Владимир Шевнин. Избранное

+ + +

Кружатся дни, словно вороны,
Чёрный отметив рубеж,
И разлетаются в стороны,
Будто сгоревший Манеж –

В опись и жертву заклания,
В эхо ночных мятежей,
В пыль от массивного здания,
В пепел больших площадей.
 
Плач над таёжною Колычью,
Над перекатной Немдой…
Что ж мы наделали, сволочи,
С нашей великой страной!..

Мир этот равен мгновению.
Разум в плену новостей…
Как научиться смирению
В мире безумных страстей?

Как с этой раной нательною
Глупо и радостно жить?
Как же рубашку смертельную,
Не умирая, носить?..


+++

А влага на клёнах как лак.
И лихо, и след лихолетья.
Екатерининский тракт
С берёзами ростом в столетья.

Суглинок, обрыв, перекат.
Щурёнок летит за сорогой.
Карминный густеет закат
Над пашнею и над дорогой,

Над ямой речного язя,
Застыв, словно полог парчовый...
Где падают, в вечность скользя,
Берёзовый лист и кленовый.


+++

Запах пареной репы из русской печи, –
Это осени поздней густая примета.
Уже мёрзнет земля, остывая в ночи,
Забывая тепло уходящего лета.

Покрываются инеем кучи ботвы,
Укрывая жуков полосатые робы.
Уже дым от сожжённой опавшей листвы
Собирается вновь возвратиться в сугробы.

Распрощались с транзитной таможней грачи.
Опустевшее небо заполнено грустью.
Запах пареной репы из русской печи
Одиноко плывёт деревянною Русью.


+++

Снова август.
Злодействуют чёрные мухи,
через марлю окна
продираясь на запах укропа.
Заливают рассол в огуречные банки
две суровые с виду старухи,
в одиноком дому,
на задворках Европы.

В кузнецовский фарфор
кинут горстку «фамильного» чая.
Загудел самовар
с родниковой водою.
Я болтаю ногами на стуле,
невпопад отвечая.
Я играю с котом
и со швейной машинкой
с железной иглою.

Помидоры порезаны тонко
и присыпаны сахарной пудрой.
И малина с зелёным листом - 
в молоке от соседской коровы.
Мне застелют широкий сундук.
Я уйду от них утром –
До свидания, тётушки,
будьте здоровы!..

Я вприпрыжку бегу
и назад не смотрю,
кто рукою мне машет…

А когда я вернусь
из загула и пьянки –
не узнаю себя, ни родных,
ни знакомых, и даже
не найду их могил
на последней и вечной стоянке…



+ + +

Я спускался в Аид
И ходил в сталагмитовых джунглях,
Где хребёт Кыржинтау
Упёрся, как рогом, в Тянь-Шань.
Плёл железные петли
На серых сурков,
Ел их жёсткое мясо.
И сухой собирал для костра,
Словно прану, по склонам кизяк.

Я спускался в Аид
И срывался и падал в колодец,
Разбивался не насмерть
И полз в каменистой щели.
И оставил на глине следы
В сталактитовом зале,
С сотворения мира куда
Не ступал ни один человек.

Я спускался в Аид,
В удивительный мир сталагнатов,
Где блуждал в лабиринтах
Во тьме первородных веков.
Свет во времени гас
Под пластами природного карста,
И на крайнем пределе
Живая горела свеча.

Я спускался в Аид,
Погружался в подземные реки,
И в причудливых гротах
Спиртовкой заваривал чай.
Но всегда возвращался
К палатке и горной форели,
И взатяжку курил папиросу,
И запахи жизни вдыхал.

Я на свет возвращался.
Но однажды придётся остаться,
Неизведанной бездною
Выйти на солнечный луг…
Не летучею мышью
В пугающей мгле обернуться,
А в свече сталагмита
Холодною каплей заснуть.


+++

Тишина отступала,
как орды монгольского хана.
Загорелась звезда,
словно свечка в руке чернеца.
Вот пошла моя жизнь,
как ракета в степях Казахстана.
Незнакомая тень
растеклась по ступеням крыльца.

