A-jour

I

1
Да кому это нужно.
Легче подавиться собственным страхом. Кашляя успокоением, задыхаться чуть медленнее, чем обычно. Чуть размереннее.

От раза к разу я умираю все спокойнее.

- Не заходи в комнату, я окно открыла, пусть проветрится.
- Угу.

Снег на моем подоконнике. Холодный нежный на холодном твердом. Открываю окно, дышу зимой, убиваю снежинки теплыми руками. Сегодня я зла.

Хлопнула рама.

Надо чаю. Или поле с васильками. Пшеница и васильки, дорога, сложенная из комков пыли. Мелькающие спицы велосипеда. Бесконечно вращающееся колесо передо мной. Спутанные волосы по ветру. Запах горячей пшеницы, пота, синее мелькание васильков.

Приходи к нам вечером, чай пить.

О, да, я снова иду убивать снег. Синими вечерами, оранжевыми пятнами фонарей, чернотой подошв убивать снег иду. Дребезжанием троллейбусов, пробензиненными маршрутками, шагами широкими, пушистыми шапками, духами, перчатками, большими наушниками зиму заполняю.

Если я выпущу тебя на бумагу, ты выпустишь меня наружу? Если я не буду о тебе вспоминать, выпустишь? Если выдумаю все о тебе до капли, выпустишь?
Хватит. Лучше каждый день убивать снег, чем просить прощения у. Банка жестяная хрустит под моим каблуком.
Да тебя не существует, и поди к чёрту.
Аквариум подъезда. Надо чаю.

А, все равно, я тебя уже не помню. Глаза какие были? Карие вроде. Руку помню свою. Что я делала, когда. Где я была, когда опять. Малиновые пижамные штаны, набухающие розовые полосы на моей руке с бусинками крови маленькими. Лицо твое какое было? Я не знаю. А может, и серые глаза. Я сказала, что ты умер, только лучшей подруге.
Да хватит, всё, прекрати ты.

Четыре ложки сахара, чуть-чуть молока плеснуть. Утром, джинсы мокрые до колен от росы, от росы блестящие кроссовки, иду. Теплая вонь хлева, банка парного теплого с желтыми сливками сверху. Попей, девочка. Только что доились. Трехлитровую драгоценность прижимаю к груди, джинсы до колен от росы мокрые, грязь дорожная из-под ног скользит.
Домой молоко несу. Сколько лет назад?
Да какая разница.

- Ужинать будешь?
- Я уже ела.
Бабушка уходит обратно на кухню. Я возвращаюсь на диван умирать дальше. Если я напишу, что. Тогда ты отпустишь.
Мы все виноваты перед тобой. Мы – каждый из нас – по капле – медленно – убили тебя. Я не помню твоего лица. Я не знаю её лица. Светло-рыжие волосы твоей сестры. Твой смех и улыбка.
Если бы Надя вернулась домой раньше, этого бы не случилось. Если бы мы могли найти те слова, которые могли бы заставить тебя поверить нам, этого бы не случилось. Если бы та  не оставила тебя тогда, этого бы не случилось. Если бы не было аварии, этого бы не случилось. Если бы я сделала что-нибудь, этого бы не.

Не лгали тебе.

Ты так захотел.

2
Сзади шепоток. Шушукаются. переговариваются. Шуршат страницы перелистываемые тихонечко.
Скажи, как это решать.
Надо что-то решать, кончать с этим всем. Вычислите сумму корней уравнения. Карандаш катится медленно к краю стола. Стук ладони – прихлопнули – лежи смирно. Два икс в квадрате минус. Минус на плюс дает. Отдыха глазам усталым дайте.

Уехать бы. Лягу на песок, солнцем просушенный, горячий.

Рука теплая липкая в мою, лягушачью, комочек бумаги плюнула. Ты решила? Помоги мне. Угу. Ветер песок несет, гладит веки усталые, волосы шею щекочут. От реки – кисловатый запах тины и водорослей. Лодки брюхом вверх на песке греются.
Я сдаюсь. Листочек с цифрами ложится на другие такие же. Я подхватываю сумку и выхожу в светлый коридор.

Есть еще здесь хоть кто-то кроме меня? Я втискиваюсь в пальто, смотря в глаза отражению. Теплые шарфы в клетку, пропахшие дымом чужих сигарет – ну так хоть за компанию постой – натянуты до самого носа. Зимние ботинки на толстой подошве. Пушистые воротники, меховые шапки. Есть еще здесь хоть кто-то?

Топчу грязь отяжелевшими ногами до самого дома. Смотрю в красный глаз домофона.
Это я.
Я, худенькая, я, в огромной шапке, я, с покрасневшими от холода пальцами, я пришла. Откройте мне.
- Есть будешь?
- Попозже.

