Панегирик императору
«Прекрасным и мудрым является установленное нашими предками правило начинать молитвенным обращением не только всякое новое дело, но даже всякую новую речь… Если в прежние времена могло возникнуть сомнение, ставит ли правителей земли случай или какое-либо предуказание с неба, то не может быть никакого сомнения в том, что наш «президент» дан нам соизволением богов. Ты, Владыка, принял на себя управление в тот момент, когда другой стал сожалеть о том, что он его имел. Между усыновляемым и тем, кто усыновлял, не было родства, оба они были наилучшими людьми нашего времени».
Несколько дней, как вернулся из поездки в Россию. Украина – Москва – Мурманск – Москва – Украина. Обдумывал, как записать наблюдения и впечатления… Так и хочется в этом месте ввернуть что-нибудь эдакое: как на другой планете побывал, - не получается, но об этом ниже.
Не так давно смотрел передачу на канале «Совершенно секретно» , наверное, слово «секретно» надо писать тоже с большой буквы. Ведущий приглашает разных, умных людей и беседует, на разные, умные темы, в конце неизменно говоря: «Будьте свободны!». Хороший канал, и передача, и ведущий, - рекомендую. Почему, собственно, я отвлекаюсь от задуманных «путевых заметок»? Потому, что были сказаны слова, знаково подчеркнувшие мои размышления. Не стану говорить, кто их сказал, потому как это совершенно не важно, потому, что эти слова не только витали в моем пространстве, но были неоднократно произнесены людьми, меня окружающими. Было сказано следующее: если бы Путин сейчас принял участие в выборах президента Украины, он безоговорочно победил бы в первом туре. Частичка «бы» в данном случае, к большому сожалению многих граждан Незалежной (давно уже залежной во всех смыслах этого слова), говорит о неотвратимой гипотетичности такого спектакля. Отличная тема для драматурга,- можно насочинять в любом жанре: тут тебе и древняя трагедия с пеплом на голову, и трагедия современная с пеплом в головах ( к несчастью – не сценическая), тут же комедия в любых ипостасях от апулеевской до виктюковской, с нашенскими вариантами, как то: «Золотой Телец», замаскированный под осла, «Бриллиантовые Руки» ( это о теперешнем украинском – руки не крали пока глаза видели – народный фольклор), «Владимир Владимирович меняет профессии» и т.д. А чем всё закончится в действительности? Правильно – фарсом.
«Непристойное, постыдное, циничное зрелище». - Это определение слова «фарс» из словаря Ушакова.
В этом же словаре есть определение слова «панство»...Так сейчас принято обращаться друг к другу на половине территории Украины: пан и пани. Это не то слащаво-комичное «пан и пани» из «тринадцати стульев» кто помнит, а кто не знает, поясню. Была такая передача в советское время, называлась «Кабачок 13 стульев», в которой актёры изображали как бы польскую действительность того времени. На то время довольно сатирическая передача. Но Генсеку нравилась, потому и не закрывали долгое время. Теперь при этих словах - «пан и пани»- возникает другая картинка, Тургеневская, с проезжающей в кабриолете по «застолблённой» дороге барыней, и стоящим на обочине дороги мужиком, склонившимся в нижайшем - до земли - поклоне, с шапкой в руке, заломленной пополам (и шапке и руке). Уже сейчас возвращается в обиход такое слово как «крипак», это в русской транскрипции, обозначающее – раб, крепостной крестьянин, мужик – (по-блатному) осужденный, добровольно работающий…
Еще в том «секретном» разговоре, когда зашла речь о нашем с вами, уважаемые господа и панство, менталитете, о стремлении к «сильной руке», о нашем скучании по этой самой руке, было замечено, что, мол, народ хочет этого, ждёт не дождётся сильную отцовскую руку с ремнём ( детский мазохизм какой-то). Но что он, народ то бишь, хочет, чтобы на всю страну был один «харизматик» (ну в крайнем случае два), и при этом все остальные личности, претендующие на свою маленькую харизмочку, не высовывались, а те, которые смеют красть, брать взятки и творить прочие неблаговидные поступки, должны валить лес на Колыме, а не добывать золото в Гавайской тайге. Но ведь так не бывает, товарищи дорогие!