Засветилась луна,
но не ярко, а так, вполнакала.
На болоте лягушки
извечный затеяли спор.
Осторожная рысь
серебристую влагу лакала
Из ручья. За спиной
оставались лачуга и двор.

Я глядел в небеса.
Разбегались созвездья шрапнелью.
Угасали вчерашним салютом
и падали в миф.
Остывала Земля
одинокой вселенской постелью.
И упорно карабкался в гору
бессмертный Сизиф.


+ + +

Я падший ангел, ставший блудным сыном,
Скитавшийся по пажитям земным.
Я проходил пожарищем, где дым
Из Скифии, и падал в Понт, за Крымом.

Я видел бога в облике зверином,
Когда сходил с ума в упадок Рим.
Но только сходства не нашёл я с Ним.
И плача, пролетал Иерусалимом.

Меня несли по миру поезда.
В окно светила дальняя звезда.
И ласточки стелились низко-низко.

Дождь падал в пересохшие лога.
И над лугами радуга-дуга
Вставала. И Отец уже был близко.



АКВАРИУМ

Открыты двери настежь, сновиденья
Ко мне вплывают, не спросясь, как гости,
Которых я не звал, но без которых
Немыслим дом, как праздник без вина.

Вплывают гости табором и штучно,
Ведут неторопливую беседу
За лампою под синим абажуром
На досках грубо строганных стола.

Беседы нить, вернее монологов,
Пытаюсь удержать, не понимая
Ни образа, ни смысла, ни наречья
В слогах, созвучных распорядку букв.

Я силюсь уловить сачком марлёвым
Цветистых гуппи в массе элодея.
В окно снаружи смотрит кто-то странный,
И утекает в форточку икра.

Как чувствует себя под мелкоскопом
Сперматозоид в окруженье клетки?
Сойдёт с ума и золотая рыбка
В аквариуме круглом, без углов

Сплетает сеть невидимо и тонко
На всех дверях, на косяках, на окнах
Работающий мерно, без отгулов,
Не то паук, не то рыбак, не то

Ничейный сон, скользящий на котурнах,
Случайного клонирующий гостя,
Что тянется цепочкою из сада
И исчезает в зарослях хвоща.

Но если вдруг, когда мне будет страшно,
Когда затянет кокон все проёмы,
И затхлая вода уйдёт по шлангу,
А ржавый кран ни капли не подаст

В пустую ёмкость мерного объёма –
Зане он занят сморщенным пространством –
Где ткётся сновидениями время
И прячутся пугливые мальки.

Я уплыву с последней тенью гостя,
Я утеку с последней каплей влаги,
Я ускользну, как тот сперматозоид,
Что отвергает опыт над собой,
 
Точней над телом, взятым в перспективе,
Из вечности протянутой душою,
Вообще над жизнью просто человека,
Пусть даже твари… Тварь, но всё же – кто!

И я проснусь, возможно, в светлой зале,
В большом дворце из хрусталя и стали,
В окне увижу города и дали…

И маленький аквариум в углу.



+ + +

Всё оборвалось, только звон.
И ничего, ни до, ни вместо.
Сусальным золотом икон
Прозрачность брошена отвесно.


И тишина. И соловьи,
Вдруг захрипевшие в надсаде,
Как звук сорвавшейся бадьи
У Чехова, в «Вишнёвом саде».



СКВОЗЬ ВЕКА

I.
Я видел ангелов. Спускался в ад.
И пил вино с героями Гомера.
Сжигала ненависть. Спасала вера.
В моих попутчиках Шекспир и Дант.

II.
Среди богатств разграбленной страны,
Среди статистов скучной этой драмы
Последним рыцарем Прекрасной Дамы
Мне рубище и посох вручены.

III.
В тоске от безысходности – всё зря!..
И в мире этом я почти изгнанник.
Бреду я, словно вечности посланник,
Через пространства, судьбы и моря.

IV.
Мне современны Данте и Шекспир.
Но современник мне не современен.
Не потому, что временем разменен.
Но ощущеньем – я скиталец Лир.

V.
Не обрести покоя на земле.
И не воспеть Лауру с Беатриче…
О Господи! Кто так протяжно кличет?..
Куда слепые движутся во мгле?..

Страница автора - http://stihi.ru/avtor/shevnin