- Как ты относишься к смерти.
Охнуло в животе. Ну надо же, как вовремя. Прекрасный выстрел в яблочко. Лицо-лицо-лицо, любимые мои, отпустите меня. Лучистые морщинки вокруг глаз, руки со сморщенной кожей, в коридоре серое пальто, сумка черная, шоколадка для Тани. Хватит! Смех твой, улыбка твоя. Да хватит же! Краснощекий жесткоусый мужчина играет со мной в прятки. Надо остановиться. Думай о другом.
- Давай не сейчас.
Теперь скорее спасительную музыку. Поплачь о нем, пока он живой.

Люби его таким, какой он есть.

Любила? После того, как. Тогда больше любить стала. Жалеть стала. Ненавидеть ту. Отрекалась от тебя с глазами покрасневшими. Отвлекалась на полосы набухшие. Останавливала маршрутки, троллейбусы догоняла, на ступеньках эскалатора сидела. То освобождения, то конца тебе желала.
Когда у тебя день рождения?

Скомканная, валяюсь в кресле.

3
Пульсирующий апофеоз экзистенциализма. Моя рука двигается по моему приказу. Пальцы, как лапки паука, по гитарному грифу. Беспомощное бряканье струн. Белый снег. Белый снег. Белый… Чёрт, да как оно. Ага. Вот. Зе-мле. На растрескавшейся зе-мле. Сквозь которую травы – вверх. Полыни запах да пчел жужжание. Кузнечики в травах стрекочут. Живут, значит. И я звучу тоже. Звоном струн, стуком шагов. Музыкой из наушников звучу.

Андрей.

О, мне так жаль, если бы только я могла что-нибудь сделать.

Девочка-дикобраз. Ресницы от туши как иголки жесткие. Щетинится ресницами на прохожих. Нечего тут. Заколола бы, кабы копья, а тут так, только пощекотать – иголочки. Вот и идите себе. Гладить бездомных собак около метро. Покупать цветы. Кутаться в  уютные свитера. Снег убивать подошвами. На прощание щеку для поцелуя подставлять.




II

1.
Каждую секунду рождается новый я. Он заменяет прошлого меня секунду назад для того, чтобы уйти в прошлое под натиском следующего. Откуда мне знать, что я есть, если меня – миллиарды маленьких? Рассыпался во времени, в тоннелях метро, в пешеходных переходах, в звонком дребезжании троллейбусов.

Через секунду родится новый я, который сможет разлюбить тебя. Через две секунды он умрет и на смену ему придет другой новый я, который забудет тебя. Следующий новый я будет свободен.

С детской отвагой меня впервые поцеловала. Шапка смешная, волосы из-под нее короткие стриженые во все стороны торчат. Я так и сказал – шапка смешная. Получилось глупо, конечно. А ты тогда тоже сказала. А я ответил. И мы смеялись.

Третий, свободный я родится через несколько мгновений.
- Тебя к телефону.
- Меня нет!
Мама приносит мне трубку, в которой кому-то опять что-то нужно. В которой хранится голос моей жены. Но у меня больше нет жены. Когда не знаешь причины, нужно говорить: «Просто так получилось».

Когда так получилось, я сидел и рассматривал стол. Я заставил себя просто сидеть и рассматривать стол, пока все не закончилось, и в двери не щелкнул замок. Так у меня не стало своей семьи. Так я попросил мать побыть со мной. Чтобы было кому сердиться за разбросанные вещи и отгонять меня от компьютера.
- Ты что, не веришь? – спросил телефон.
О, что ты, я верю каждому твоему слову, маленькая лгунья. И поэтому вешаю трубку.

2
Утром я наливаю себе полную кружку горячего чая. Моя жена улыбается мне с экрана телевизора. Она рассказывает мне, где был президент вчера и куда он отправится завтра.

Не может быть, чтобы этот же голос вчера звучал в моей телефонной трубке.

Надеваю очки. Мир становится четким. Теперь я в танке с толстыми прозрачными стенами, мир за которыми прост и ясен. Куда уж яснее. Я влезаю в куртку, заматываю шарф до носа, жму кнопку лифта. Неужели это я. Кто был я минуту назад. Кем стану завтра. Десять секунд поскрипывающего движения вниз. Когда мы ехали в лифте вместе, она поправляла волосы, выбивавшиеся из-под шапки.

Я открываю дверь и выхожу из подъезда. Обледеневшая серая земля. Рябинка полузадушенная роняет оранжевые ягоды в снежное месиво. Здесь она останавливалась и закуривала. Руки в вязаных серых перчатках. Мех ее шубки, пропахший дымом и слегка – ее духами. Я целую ее в щеку, и мы расходимся ждать замерзшие зимние трамваи.