«А несмысленый галат, находясь в чести у своих граждан, неусыпаемым снедается червием о том, что он не сенатор, а хотя и сенатор, но не из первых; хотя же из первых, но не председатель; пусть и председатель, но не так славен, как прежний». Григорий Сковорода (Г.С.).
Я не думаю, что Президентам Российской Федерации, помня нашу историю, хочется остаться в ней плохо-поминаемыми. Не могу себе представить, чтобы человек, радеющий о своей стране,- а в этом можно заподозрить двух первых лиц России, обладающий при этом во много раз большей, чем простой обыватель, информированностью обо всём, - не видел бы всех угроз деградации общества. Тиран опирается на армию, правитель – на граждан. Вот такой -…изм.
«Ветви розмариновы хотя и отрезаны от своего древа и давно уже лежат мертвы, однако духом дышут благовонным». - (Г.С.)
Перед поездкой посмотрел документальный фильм о Византии, тысячелетней империи, поражавшей во времена расцвета своим великолепием современников. Хороший фильм, с аналогиями в наше настоящее и будущее. Решив освежить в памяти историю, перечитал «Жизнь двенадцати цезарей» Светония Транквилла, современника и друга Плиния Младшего ( I-II в. н.э.). Какую характеристику давали тогда настоящему монарху, правителю: мудрейший, лучший, справедливейший из людей; его главная забота – благо подданных; он не присваивает чужого имущества, не окружает себя роскошью, прост и доступен. Человек, могущий примирить единовластие со свободой, дав возможность хотя бы господствующему классу думать и говорить что хочешь, в определенных рамках,конечно. Против чего восставали просвещенные люди того времени, говоря о своем прошлом и настоящем: народ, жаждущий лишь хлеба и зрелищ, поэты и ученые, пресмыкающиеся перед богатыми невеждами, пробившиеся бесчестными путями выскочки, безропотно унижаемый сенат. Отношению к сенату уделяется особое внимание: похвально, если правитель оказывает сенату уважение, относясь к сенаторам как к равным, советуясь с ними, выделяя деньги из своих средств обедневшим не по своей воле сенаторам, не прибегает к массовым казням и конфискациям, не принимает доносов от рабов и вообще не поощряет доносчиков. Особой похвалы заслужили те правители, которые при вступлении на престол общим актом утверждали все пожалования и привилегии, произведенные их предшественниками.
В дорогу, конечно же, я взял книгу. Другую. Читаю и невольно вижу современную действительность.
Многие берут в дорогу книгу. Сборник сканвордов, например, хотя не являются большими любителями их разгадывать. Вероятно проводники, после прихода поезда на конечную, находят пачками эти наполовину заполненные брошюры, не забытые, но именно брошенные, а ведь сколько там остается неразгаданных слов, думаю много и вовсе неизвестных. Очень красивым и замечательным может оказаться слово, тебе еще неведомое. Как сказал один человек,- нет такой плохой книги, в которой не найдется что-то полезное. Многие берут в дорогу что-то «просто почитать», убить время. Какое страшное выражение – убить время. Убить частичку своей жизни. Мне не хочется этого делать, мне не хочется убивать время, вообще кого-то убивать мне не хочется…
«Сей подобен мухам, не могущим сидеть на зеркальной гладкости, а отпадающим на места жесткие.» -(Г.С.)
- А вчера муху убил ведь…- Это я с внутренним голосом беседую, полезная, знаете ли, штука задавать иногда ему вопросы. – Ну, муха, и что! Зато вон в цветке божья коровка живет, может, даже перезимует. А весной – солнышко, солнышко, полети на небко, там твои детки… - Муха тоже тварь Божья, вдруг она не успела выполнить свое предназначение, а ты её хлоп! И нет её. – Нечего было жужжать над ухом.
«Выразить словами не могу, Dominus,( т.е. Владыка), какую радость доставил ты мне, сочтя меня достойным права троих детей…».
Dominus – так обращались в Древнем Риме и рабы к хозяину, и младший к старшему, и сын к отцу (людям верующим, особо католикам, знакомо это слово), ребенок к учителю, подчиненный к начальствующему. А вот право троих детей достойно похвалы: отцы троих детей были избавлены от некоторых повинностей, имели преимущество по службе, при наследовании и пр. У скольких из наших сенаторов по трое детей, да еще и служащих во благо Родины?
