Ночь. Улица. Фонарь...

Провода между крыш пораскинули в небе сети.
Эти сети – приманка для нежных романтиков душ.
Только жаль, что зима… и не пьют откровенья из луж,
Ночью кошки и шкуры не греют свои в лунном свете.
На седьмом этаже смотришь в небо сквозь дыма сатин,
Докурил и о чем-то задумался невзначай…
А ты знаешь, я тоже смотрю, ты уже не один,
И на млечном пути меня выходи, встречай...
Вот есть «ты» и есть «я», а «нас» нет – как бессмысленна фраза!
Пальцем ночь поразмажет по стеклам оконным сажу,
Я Луну за стеклом по ее жёлтой морде поглажу,
А она подмигнет мне хитрым кошачьим глазом.
И нальет два бокала янтарного желтого виски,
И предложит мне тост за любовь и, конечно, счастье…
Но с неловкой руки вновь рассыплется паззл на части,
Потому, что ты снова далеким мне стал, мой близкий…
Потому, что ты просто прикроешь плотнее шторы,
И присев на диван, не меня обнимешь за плечи…
Словно чаши весов - одиночество грусти и встречи,
А я верю по-детски упрямо опять в повторы.
В то, что можно начать сначала, лишь только верить!
Надо верить и ждать, потому что бывает чудо
Просто так, ни за что… и приходит из ниоткуда,
Важно нам пред ним не захлопнуть в испуге двери.
И я знаю, что будет момент и однажды ночью
Будешь так же стоять у окна, видеть в небе звезды…
И поймешь, наконец: ничего никогда не поздно…
Верить я за двоих буду, ты должен лишь помочь мне.
Но пока на губах тишиной одиночества вкус
Я его разделю с фонарем, что в бетоне стынет…
Безысходность – пожалуй, это теперь мое имя…
Лбом горячим к стеклу я в отчаянии снова прижмусь.
А потом выйду в ночь, к фонарю, поболтать ни о чём,
Обниму словно друга его за холодное, тощее тело,
Скрипнув глухо в ответ сверху он поглядит осовело…
Никого больше нет, только мы обнялись с фонарём.