Стоп. Она тоже не та, что была прошлой зимой. С тех пор прошли миллиарды сиюминутных Лид. Армии Лид, обутых в сапожки с острыми каблучками, с бриллиантами тающих снежинок на воротнике пальто. Если бы я только мог смириться с тем, что ее нет.

Желтый рот турникета выплевывает мой «на две поездки». Я смотрю на часы, которые она подарила мне на годовщину «нас». По утрам она всегда сердилась, а я любовался изгибом ее руки, держащей маленькую чашку с кофе. Если бы я мог прийти домой и снова услышать «А, это ты» из комнаты. Если бы я. Или она. А вдруг она не обманет снова?

Дурак, ты не должен этого делать. Положи трубку.
- Хорошо, давай встретимся на Тургеневской в центре зала прямо сейчас.

Забегаю в вагон метро в последний момент.



 
III

1
Мимо меня машины крадутся. Ныряю в пещеры переходов подземных. По эскалатору –  бегом – вниз. Из туннеля – ящерица с глазами желтыми.
Сумку держи крепче.
Куртки-шубы-шапки-пальто. Шарфы-перчатки-наушники. Мимо меня. Меня минуя. Ступаю в теплую толпу.
Вон еще куртка бежит. Смешной. Куда так. Давай, поднажми. Ну? Загадала: если успеет, значит, все хорошо. Вот, молодец. Добежал.

Рука моя на теплом металле поручня. Живая теплая на неживом теплом. Отражение мое в темных стеклах вагона. Губы сжатые. Дикображусь. Мизантропствую. Хлопнули двери. Сегодня я зла.

- Вы выходите на следующей?
- Нет.

Всматриваюсь в людей цепко. Губы, обведенные карандашом. Ногти. Комки туши на ресницах. Теплые шапки. Бисеринки пота на белесом пушке над верхней губой. Что я могу изменить, направляемый собственной тенью?

Пой мне еще.

Напротив меня усталый человек нервничает. И ему улыбаюсь. Ничего. Нормально все будет. Ты не паникуй только.

Тонкие губы чуть улыбкой в ответ искривились.

2
Лида. Нежный мех шубки. Ресницы пушистые. Сапожки на каблуке. Через десять минут я увижу Лиду. Красивая обманщица.

Зачем я делаю это.

Лида.

Темные волосы на светлой подушке контрастом. Ты улыбаешься мне. И сердишься. И пьешь кофе. И я задыхаюсь от бешеного счастья, что ты. Здесь. Что это мгновение ты прожила со мной, и нет ничего важнее. И ничего проще нет.

Осторожно, двери закрываются. Секунды остались, в такт колесам секунды тикают, да когда же. И зачем я только.

Скоро уже. Может, не выходить? Передумать. Если бы знак. Стомиллионный я озирается по сторонам беспомощно. Тонкая девочка в меховой шапке улыбается. Мне.

3
Теплый воздух метро металлом пахнет. Я доеду до конечной, куплю пирожков, билет на автобус и газету. На продавленном сиденье я усну, прислонившись щекой к холодному стеклу с ледяным узором. А когда проснусь, увижу огромное поле, укрытое снегом. Мне только нужно дождаться весны. Она затаилась там, внутри, но она вырвется наружу, и летом  синие глаза васильков, беспечные, веселые, будут смотреть, как крутятся спицы в колесе моего пропыленного старого велосипеда.

Белоснежное поле от василькового цвета все синее.

4
Цепляюсь взглядом за прохожих. Да где же. А что, если она не.
- Привет.
Самая красивая женщина на свете передо мной. Отвожу взгляд. Исчезнуть бы. Сейчас. вскочить в вагон и сбежать с позором. Оставить торжествующую. Пожмет плечиком. Перчатку из тонкой кожи потеребит задумчиво и забудет. Каблуки по камню. Самая красивая обманщица на свете.
- Здравствуй.
Она обнимает меня. Запах сигарет и духов. Ее коротко стриженые темные волосы щекочут мне щеку. Как незнакомая. Другая. Чужая совсем. Не Лида.

Стоим глаза в глаза. Молчит. Молчу тоже. Вглядываемся друг в друга внимательно. Незнакомая прекрасная женщина, о которой я столько знаю. Много Лид назад она была моей Лидой.

Ты сказала мне что-то. И в это мгновение родился новый я, который смог разлюбить тебя. Ты продолжала говорить. Я слышал только, как голос прежней Лиды шепчет: «Наконец-то свободен».
- Не надо ничего, дорогая. Мне пора.
Недоуменно брови вскинула. Пожала плечиком. За моей спиной – удаляющийся цокот каблучков.

Я шагаю в зеленый вагон, и поезд захлопывает створки дверей.

Я свободен.