«…тем более жажду я детей, иметь которых хотел даже в то мрачное время… , предпочитаю стать отцом скорее в такое время, когда я могу быть счастлив и спокоен за будущее».
У меня двое детей. Не могу претендовать на такое право. И еду я в Россию на своё прежнее место работы, чтобы узнать о перспективах моего обустройства на Родине. В общей сложности прожил в России восемнадцать лет, совершеннолетие. И не только из-за работы еду, и того, что стало в Украине очень сложно обитать,- беспросветное панство, в самых худших проявлениях, несмотря на то, что можно (пока еще) болтать о ком угодно и что угодно. А еще потому, что дети уже в России, и нельзя оставить их без попечения и помощи. Уезжая, узнал о возможных административных камнях, как то регистрация, паспортный режим и т.д. Опасаться мне нечего, никто меня не разыскивает, запрещенными делишками не занимаюсь, но, как всегда, при контакте с представителями государства возникает зуд в руках, держащих паспорт, скрежет душевный. Помню как в аэропорту Штутгарта один молодой человек из Питера, не так прошедший мимо таможенника, вскинул руки вверх, услышав громкий возглас «Хальт!». В российском сознании «хальт» и «хенде хох» - синонимы. Много еще чего интересного в российском сознании…
«Ваши документы!» Тоже неплохо звучит. Можно и растеряться. Какие документы? Но понимаешь. Гаишнику – права и техпаспорт. Можно еще бумажку с чьим-нибудь портретом. В Украине говорят: "дал Тараса", или "дал Лесю". Никто по большому счету не обращает внимания на изображения, а зря. Ведь тут видно, как еще на заре становления продумано было отношение к людям. В порядке убывания приведу гривневую ценность. 500 – Григорий Сковорода, философ. 200 – Леся Украинка, поэтесса. 100 – Тарас Шевченко, поэт. 50 – Грушевский, государственный деятель начала прошлого века. 20 – Иван Франко. 10 – Мазепа, тот самый. 5 – Богдан Хмельницкий. 2 – Ярослав Мудрый. 1 – Владимир Великий. (Знали бы создатели, что ВВП это не только Валовой Внутренний Продукт,- подумали бы кого изобразить на самой близкой к народу купюре.) Лет десять назад незначительные проблемы можно было решить с помощью Богдана Хмельницкого, сейчас же у власть предержащих обнаружилась страшная любовь к поэзии, а после этого следует ожидать – по собственному опыту знаю – неподдельный интерес, а впоследствии жгучую привязанность к философии… Далее уже идут вопросы веры. Не исключено, что на тысячной купюре, каковая, думаю, в скором времени появится, изобразят какого-нибудь местного митрополита, или еще лучше пришлого Далая…
«Издревле укоренилось мнение, Владыка, что столица наша не может прокормиться иначе как продуктами Египта. Возгордился надменный и ветреный египетский народ: он, мол, кормит народ-победитель, от его, мол, реки, от его кораблей зависит наше изобилие или наша скудость. Но мы вернули Нилу его богатство: он получил обратно хлеб, который когда-то посылал нам… Пусть поучится Египет и убедится на опыте, что он доставляет нам не пропитание, а подать, пусть узнает, что он не необходим для Рима, и все же пусть служит нам…»
На пути в Москву таможня ночью. Среди попутчиков четыре женщины с огромными цветастыми сумками,- это их маленький гешефт. И думается мне, при других условиях не болтало бы их по просторам, что нашли бы они другое занятие, не отвлекающее их от мужей и детей. Перед самой таможней они сошли с поезда на каком-то двухминутном полустанке, и я сомневаюсь, что это было их место проживания, скорее – место торговли, перевалочный пункт.
Пограничнику и таможеннику – паспорт. Тут, вероятно, «Леся» не поможет, в данном случае придется философски относиться к действительности. - «Сиречь: ни алмазные пряжки от подагры, ни драгоценный перстень от хирагры, ни монарший венец не может избавить от обморока». (Г.С.)
