Девочка с Платиновыми волосами

Я ненавижу это чувство.
Чувство жалости и презрения к себе.
Саму мысль, что ты сам запустил эту машину необратимости.
Что сам уничтожил всё.
Оно зарождается в самой глубине
и стремительно разрастается,
разрывая твои внутренние органы.
И ты понимаешь, что винить-то больше некого.
Хочется порвать себе лицо от этой дикой злости.
Но это конец моей истории.
Логическое завершение,
другого и быть не могло.

Начало же довольно далеко. Настолько далеко,
что точный его корень слишком расплылся.
Да, я не знаю, когда именно моя жизнь пошла не так.
Я не был таким как все,
но и маргиналом, меня тоже не назовёшь.
У меня не было друзей, да и врагов тоже.
Никто меня особо не любил, но зато и не ненавидел.
Я всегда думал, что я особенный,
что всё должно у меня получиться.
Но на самом деле, ничего такого не происходило.

Всё началось с урны!
Можно сказать так.
Я просто шёл по улице, и пнул урну.
У меня не было плохого настроения.
Оно было никакое. Просто было скучно и я пнул её.
Она опрокинулась на тротуар. А я прошёл мимо.
Недолго прошёл, меня остановил доблестный защитник правопорядка.
Он хотел, чтобы я унизился и собрал весь мусор руками обратно.
Вскоре мы уже кричали друг на друга,
около нас собралась толпа зевак.
В конце концов, я устал и просто толкнул его.
Он потерял равновесие и упал в мусор.
Вполне можно понять, что следовало за этим.
В конечном итоге меня приговорили в месяцу общественных работ.
Всё же лучше, чем штраф или заключение.

Мне сказали, куда и во сколько подойти.
Там уже ждал автобус.
Нас привезли для работы в каком-то детском доме,
расположенном глубоко за городом и лишённом прелестей цивилизации.
Это было жуткое на вид место.
Кренившееся пятиэтажное здание, с убогой детской площадкой поблизости.
Но самое жуткое, что там было – мой сосед по комнате.
Он записался сюда добровольно и на каждом шагу
прославлял бога нашего.
Из него так и сочилась доброта и любовь.
Он был очень надоедлив и всегда лез поболтать,
но мне было стыдно, в те моменты, когда я злился на него:
слишком уж он хорошо ко мне относился.
Нас обоих поставили работать воспитателями малышей.
А вместе с нами, была она.
Девочка с платиновыми волосами.

Она была воспитанницей этого приюта,
решившая остаться и помогать содержать его,
а не устраивать свою жизнь.
Она мне понравилась.
Она не была похожа на всех этих дорогих кукол.
В ней был какой-то особый шарм, что-то живое.
Она была весёлой, но немного замкнутой и очень стеснительной.
И это мне в ней понравилось больше всего.

Она ходила преимущественно в джинсах,
я ни разу не видел её в платье или в юбке.
Она была немного младше меня, и на полголовы ниже.
И ещё у неё были длинные, до пояса,
волосы платинового цвета.

С детьми я сразу нашёл общий язык. Хотя я их недолюбливал.
Но им нужно было лишь улыбаться и изображать друга,
тогда они с энтузиазмом выполняли любые твои поручения.
Ещё я часто смеялся над моим глуповатым наивным соседом.
 Детям это нравилось, да и Он не возражал.
Наверно именно из-за этого
они и слушались Его меньше, чем меня.
Но, тем не менее, Он был здоровым парнем
и порой особо непослушных носил в столовую через плечо.
А у маленькой, хрупкой стеснительной девочки, вообще не было никаких шансов хотя бы на намёк авторитета.
Это произошло в конце первой недели.
До этого Она не особо общалась с нами двумя.
Как-то всегда держалась поодаль.
В основном, либо молча слушала наши разговоры о фильмах и музыке,
либо рассеяно отвечала на наши вопросы, по работе.
Обычно днём дети играли на полуразрушенной детской площадке.
И было на ней одно дерево.
Прям в центре.
Старое такое и большое.
Дети любили на него лазать.
А мы им не разрешали.
Потому что, это было не вполне безопасно. Если меня
и Его они ещё слушали,
то на Её упрёки не обращали никакого внимания.
Один мальчик упал с горки и разбил колено,
Он подошёл к ребёнку чтобы осмотреть.
Поскольку делать было особо нечего, я тоже подтянулся,
как вдруг услышал это за спиной.
Один из самых наших шилозадых,
в отсутствии видимых препятствий, в виде нас двоих,
решил повыделываться и залезть на дерево.
Она поспешила остановить ребёнка,
но тот ударил её и послал куда подальше.
Секунда.
Одна секунда, когда все мы замерли.
И она не выдержала.
Слёзы хлынули у неё из глаз, и она убежала в здание.
В первый раз за мою жизнь захотелось защитить кого-то.
Помочь кому-то.
Искренне.
Я крикнул Ему, чтобы он присмотрел за детьми и бросился за ней.
Я догнал её уже у самого входа и схватил за руку.
Она посмотрела на меня удивлёнными глазами,
но опять накатило,
и она без сил уткнулась мне в плечо, полевая его слезами.

