Чокнутая

Почему я всё время улыбаюсь?  А вам какое дело?  Завидуете?  Нет,  ну правда,  смешно….я уже не улыбаюсь,  я смеюсь, точнее, ржу,  как это сейчас принято говорить,  а то слово смеюсь уже некоторые не понимают.
Так вот….я нарисовала ему хохолок.    Кому?  Нет,  это не дятел,  это мужчина….очень симпатичный,  между прочим.  Только всё равно я почему-то нарисовала ему хохолок.  Наверное,  для оригинальности.   У моей мамы бы сейчас испортилось настроение.   А я смеюсь, точнее, ржу.  Слишком он красивый – этот актёр  с глянцевого журнала, фамилию которого я не помню…
Там, где я сейчас обитаю,  заняться особенно нечем,  Пушкин мне со школы надоел,   а  Кавафиса здесь не достать. Почему Кавафис?  Так просто.  Просто так.  Просто нашу поэзию я читаю  лет с тринадцати, а сейчас захотелось Кавафиса.  Нет, я понятия не имею, что он пишет, допускаю,  что он, возможно,  поэт средней руки, но всё равно хочу именно его,  Вам это не знакомо? Я, к сожалению, всегда чего-то хочу.  И почти всегда не то, что принято.  Наверно, поэтому я здесь…..
Рисовать хохолки – моё любимое здесь занятие.  Слово книга звучит уже как-то не очень, лучше глянец и оттенки серого.   Почему серого?  Тут всё днём белое, а вечером было бы жёлтым, если бы грели все лампочки,  а так…серое, оттенки серого.  В коридоре есть много глянцевых журналов.   Я разукрасила уже больше половины, но, думаю, в понедельник привезут ещё.  На это денег не жалеют.
Я расположилась у окна, света много  и хохолков тоже.  Нет, я рисую не только хохолки,  вначале были хоботы, хвосты и хурма…да-да,  красно-оранжевое солнце у меня над кроватью.  Я не только себе его нарисовала,  всем,  кто просил или спал.  Ведь это так здорово – проснуться и увидеть солнце.  И не надо так на меня смотреть.  Сейчас зима,  где достать солнце?  Хвосты, хоботы, хурма, хохолки.   Я так и сказала главврачу на приёме:  "Буква х не выходит из моды,  что ещё, по-вашему,   можно рисовать в глянцевых журналах?"  Он подозрительно долго играл в молчанку.  Потом  несколько раз читал мой диагноз,  и, наконец,  выдал новую упаковку фломастеров.  Я ждала, что он спросит: А зачем вообще рисовать в глянцевых журналах?  На что я бы ему ответила:  А что ещё с ними,  по-вашему, можно делать?  Но он промолчал,  и я поняла,  что главврач – умный мужик,  и я, пожалуй, тоже нарисую хурму возле его кабинета. 
Когда нечем рисовать,  я просто смотрю в окно. Удивительно, как там всё не одинаково.   Там, на этой территории от ворот до двери.  На первый взгляд кажется наоборот.  Дорога одна и та же,  деревья – одни и те же, следы….но снег идёт каждый раз по-разному.  Вчера была метель,  и я читала Пастернака, а сегодня он крупный, редкий, и я буду вспоминать Андерсена.  А деревья тоже разные.  Когда я впервые увидела их, они были скованы  тонким льдом, потом лёд растаял,  кора потемнела, и деревья задышали.  Птицы тоже не одинаковые,  вот этот воробей уже третий день машет крыльями над головой у сонной кошки.  Кошку кормит толстая санитарка, поэтому она  лениво смотрит на воробья,  и лишь иногда поднимает когтистую лапу в знак примирения.  А вот этот голубь долетает до  девятого этажа, чтобы погреться под крышей, но перед этим он любит заглядывать в окна, и я ему немного завидую, потому что у меня нет такой возможности. А вот эти парень с девушкой часто сидят на лавочке под моим окном,  и я уже наизусть выучила их разговор. Вообще-то окна открывать нельзя, но одна моя соседка всё время спит, а другая почти поселилась в столовой, поэтому я запускаю кислород. Так вот….сначала они молчат, девушка курит,  а парень грызёт семечки или водит перед собой носком ботинка, потом он курит, а она молчит и смотрит в сторону, и как это у неё терпения хватает?  А потом….вот оно:
 - Хорошо, ты меня любишь?  - это парень,  он спрашивает всегда спокойно, с корявой бронхиальной  хрипотцой.
 - Я тебя ненавижу, - отвечает девушка взволнованно, и дальше они разговаривают на совершенно космическом  языке, который я уже почти не понимаю, а если что-то и понимаю, то пересказать точно не могу.  Они говорят много и громко, но содержание от этого не меняется.
 - Ты меня любишь?
 - Я тебя ненавижу.
Я ещё ни разу не дослушала до конца, потому что как правила забегает медсестра и просит закрыть окно.  А мне хочется узнать, чем всё закончится. Они уже, кажется, молчат, потом она встаёт, всегда первая, а он следует за ней, втянув голову в плечи. 
А после них вечером выходят на прогулку старики.  Он и она.  Они медленно ходят от скамейки к воротам  и назад, и я не слышу, о чём они говорят, и следы у них тяжёлые, медленные,  я смотрю, как она держит его под руку,    как слушает и смотрит на него,  и мне так удивительно хорошо, даже не знаю, почему.  И даже не хочется слышать, о чём они говорят,  чтобы не разочароваться.  Хотя я знаю, что о самом обыкновенном. 