«Посмотри, Владыка, не сочтешь ли ты необходимым прислать сюда, в провинцию, архитектора (измерителя ). Кажется, немалые средства можно истребовать от строительных надзирателей, если произвести верные обмеры. Это мне ясно из местных денежных дел, которыми я усиленно занимаюсь».
Как не хватает нам «измерителей», которые смогли бы измерить алчность.
И приходит на ум подготовка к Олимпиаде в Сочи. Сколько дельцов устремилось на сочащуюся золотом, а теперь уже и чьей-то кровью землю. Сколько судеб будет поломано в этих переделах, перестройках, сколько будет построено сооружений, которые станут после олимпиады местом для элиты, курортом для «небожителей», российским «куршавелем».
И ответ Владыки. «Ты избран как человек, которого я мог послать к ним вместо себя. Прежде всего, перебери отчеты о городском имуществе; злоупотребления здесь несомненны. Архитекторов мне едва хватает для работ, производимых в Риме… В каждой провинции, однако, найдутся люди, на которых можно положиться, только хорошенько поищи».
Конечно, если поискать, можно найти честных, порядочных, знающих дело людей. Но чего будут стоить все их усилия, если не будет поддержки власти, если невозможно привлечь к суду не стрелочника, а его начальника, если невозможно осудить мздоимство, золотого тельца в головах и душах.
«Пока я объезжал другую часть провинции, огромный пожар уничтожил много частных домов и два общественных здания… Пожар широко разлился, во-первых, вследствие бурного ветра, а затем и по людской бездеятельности: зрители стояли, неподвижно и лениво смотря на такое бедствие. В городе к тому же не оказалось ни одного насоса, ни одного ведра, ни одного орудия, чтобы потушить пожар. Ты же, Владыка, посмотри, не основать ли коллегию пожарных…».
Понятно, что при этом вспоминается. А я припомнил выражение времён начала российской демократии: бабки не поймут, что творится – то ли катастроф стало больше, то ли раньше о них не сообщали...
Ответ Владыки. «Тебе пришло в голову, что можно по примеру многих городов основать коллегию пожарников у никомедийцев. Вспомним, однако, что этой провинции и особенно ее городам не давали покоя именно союзы подобного рода. Какое бы имя, и по каким бы основаниям мы ни давали тем, кто будет вовлечен в такой союз, он в скором времени превратится в гетерию…»
Гетерия – товарищество, тайное общество. Конечно, любое тайное общество опасно для государства, но еще опасней, когда будто бы единая партия превращается в сборище таких гетерий, обкомов, губкомов, и прочих комов. А комом, как известно, получается не только первый блин. Плохо, когда уставом правящей партии не является Конституция.
Таможня на украинской стороне прошла почти непримечательно. Пограничники просто проверяют паспорта, а таможенники, пошушукавшись с проводницей (она видит своим наметанным глазом какие пассажиры в ее вагоне), уже по-современному подходят к своей задаче. Проверяется прописка, данные о любом трудоспособном (особенно мужского пола) человеке вводятся в коммуникатор, - это такой большой телефон, с возможностью связи с базой данных,- и таможенник там видит все ваши тайные делишки, если ваша личность умудрилась попасть в эту Базу. С российской стороны никаких проволочек. Заполняешь бумажку, где указываешь срок пребывания до 90 дней, это если без регистрации, и следуешь далее на просторы России. В Москве, правда, без регистрации до трёх дней, не учитывая дни приезда-отъезда для транзитных. В общем, мне, с учетом остановки у родственников, - по горло.