Я отвёл её к нам в комнату, и достал
быстрорастворимый кофе из своего неприкосновенного запаса.
У нас в комнате стояла двух ярусная кровать.
Я спал на нижнем, она села как раз на него.
Сам я сел на стуле рядом с тумбочкой, напротив кровати.
Я хотел сесть к ней, хотел обнять её, погладить по голове,
но испугался чего-то.
Не знаю чего.
И поэтому сел напротив.
Она тихонько пила кофе и плакала.
Я просто сидел напротив неё, как идиот.
Нужно было сказать, что-то но я не находил слов.
Наконец, она что-то сказала.
Это было немножко неожиданно, и я не расслышал.
Тогда, я переспросил её.
Она сказала, что не так это всё представляла.
Она сказала, что думала, что дети будут слушаться.
Она в детстве всегда слушалась.

Она сказала, что осталась здесь, потому что хотела помочь им всем.
Потому что, не понаслышке знает как тяжело здесь приходится.
Она знает, что вряд ли, чем-то может помочь старшим детям, зато малышам, хоть не много.
Когда она была мала, Ей было очень грустно здесь.
Ей всегда хотелось, чтоб кто-нибудь обнял Её,
в кого можно было поплакаться.
А им постоянно возили незнакомых грубых людей,
из-за проблем с бюджетом.
Я хотел сказать Ей, что она молодец.
Я хотел сказать Ей, что Ей через многое
удалось пройти. Я хотел сказать Ей,
что всегда буду рядом, если ей понадобится помощь.
Но я сказал, что это круто.
Она посмотрела на меня с какой-то странной полуулыбкой.
Она, наверное, поняла.

Затем Она сказала, что, наверное, пора возвращаться к детям.
Я согласился.
На выходе из комнаты, Она поцеловала меня в щёку и поблагодарила.
С тех пор мы стали общаться чаще.
Однажды, когда мы уложили детей спать,
Она подошла ко мне и сказала,
что хочет мне кое-что показать.
Я пошёл за ней, и Она привела меня на крышу.
Она, сказала, что очень любила здесь находиться.
Что здесь звёзды, кажутся такими близкими,
что появляется ощущение, что их можно схватить.
И это было поистине прекрасно.
Я хотел обнять её и поцеловать.
Я, уверен, что она тоже этого хотела.
Но, мы просто несколько секунд,
стояли друг напротив друга.
Я так безумно хотел прикоснуться к ней,
провести рукой по её платиновым волосам.
Но я просто оцепенел.
Ох, как же я ненавижу себя.
Я отвёл взгляд и увидел бескрайнее чёрное ничего.
Было ощущение, что это старое здание,
окружено плотной стеной тьмы.
И я даже на секунду испугался.
В конце концов, Она сказала, что ей холодно,
и мы пошли вниз.

Я всю ночь ворочался в кровати грызя подушку,
и мучаясь от собственной беспомощности.
На утром Он сказал мне, что мне следует молиться.
Мы приходили туда, каждую ночь и просто болтали.
Позже мы начали носить туда бутерброды
и устраивали, что-то наподобие пикника.
Я рассказывал Ей о себе.
Вспоминал все старые шутки, или просто смешные случаи,
а порой даже просто придумывал что-то,
чтобы повеселить Её.
Просто, потому что хотел видеть, как она смеётся.
Она рассказала, что Её родители погибли,
когда Ей было пять.
И с тех пор Её волосы стали платиновыми.

