Золушка

Очередной
  головой
       взмах:
становится горячо,
     как будто вместо
       «трах!»
вырвалось «Боже мой!
теперь ты моя невеста».
            О чем
я задумался глядя на те-
                бя? –
откуда я знаю, о чем!
Может быть, о твоем платье,
а может, мелькнуло: зря.
Даже стоя в одних трусах
так и хочется за-
сунуть руки в карманы
и посмотреть за плечо
через твои глаза.
И открутить краны и
наглотаться слов.
Я привык мерить планами,
потому что всегда готов
        отлюбить на ве-
         ки заранее,
по одиночке каждой Ave 
             петь или кучно.
Но век кончается прежде,
      чем умирает надежда
на то, что не станет скучно.
              Твоя одежда
пропитана влагой.
        Проще сказать,
она мокрая:
     это я,
           нагой,
лезу к тебе в кровать.
Ты окутана девственно-
снежною пеленой –
ящик твоей непорочности.
К черту кокетство!
                Б...дь!
Я знаю, что это всего
              простыня
                навсего,
а не мерило прочности!
Это бессмысленный бой.    
     Отойди,
          не мешай:
            я орошаю
                поля.
      Гляди,
      вот ты и тастаяла.
Буквально.
Что ты на меня уставила
отпечатки своих глаз
          с постели? –
они смешаны со мной,
брутальным
            светом текущим
               в нас.
А мы на мели,
          как изгои –
промеж настоящим и будущим,
и стрелки часов будоражаще
               одинаковы,
и это – твои ноги.
Это грозит быть браковым –
то, что, кажется, я –
циферблат  твоего настроения.
Разве
плакать по этому поводу -
это не твой оргазм?
Век - это даже не годы.

Кричи:
нужно успеть до полуночи.