В январе 42-ого

До мелочей припоминаю,
Хоть много лет уже прошло:
Входила Шестьдесят Вторая
Первоударная, морская
В мое сожженное село.
Мы – погорельцы.
Ветер грубо
Шуршал в лохмотьях: каждый нищ.
У баб от слез смерзались губы.
И жалобно стонали трубы,
Торчавшие из пепелищ.
Стояли мы, безмолвно плача, -
Мальчишки, бабы, старики.
На нас, бездомных, глаз не пряча,
Смотрели моряки незряче,
Лишь стискивали кулаки.
 «Мы отомстим!» - глаза кричали.
Бойцы на запад гнев несли.
Над нами небеса пылали,
И к мести праведной взывали
И Званово, и Мармыли.
Мела поземка, от сугробов
Жестокий холод исходил…
 «Землянки ройте из окопов», -
Так говорил полковник Рогов –
Морской бригады командир.
И, побросав на снег бушлаты,
Матросы взялись за лопаты,
За топоры и за ломы.
В землянках мастерили крыши,
Долбили для печурок ниши
И укрывали ребятишек
От лютых происков зимы.
И вскоре в тесном подземелье
Справляли люди новоселье,
Благодарили моряков.
А тех вперед звала дорога,
И с ними шел полковник Рогов,
Чтоб наших покарать врагов.
Жизнь продолжалась, утверждалась,
Дымки по-мирному вздымались.
А за деревней невдали
Среди снегов на поле стылом
Чернели свежие могилы
Тех, что на помощь торопились,
Но до деревни не дошли.