Трисмегист

...Всё это в троекратной силе, в триединстве рук и помышлений...

Ты: Только Ты могла уронить свежевылепленый огонь в свои штаны. Я всегда поражалась Твоим способностям и взгляду. И почему-то как маленькая радовалась каждой Твоей нечистокровной выходке. Но, как ни странно, любовь к Тебе не ослепила меня. Она заставила лишь поверить в то, что есть красота моей мечты в материальном мире.
 В бликах хрустальных шаров и чёрных квадратов я разглядывала Твоё корпускулярное отражение. Вся моя неадекватная реальность воспринималась через призму Твоего хребта. Я сидела в тепле, но Твои мысли ползали по мне, создавая упорную волну мурашек. Я так глупа в своих помыслах. Побочные шуршания разноцветных ложек не давали сконцентрироваться на познании Твоей глубины. Я ненавижу эту часть своих умственных отклонений. Я знаю, что рядом с Тобой нельзя сгущать краски и наряжаться в зелёные и оранжевые тона. Так странно, мне всегда казалось, что мы одинаковые, но мы настолько разные, что я лишь хочу быть частичкой Тебя, быть зеркалом в Твоих руках.  Ты просто дала мне эту возможность, никогда не предупреждая о перепадах настроения. И, как ни странно, но все эти листы пропахнут блеском и клубничными сигаретами.
 Я приучила Тебя быть рядом, целовать душу и быть неотъемлемой частью, но теперь не всегда хватает времени на слияние единого целого в нас. Но не расстраивайся, я всё ещё буду приходить к Тебе по ночам и творить совместную музыку одиночества, стряпать итальянский фаст-фуд и лежать, прижимаясь к Тебе, глядя в харизматичные глаза Гаспара.
Ты для меня нечто большее, чем просто красивое лицо и интересно наполненная личность. Больше, чем друг, враг, брат. Ты та самая внутривенная инъекция. Я не смогу отказаться и оторваться, даже если будет аллергическая нетерпимость.

Он: Твоё единое, моё целое. Раньше у меня была машина, музыкант и недостаток секса, а сейчас – гений, талант и новая религия. Я не преувеличивая, я рассуждаю чисто из своих восприятий.
Поверь, в этом нет ничего плохого. Камни не врут, умеют чувствовать, особенно посланники моей восточной нации. Я не собираюсь ничего менять, даже не буду удивляться, но ведь так и должно было случиться. Вряд ли разница будет ощутима, это не пластическая хирургия, даже не силикон. Делай ставки! Рядом не так губительно, тем более, что сердцевина чернела и отпала в нужный момент. Всё будет.
Он излучает психическую привязанность и умение держать человека. Быть настолько откровенным и уязвимым, неважно трезвее или пьянее. Дарить энергию и отдаваться – его призвание. Но оно так и должно быть в сплетении трубчатых самомнений. Вода кончается, на дне спокойствие песков. Лучше бы дал знать, как ухаживать за человеком с сердечной недостаточностью. Бьюсь в синем танце до последнего.
Я не могу забыть плохое, я лишь умалчиваю об этом. Ты же наоборот. И я уже вижу, как Твои глаза наливают мне в стакан алкоголь., приправленный солью. Самая мучительная смесь. Делаю переливание, чтобы остыло. А он так смешно кипятится, разве что слюной не брызжет. Он всегда притворяется, будто ничего не слышит, чтобы обернуть ситуацию в свою сторону. Я готова выходить из-под его солнца в ожогах и облучениях. Называй меня как хочешь, хоть стервой из соседнего продуктового магазина, а я всего лишь кондитер Твоей боли.
Нежности порой не хватает, но это не самое страшное в веренице времён. Он пронаблюдает возле меня пепельницу и успокоит морфием объятий. Я сегодня разрешила, значит можно. Крылья седых ворон, возможно, начнут сминаться в комки иллюзий под его маршем красноруких молоточков с железной мордой. Это он посылал грозовой снег. Буду тщательно наблюдать за реакцией, впрочем, как и за эрекцией.
Его субтильность выворачивает мои слюни. Представлять свой гроб без его скелета уже некорректно. Великая паутина запутала нас однажды и вряд ли ждёт обратного процесса. Он не спешит изучать альфа-распады, ровно как я не спешу узнавать формулу химико-любовных процессов.

Она: Мне казалось, что прикасаясь к ней, я падаю, дрожу и еле стою на ногах. Я соблазнял её как резвый юнец, боялся дышать и смотреть в её правый глаз цвета моря, чтобы он не растёкся. Мне был важен вкус её губ, желание не дёргаться пересиливало. Красный пафосный и бунтовское соитие. Был успешный день экспромта, а следующий предвещал ещё одно оплодотворение. Так радоваться невозможно, но меня манят тамплиерско-вампирские замашки. Она так на него похожа, однофамильность душ потрясает. Может, я когда-нибудь вольюсь.
Удар. Силки и в тисках уже дозволенная грань. Я буду гордиться собой. Капроновая мания соблазнения. Знала, чем цепляет учащённое  произношение. Премьера спектакля тонущих лодок с тоннами нимфетамина. И всё как из сказки. Дым затуманивал чёткость, но даже белая удушливая пелена красит несовместимые цвета её платья. Ещё секунду я бы полюбовалась на хитросплетения её локон с зелёными тульями. Я бы попросила у неё уроки кокетливого дыхания. Лёгкие просили ещё одной ядовитой затяжки, обволакиваясь разъедающим дымом. Повышение квалификации и утолщение дозы обольщении. На ту голову разницы не было.
И всё, что могло бы напоминать мне о ней, я спрятала в кашемировый мешочек: французское ожерелье и фамильный подвенечный платочек, пахнущий скрежетом её зубов. Всё. Что могло бы хоть как-то быть связанным с фамильярностью изобретений в ночное время. Ей нельзя переставать удивляться – она знает себе цену, знает людей, скрываясь под двумя масками. А я не разочарована, я лишь взгрустну, как всегда. Я бы не позволила себе, во рту всё равно оставался вкус вишни. Подбиваю её на жёлтые переговоры.
Даже, несмотря на то, что глядя на неё, на моём месте обычно кто-то другой, я запоминаю все ощущения и любое движение. Мне бы так хотелось открыться ей, пригреться и не важно, что она потом сделает с этими рудиментами.

P.S.: Вас интересует теорема меня?
Я:  А я, имея каждого из них в своей голове по сотне раз за секунду, и есть -  трижды величественна. Не считая моей скромности...