Москва. В очередной раз вижу изменения. И не в худшую сторону. Строится, перестраивается, перекраивается, чистит пёрышки. В двенадцатиэтажке, где я гостил у родни, и таких же домах в округе, сделали ремонт, капитальный. Обложили дом утеплителем, поверх облицевали плиткой, очень симпатично получилось. Поставили пластиковые окна, закрыли такими же пластиковыми, раздвижными штуками балконы, а на балконах положили на пол плитку. Поменяли лифты, трубы, и прочее… Капремонт, короче, капиталистический, однозначно. Говорят, правда, что трубы, мол, не совсем такие, советские понадежней были, металл нынче не тот. Да и занимались ремонтом кто, гастарбайтеры (явно не таджикское слово), одним словом, чего с них взять, из аула да в строители. У меня лично насчет этого никаких предубеждений нет, однако поглядим, сколько эта плитка не отвалится, сколько трубы не проржавеют… Однако, при чем здесь гастарбайтеры? У меня возник вопрос другой. По слухам, предприятие, или как сейчас говорят – фирма, а по-русски правильно – контора, занимающаяся производством и этих окон, и ремонтом, принадлежит, одной особе женского пола, близкой к высшим эшелонам власти в правительстве. В московском, конечно. Всё бы ничего, хорошее ведь дело делают люди. Можешь заработать – зарабатывай. Создай фирму, выиграй тендер, и живи себе. Это понятно. Но… Кто же тебе, сирому, даст этот тендер выиграть. Вопрос. Вот где «измерителю» поработать.
«Театр…, Владыка, выстроенный уже в большей части своей, но не законченный, поглотил, как я слышу, больше десяти миллионов сестерций, и боюсь, что напрасно… Частные лица обещали прибавить многое к этому театру, все это теперь отложено, так как не закончены предварительные работы. Стоит рассудить, строить ли его дальше, оставить, или даже разрушить».
Кто-то может представить Москву без «Большого…»? Такого, каким его знает весь мир. Конечно, этот вопрос должны решать специалисты. Конечно, необходимо изучить весь опыт, накопленный человечеством, по этому вопросу. Но вот кто должен найти такого специалиста и вместе с ним принять решение, у меня не возникает сомнения. Разрушение или неприличное видоизменение Большого Театра может стать событием эпохальным. Не сравниваю Храм Христа Спасителя с Большим Театром. Но говорят так – при Сталине разрушили Храм. И здесь «измерителю» работенка нашлась бы несомненно.
Дальше мой путь на Север. Москва – Мурманск. Но не в сам Мурманск, а в город Оленегорск, в ста километрах не доезжая. Там я проработал тринадцать лет. Вспомнилось, как в девяносто четвертом побывал я в Германии. Летел самолетом из Петербурга до Штутгарта. Из иллюминатора открылся замечательный вид. Не в смысле красивый, а запечатлевшийся в сознании. Я четко увидел границу Европы. Польша. Появилась какая-то упорядоченность, поменялись краски. Затем Чехословакия. Или Чехия и Словакия. Разница стала еще заметней. И уж совсем стало видно, что пересечена граница Германии. Это надо видеть. Такое же ощущение возникло у меня по мере отдаления от Санкт-Петербурга всё дальше на север. Этому, конечно же, поспособствовала осень, в этих местах конец октября – уже глубокая осень. Всё меньше лесного разноцветья, всё больше серости и безликости. За Петрозаводском начал пролетать снежок, прибавляя в настроение утренности, чуть дальше снег уже лежал покрывалом. Но эта чистая, белая постель пространства не могла до конца скрасить унылости пейзажа. Серые, деревянные даже не дома, какие-то постройки, сараи, но видно, что там живут люди. А ведь сколько раз ни разрушай сарай, сколько раз ни воссоздавай что-то из этих обломков – получится опять сарай, только еще хуже. О многом, я думаю, скажет тот факт, что мобильный телефон перестал определять сеть.
Где-то здесь, в карельских лесах, под Кандалакшей, сгинул безвестно брат бабушки по отцу – Авель. Так же безвестно сгинул в Сибири дедушка по матери - Иван, а на Украине дедушка по отцу - Вильгельм. Жертвы необъявленной войны с народом. И нет у этой войны ни могилы «Неизвестному солдату», ни знамени победы, ни дня этой самой победы, потому что война эта еще не окончена, самая главная битва впереди…
«…Я измучен болезнями моих людей и смертью их: умирают молодые люди. Есть у меня два утешения в этой печали: во-первых, готовность, с которой я отпускаю людей на волю, мне кажется, что не совсем уж преждевременно потерял я тех, кого потерял уже свободными; а во-вторых, разрешение рабам делать своего рода завещания, которые я соблюдаю как законные.., они делят, дарят, оставляют, лишь бы в пределах моего дома, так как для рабов господский дом – это своего рода республика и государство».
