вины,
Уходило веселое лето,
Предпоследнее лето…
Страны!
               

ВАЛААМ

Неподвластный - ни злу, ни векам –
Ты владеешь  душой,
Валаам.
Русским духом, а значит - 
Вселенским,
Осеняет нас Скит Воскресенский.
На Игуменском кладбище есть
Из веков благодатная
Весть.
Иоланта предвестье услышит,
Душа в душу – улыбчиво дышит.
Говорит мне по-русски: «Постой,
Здесь бродил по тропинкам
Святой…».
Я читаю стихи не из книги,
О красивой посланнице
Риги.
«…Александр, почему очень
Грустный?…».
«Нет веселой поэзии русской!»
«…Русский ты – это значит...
Плохой…».
«…Иоланта, забудь и подпой…».
И поет Иоланта печаль
Про мою « чудотворную даль».
«…Не бывает плохого таланта,
А Россия – талант,
Иоланта…».             
«…Александр!
В строчках чувства оставь,
Мои волосы – ветром –
Поправь…»
И ни книга,
          ни Рига,
                ни Храм,
Ты владеешь душой,
Валаам.
Не придуманным стихотвореньем,
Ты всевышних велений – 
Виденье…
               


СТРОГОСТЬ
Спасенных -
           дважды  -
Не спасти!
Как не найти гонца
Второго,
Когда умрет на полпути,
Стремящееся к сердцу –
Слово,
Не возвратится к нам –
Любовь,
Ее мы предавали дважды,
И ты, любимая, готовь,
Печальный список и
Отважный.
В тот список – молодых имен —
Моё! 
Внеси – лукавой тушью,
Но близких глаз прекрасный сон
Я расстоянием
Нарушу.
Любовь упала к нам с небес,
Когда я тучи потревожил,
И правду
Чувственных чудес
Я не смогу проверить...
Строже.
И с неба хлынул град камней,
И ты все та же, но чужая,
Ты попадаешь в сердце
Мне!
Слова острее
Подбирая.
Спасенных дважды - не спасти!
В свои уверенные
Двадцать -
Твой возраст - в мой -  на полпути
Сумел трагически
Ворваться.
Но позовешь?
Опять приду,
Вновь отниму твою
Беду.



ГАЛЕ 2002 г.

Милая,
Закрой тоску журналов,
Черноту и прозы, и стихов.
Ты, как все хорошее, устала
От бессрочных Родины грехов.
Лживыми - запущены - пращами,
Камни прошлого –
Мне в сердце,
Ей в лицо,
Поколенья и века прощала
За своих и пришлых подлецов.
Озаренный -
Памятью нетленной,
Я прощу, пусть не простит молва,
Вырублю по камню -
Светом, тенью,
На душе – заветные слова.
Вырублю по совести, по чести,
Не пугайся, стынет плазмой кровь,
Вечность нас мгновеньем перекрестит,
Осенив прозрением –
Любовь!
Я шагну и в небеса низвергнусь,
В пепел, в вулканический огонь,
Ты мою истерзанную верность
Словом недоверчивым не тронь.
Поднебесной чистой круговертью
До порога веры -  нам дана:
Святость духа, что по-русски
Терпит,
Потому и вечная
Она.
               
               
    ПОСВЯЩЕНИЕ ГАЛИНЕ 1989 г.

Заря во мгле тревожной тлеет,
Неясен смысл ушедших дней.
Нет в мире ничего светлее,
Чем облик
         Женщины
Моей!               
Когда растрачены
Моленья,
Бессилен пред неверьем
Бог,
Она дарует искупленье
От всех терзающих
Тревог.
И слезы женские не льются,
Вобрав страдания в себя,
Ей стоит бережно
Коснуться
Угрюмого мужского лба…
И прикоснулась!
В звездном гуле
Исчезли злоба и молва,
Мои сомкнула пальцем
Губы
И стерла черствые слова…
             1985 г. 2005 г.