Оторванный насильно от семьи,
В казарме позабывший запах дома,
Он в детстве корни потерял свои
И был привит к стволу другому.
Но Бог его помиловал и спас
Во многих битвах — пеших, конных…
Горело много свеч, и было много глаз,
Живых и неживых — на стенах, на иконах.
Ну, как благодарить блестящую судьбу,
Где все сверкало и играло?..
…Но вдруг он вспомнил бедную избу,
Вдруг перед взором генерала —
Нет, мальчика — возник дощатый аналой
С лампадкой, словно бы одной на целом свете,
И тихо плакали вокруг о доле злой
И старики суровые, и дети…
Но, лишь подумал он о них,—
Хор грянул, будто бы над сценой,
И пастырь выступил, виденье заслонив
Расшитый ризой драгоценной.
И золота, и звука блеск и власть!..
…Но почему в груди не умиленье — жженье?
Болело сердце, и душа рвалась
К тому — печальному — служенью…
Кантонист
© Copyright: Дмитрий Щедровицкий, 2009
Свидетельство о публикации №109122200935
Свидетельство о публикации №109122200935
Рецензии