За час до Оленегорска - город Апатиты. Понятно, Что в этом городе добывают и производят. Там еще лежал снег. Только отъехали за Апатиты, снежный покров пропал. Значит рядом город Мончегорск, Мончегорский комбинат, химический монстр, входящий в состав концерна Северо-Никель. В Оленегорске я пробыл недолго. Решил все свои дела, повидался с людьми, приятелями. Сколько знакомых уехало, еще больше умерло.
«Скажи, что делает твой господин?» — спросили раба его. А раб отвечал: «Посреди добра за бедою гонится». (Г.С.)
Друг, с высшим образованием, пьет, нигде не работает, сидит у семидесятипятилетнего отца на шее, который вынужден до сих пор работать, - надо же за квартиру платить и пр. В общем, не очень приятные впечатления. Да и узнал о том, что когда соберусь ехать работать и жить в Россию, то столкнусь с бюрократией. Люди по полгода и больше обивают пороги конторы по эмиграции, подавая разные справки. То ТО не так, то ЭТО не эдак. Дочь уже почти два года живет-учится в России и не может получить российское гражданство. И разве секрет, что «иному» человеку российское гражданство быстро и без проволочек помогают получить американские президенты…
«Посмотри, Владыка, не сочтешь ли нужным уменьшить проценты и тем самым склонить к займам подходящих людей, не распределить ли деньги между декурионами, под хорошее с их стороны обеспечение… с установлением меньшего процента, это будет для них не так уж тягостно».
По пути назад, в Москву, разговорился с молодым человеком из Мурманска. Ну, как там Мурманск? - Что Мурманск… Хожу на торговом судне. Раньше на рыболовецком можно было неплохо зарабатывать, а теперь – кранты. Рыбный промысел заглох. Московские и питерские разрабатывают шельф, нефть и газ добывают. Но город слабо развивается. Вкладывают в основном в «развлекаловку». Это не мнение эксперта, конечно, но любопытное замечание.
Несмотря на осеннюю унылость, окружающая Природа радует душу. Как постаревшая любимая женщина. Пускай она и не блистает уже своим великолепием, ни буйства красок, ни предчувствия зарождающегося чего-то нового, еще не жившего, пусть не журчат по-весеннему её ручейки и речушки, несущие из неведомых далей чистоту, а потемневшая гладь озёр отражает нависшую тяжесть туч, - она по-прежнему полна Величия, ты помнишь как видел в её глазах Небо, почтением и благодарностью наполняется ручеёк, несущий твою жизнь к сердцу…
«В области… есть очень большое озеро: мрамор, плоды, строительные материалы доставляют по нему на судах… Здешние знатоки утверждают, что оно выше моря на сорок локтей. Остается тебе, Владыка, прислать измерителя, который бы тщательно исследовал…»
«Озеро это может соблазнить нас, и мы захотим соединить его с морем. Надо только тщательно исследовать, не стечет ли оно целиком, если устроить спуск к морю: надо установить, сколько воды оно получает и откуда. Я пришлю тебе отсюда кого-нибудь опытного в этом деле…»
Авария на Саяно-Шушенской. После грома хоть перекрестились-то? Время покажет. А как быть с тем, что независимые специалисты утверждают: физические процессы, приведшие к этой трагедии, были исследованы и математически описаны еще пятнадцать лет назад. Нежелание и неспособность людей, ответственных за дело, прислушиваться к мнению ученых, наплевательское отношение к науке – приводят к трагедиям, увы, не сценическим. Чем больше пропасть между государством и наукой, тем сильнее деградация государства.