Меня не навещают.  Никто не знает, что я здесь.  Ни мой однокурсник Лёнька ( как моя мама мечтала,  чтобы я обратила на него внимание),  ни друг Коля,  ни Владимир Ефимович.  Ах, мама, ну как же тебе объяснить?  Я помню, как ты пригласила Лёньку к нам.  Мы сидели в комнате,  пили чай,  и ты восхищалась его учёной степенью, а я сидела и представляла,  как  у Лёньки растут борода и рога, и с каждым монотонным его словом рога увеличивались,  тряслась борода, а я  улыбалась.  Мама думала, что я улыбаюсь ему,   а я улыбалась своей изобретательности, потому что она всегда помогала мне в школе не сойти с ума от скуки.  А Владимиру Ефимовичу я в ответственный момент сказала:  «Хочу  о  бинарности опарадигмальных оппозиций.   Я сказала это, потому что устала смотреть на его сосредоточенное лицо.   До сих пор не знаю, правильно ли я поступила.  Он больше не звонил.
Мама говорит,  что у меня нет терпения.  «А что надо сделать, чтобы оно появилось» -  спросила я.   «Делать то, что тебе не нравится» - ответила мама.  Я думала  над этим.   А потом опять спросила: «Зачем?»  «Чтобы быть полноценным членом общества - сказала мама,  – думаешь, я люблю ходить на работу?»   «НО я-то люблю ходить»,  – снова задумалась я….
Я люблю ходить на работу,  я люблю хурму и оранжевый скворечник  возле Усадьбы Коломенское.  И  я могу терпеть, зная,  что потом, пусть даже ночью,  я буду бежать,  долго  и мучительно бежать, чтобы увидеть оранжевый скворечник,  и я не хочу думать о том, сколько мне лет и что восторженно кричать скворцу «привет» детский сад ясельная группа, потому что я хочу быть счастливой,  я могу долго терпеть лицо Владимира Ефимовича, но потом вспомню о скворечнике и скажу: «Хочу о бинарности опарадигмальных оппозиций»  и побегу кормить скворца.  А когда зима и его нет,  я всё равно радуюсь,  потому что знаю,  что будет весна и он прилетит…..
Правда,  я почему-то  радуюсь в одиночестве.   Может,  я действительно  чокнутая?  Иначе зачем я здесь лежу?  Правда, вчера главврач сказал,  что у меня есть все шансы на выздоровление.   А я не знаю,  получится ли….я, конечно, могу не рисовать хоботы, только от этого ничего не изменится,  я всё равно не смогу пить чай и спать с ними даже  с закрытыми глазами.  Хоботы не имеют никакого значения.   У меня, возможно,  несоответствие души и чего-то ещё… то ли времени, то ли традиций.  Вот у Нинки, моей подруги,  полное соответствие.  Она не рисует хоботы и не знает, что есть на свете оранжевый скворечник. И я ей, как и голубю,  немного завидую. Но только немного.  Потому что хоботы, как я уже сказала, не имеют никакого значения. 
Я сейчас покажу Вам одну фотографию,  что всегда со мной, она чистая, но даже если я нарисую на ней хоботы, хохолки и хвост,  её, точнее его, я буду хранить по-прежнему.
Не спрашивайте почему.  Нет, он обыкновенный.  У него соответствие.  Я никогда не смогу ответить Вам на этот вопрос.   Не знаю.  Может, потому, что ему идут хоботы и хохолки, а может, потому, что я люблю его. И хоть он обыкновенный, но он такой один, понимаете?  Нет, кажется, не понимаете…Да нет же, говорю Вам, он обыкновенный, он такой один…  Чушь какая-то….Может,  это из-за того, что у меня несоответствие души и времени….
Я всю жизнь с ним живу, только он об этом не знает.  Когда меня привезли сюда, я так и сказала врачу:  «Буду с ним всегда»  И, возможно,  я бы Вас не побеспокоила и не билась бы о стену, если бы был жив скворец….ВЫ не понимаете, почему я так убиваюсь?  Нет, добрый и глубокоуважаемый доктор,  скворец такой был один,  и его прикончили, это скворечников много…. Можно даже попробовать перекрасить все из коричневого в оранжевый….будь моя воля -  я бы перекрасила…только если убивают скворцов,  какая разница, какого цвета скворечник?  Да, скворец такой один и он, это мужчина, он тоже такой один, ВЫ понимаете?  И я его уже полюбила.  Да, конечно,  знаю,  многие умеют хранить традиции и терпят,  а у меня не получается….и я уже решила,  что когда придёт день и час,  я попрошу похоронить меня с ним рядом,  чтобы стать ещё ближе….я знаю,  что это будет, т.к. тот, кто любит всю жизнь, может называться как угодно, но такое право он заслужил.   И пусть в традициях это не принято.  Разве нельзя хоть иногда, хоть ради живого их ломать?  Я улыбаюсь.  Потому что во что-то ещё верю.  Нет,  я могла бы наврать Вам о нашей с ним свадьбе и о том, что было бы потом…я не хочу врать.   И не ради этого я выпишусь. Скворечник теперь пустой.  Скоро весна, кто знает,  что случится весной?  Может,  какие-то скворцы ещё живы?  Кто же скажет им «Привет»,  кто подмигнёт  и даст хлеба?  Кто перекрасит скворечник в оранжевый цвет?  Да не смотрите на меня так, доктор!  Цвет скворечника не так уж и  важен! Птицам  всё равно,  куда прилетать, если их ждут…вот поэтому я улыбаюсь….ВЫ удивлены?  Вы тоже улыбаетесь?  Как странно….я же чокнутая, доктор…
.