И каждую ночь,
каждую чёртову ночь,
мне до безумия
хотелось поцеловать её.
И каждую ночь,
каждую чёртову ночь,
Я ворочался в кровати и сгрызал подушку.
А время так неумолимо проходило.

Но, однажды, Я решил пригласить Его в наш разговор.
Обычно когда Я говорил с Ней, он держался поодаль.
Но тут, мы с ней не сошлись во мнении о каком-то фильме,
и Я просто в шутку окрикнул Его.
Я думал, что Он примет мою сторону и, в шутку,
посмеяться над своей правотой.
Но Он, на полном серьёзе, принял Её сторону.
Но вместо того, чтобы посмеяться надо мной они разговорились.

И да я ревновал.
Я безумно ревновал. Ревновал до слёз.
Я ревновал, когда Она смеялась над Его шутками.
Ревновал, когда Она говорила с Ним, а не со мной.
Ревновал, когда Он дружески похлопывал Её по плечу.
Ревновал, когда Она смотрела на него.
Ревновал, когда Она Ему улыбалась.
Но на крышу, мы всё равно ходили вдвоём.
И только там, на крыше, Я ощущал некое подобие
спокойствия и счастья.

Но всё равно, Я не мог себя заставить поцеловать Её.
И вот, однажды, придя на крышу
Я увидел, что и Он решил к нам присоединиться.
Она спросила, не возражаю ли Я.
Я сказал, что мне без разницы.
С тех пор, крыша превратилась в самое ненавидимое мной место.
Они постоянно болтали, а я сидел рядом и просто молчал.
Мне хотелось, что-то сказать, но я просто не мог себя заставить.
Я чувствовал, как растёт пустота внутри меня.
Мне хотелось ударить Его.
Мне хотелось убить Его.
Мне хотелось причинить Ему неописуемые страдания.
Но когда Я видел Его добродушное лицо,
видел Его дружелюбие, направленное в мою сторону,
мне становилось стыдно и очень хотелось плакать.
Однажды ночью, Он сказал мне,
что Я стал для него настоящим другом.
Он сказал, что Она ему нравится.
И всё здание, нет всё небо опустилось на меня.
А я сказал, сказал, что это круто.

И вот нам оставалось, три дня до отъезда домой.
Я серьёзно начал, подумывать остаться тут.
Ведь, что у меня было дома?
У меня дома ничего не было.
Никто, наверное, даже и не вспомнил обо мне, пока я был здесь.
Даже не заметил.
А здесь была Она, и я готов был сделать всё возможное,
чтобы остаться здесь.
И вот, вечером я вошёл в нашу комнату,
а там сидели они вдвоём.
Она радостно вскочила, и сказала,
что решила уехать отсюда.
Она сказала, что решила строить свою собственную жизнь.
Она сказала, что Он убедил её поехать
служить в Его церковь на первое время.
Он встал рядом с Ней и они легко поцеловались в губы.
И в эту секунду,
в эту самую секунду,
Я не выдержал.

Я легонько кивнул и сделал шаг назад.
Он удивлённо окликнул меня.
Я сделал ещё один шаг.
Она удивлённо сделала шаг ко мне.
Я почувствовал, как волна слёз стремится к моим глазам.
Я развернулся и бросился бежать.
В перёд по коридорам,
из коридора на лестницу,
с лестницы в холл,
из холла на улицу,
с улицы вперёд
в блаженное
никуда.

Я бежал изо всех сил,
а позади я слышал их голоса.
Они кричали моё имя,
и просили, чтоб я остановился.
А я бежал.
Я всё бежал и бежал вперёд.
В темноту.
Я ненавижу это чувство.
Чувство жалости и презрения к себе.
Саму мысль, что ты сам запустил
эту машину необратимости.
Что сам уничтожил всё.
Оно зарождается в самой глубине
и стремительно разрастается,
разрывая твои внутренние органы.
И ты понимаешь, что винить-то больше некого.
Хочется порвать себе лицо от этой дикой злости.
И это конец моей истории.
Логическое завершение.
Всё могло быть иначе.