В Москве побыл еще три дня. Съездили на юбилей к хорошему человеку. Выпили, закусили, повеселились. Разговорился с одной пожилой женщиной, коренной москвичкой. Как говорится, за жизнь. И услышал такой рассказ. Ехала она на дачу, или с дачи, полтора часа на электричке от Москвы. На перроне стоит молодой (для нее и сорокалетний - молодой) мужчина, и очень громко, «прям кричит», разговаривает со своим мобильником. Не русской национальности мужчина. Не хочется говорить кавказской. Или хуже того сказать «хачик». Эта женщина называет таких людей «таджики». Много хороших людей, подпадающих под такое определение в российском обиходе, встречалось мне в жизни… Рядом, в сторонке, стоит группа таких же мужчин, его соотечественников. Эта женщина, проходя мимо этих мужчин, заметила: «Купите ему нормальный телефон, чего он так кричит». Она бы сказала так и русским молодым людям. Ну, неприлично же в общественном месте стоять и кричать в мобильник. Знаете, что он ей ответил? Первую часть она не поняла, потому что не знает ни одного иностранного языка. Ну что тут поделаешь. Есть у нас еще такие русские люди, которые не владеют иностранными языками. Им это незачем. Они живут в своей стране, никуда не выезжают, и им странно слышать, когда с ними говорят на неизвестном языке. Особенно когда человек может тут же, без усилий, перейти на понятный, пусть даже не совсем грамотный, русский. А ответил тот человек примерно так: «Ты меня оскорбила… Вы думаете, что это вы тут граждане России, это я гражданин России, у меня есть паспорт, а вы не граждане, вы – отрепье…». Интересно мне было бы посмотреть, что бы с этим человеком сделали на его Родине, если бы он посмел так разговаривать с женщиной почти вдвое старше его. И дело тут даже не в том, имела ли право эта женщина делать замечание. Я помню, как мы прятались-курили, не дай кто увидит из старших. Да и после армии стеснялся долго при отце курить. Теперь всё чаще можно услышать молодящуюся грубость по отношению к старшим. А если мы не будем уважать своих стариков, как можно требовать этого от иноплеменников? А всё же нужно.
«Владыка, я никогда не присутствовал на следствиях о христианах… Я решил отпустить тех кто отрицал, что они христиане, или были ими, когда они, вслед за мной, призвали богов, совершили жертву ладаном и вином, а кроме того похулили Христа. Настоящих христиан, говорят, нельзя принудить ни к одному из этих поступков… Они утверждали, что вся их вина в том, что в установленный день они собирались до рассвета, воспевали Христа, как Бога, и клятвенно обязывались не преступления совершать, а воздерживаться от воровства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова, отказа выдать доверенное».
Побывал в Храме Христа Спасителя. Были сомнения – попаду ли внутрь. Поставил свечи, помолился, походил (да простит меня…), как по музею, потому что есть на что просто посмотреть, есть перед чем замереть духу и всем твоим эстетическим чувствам. На нижнем ярусе есть помещение памяти Светлейшего Патриарха Алексия: биография, фото-галерея, документы… Достойно, и заслуженно. Такие галереи необходимы, особенно в семинариях. И музей этого замечательного человека нужен, чтобы люди могли узнать о его необыкновенном пути. Но разве можно превращать в музей ХРАМ? Припомнилось, как резануло слух обращение Патриарха к Президенту – «Ваше Превосходительство». Не ложится мне в душу такое обращение. Хотя, пусть будет Превосходительство, выбираемое нами, но одно на всю страну, и хочется, чтобы Превосходительство было не слишком далеко, а Святейшество не слишком высоко.
«…боги не столько радуются приспособленным к случаю молитвам просящих, сколько невинности и чистоте мыслей, и угоднее им тот, кто приходит в храм их с чистыми и девственными чувствами, а не с тщательно отделанным гимном».
Никто не говорит, что должны они ходить в рубище и кушать сухари, размоченные водой. Но по духу – где-то близко. А когда высокопоставленный сановник, говорящий о вере, терпении, воздержании и патриотизме, показывает нам светлый путь перстом, а на руке при этом блестят часики за тридцать тысяч «не наших» сребреников, это вызывает, по меньшей мере, сомнение в искренности этого человека. Да и часики не российского производства. Что, наши хуже что ли?
«Часто я, сенаторы, размышлял какими качествами должен обладать тот, власти которого подчиняются моря и земли, от кого зависят мир и война… Иной, отличившись на войне, потом потерял свой блеск в обстановке мира; другого прославила тога, но не далось ему военное искусство; один заставил себя уважать, действуя страхом, другой снискал любовь унижением; тот в общественной деятельности не смог сохранить доброй славы, сложившейся за ним на основании его семейной жизни, а другой, наоборот, в кругу своей семьи запятнал славу, приобретенную на общественном поприще. Не было еще человека, у которого его доблести не затмевались бы его пороками…».
На обратном пути таможня - утром. Многие уже проснулись, остальных будит проводница - пограничный контроль. Со мной в купе ехал парень лет тридцати, представитель одной из южных республик. Служили со мной в армии казахи, киргизы, узбеки… Хорошие ребята. Только в основном не очень крепкие поначалу были. Приходилось помогать на марш-бросках, так прививалось воинское братство. Моему попутчику, видимо, уже не пришлось послужить в вооруженных силах СССР. Но я не заметил в его отношении к окружающему предвзятости, а с моей стороны тем более ничего такого не было, а было любопытство: как у вас сейчас там, на вашей Родине. Квинтэссенцией его рассказа стала фраза: да, в общем, ждем, когда президент или умрет, или уйдет. Как тяжело должно быть человеку, живущему в ауре таких желаний, когда если тебе и не желают смерти, то ждут и надеются на скорый твой уход. Но замечательным стало не это, а как для него прошла таможня. Гражданство у него своё. Российские таможенники не предъявили ему никаких претензий, проверили и всё. А вот на украинской стороне, вошедший чиновник, пошушукавшись с проводницей, сразу отправился в наше купе и первым делом проверил документы у гостя с юго-востока. И даже не сказал ничего, только махнул рукой, держащей паспорт,- мол, пошли за мной. Парень засуетился, полез в сумку и достал бумажник… Минут через тридцать все проверки закончились, мы отправились дальше. Выйдя на перекур, я застал в тамбуре попутчика. Без предисловий спросил его: «Ну и сколько же с тебя слупили?» - Оказалось, что сто американских мудрецов способны вызвать в украинском таможеннике неподдельный интерес к поиску смысла жизни. И не важно в данном случае, было за что давать взятку, или не очень. «…Говорили, наших снимали с поезда, правда потом отпускали, а кому нужна такая нервотрёпка…» Важно, что заплатил – и можешь следовать дальше, будь ты хоть трижды в розыске, дело в цене вопроса. Важно, что потеряли всякий (о стыде не говорю) страх: чиновник знает о своей безнаказанности, если он не сталкивается с себе подобным, равным по ран-жиру. Этакая ЧИНОКРАТИЯ. До такого извращения даже Платон не смог бы додуматься. Когда при вступлении в должность «засеваются» кабинеты – кто мелочью, кто гривной, кто долларом…- чтобы лучше зелень росла, и об этом, не стесняясь, на всю страну, по телевидению говорит судебный чиновник высокого ранга… Тут просто нет слов! И Днепр не повернул вспять! Грозно-задумчивые Тарасы, заменившие по всей стране Вождя, не сошли со своих постаментов, и не кинулись вдогонку за негодяями. Оранжевое лицо Гаранта не запунцовело, даже не сморщилось. Если депутат может убить человека – из винтовки, или нескольких человек – автомобилем, и за это ему ничего не будет, - тогда такая демократия не стоит даже бумаги, на которую она куплена. Страх потеряли. Следствие потери совести. А страх в состоянии пробудить совесть. Или нет?
«А российские таможенники что?..» - спрашиваю я.
«Русские – не берут!» - услышал я в ответ.
…за державу обидно!..
Не гордость, не восхищение, не радость, но удовлетворение, от того, что есть те, которые не берут, и таких - большинство. Понятно, что и в украинской таможне есть честные сотрудники, а в российской - нечестные. Но вот это «русские - не берут» - это показательно. Дождемся ли мы когда-нибудь такого положения вещей, когда никому и в голову не придет мысль – дать, когда за одно только подозрение чиновник вынужден будет уйти в отставку, а за преступление будет неотвратимо следовать наказание? Риторический.
«Уже ни один родитель не боится для своего сына ничего, кроме неизбежной слабости человеческого организма… Насколько же это хорошо, что все провинции доверяют и подчиняются нам, когда мы дождались такого принцепса… И в самом деле, судьба прежних государей учит нас, что и боги любят только тех, кто заслужил любовь людей.
Легко вообще воздать хвалу заслужившему её».
Поживём – увидим.
(не обозначенные цитаты из - «Письма Плиния Младшего»)
Свидетельство о публикации №109122303659