2. Военные суды над Пушкиным и Лермонтовым

                Военные суды над Пушкиным
                и Лермонтовым
               А только что выделенное ночное совещание дает уже и прямое следствие: 28-го января, как мы только что указали выше, Николаем I будет запущен механизм следствия по дуэли с его верхней планкой: смертной казнью и виновных  и… невиновных! В этом - вся “соль” николаевского, то есть в высшей степени подлого, следствия!
               А следствие, каким бы оно не было закрытым, является  уже, в общем-то, судом. Ибо  уже часть людей, причастных к нему, обсуждают, - или “судят”! -  людей, попавших в жернова следствия!
               А сейчас вспомните о только что выделенным вам, в начале главы, николаевском “Судном дне” или, явно “позаимствованным” царем, как вы уже знаете, как из тайного содержания “Пиковой дамы”, так и из обстоятельств перезахоронения, императором  Павлом I, своего отца, императора Петра III, и похорон, им же, Екатерины II.
               А, если вспомнить именно о нем, то получится, что Николай I, -  уже с 28-го января 1837 года! - начнет вершить, над поэтом Пушкиным, и реальный “суд”.  Вершить, над ним, военный “суд” Николая-палкина, как метко прозвал его, русский народ, за чрезвычайную жестокость. Суд, в котором поэт тоже окажется, у царя-изверга, как вы скоро увидите и сами, виновным!
               А это, уже, очередное надругательство, Николая I, над величайшим из Гениев! Кстати, николаевские военные “суды” - суды особенные! Именно с помощью таких “судов” Николай I “судил” и декабристов, создавая, - именно через них! - как видимость законности, так и, в общем-то, свой первичный авторитет перед европейской общественностью. Именно в этом плане он и оказался, - уже тогда! - “мастером по дискредитации и чернению известных и знаменитых людей России”!
               Он не гнушался, в то время: и личным ведением следствия и допросов декабристов; и составлением разного рода грязных  небылиц  и сплетен по ним; и самим написанием  множества документов (Указов, решений суда и прочее!) по  декабристам  и  написанием статей для русской общественности, - и для Европы! - прославляющих  его “мудрые” решения и действия!
               И в этом отношении он недалеко ушел, кстати, от своей преступной, - и лживой во всем! - бабуси, Екатерины II. Императрицы, занимающейся и во внутренней политике, - и, часто, во внешней! - примерно такими же “делами”.
               Другими словами, занимающейся - разного рода  фальсификациями и подлогами, подкупом и обманом, убийствами и отравлениями  и - просто подлостью.
               Здесь же выделим, что оказался виновным, перед Николаем I, и поэт М.Ю. Лермонтов! Три  николая-палкинских военных “суда” (Перед первым он объявил Лермонтова, как вы уже знаете, и сумасшедшим!) совершил, он, и над М.Ю. Лермонтовым. Над поэтом, вставшим, через стихотворение “На смерть поэта”, на защиту Пушкина! И здесь мы наблюдаем прямое надругательство, царя-Палкина, над нашими Гениями!
               Пушкинисты же, - и  лермонтоведы прошлого! - почему-то не замечают  - и  эти “суды”! Кстати, первый из них, возникший именно по лермонтовскому стихотворению “На смерть поэта”, он совершил одновременно, как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала, с николая-палкинским “судом” над А.С. Пушкиным - 19-го февраля 1837 года!
               Что вновь свидетельствует, нам, о сценичности николаевского заговора, как против Пушкина, так и, потом, против М.Ю. Лермонтова! Николай I, - именно через одновременность “судов” над Пушкиным и Лермонтовым! - как бы судил и живого поэта, то есть живого Пушкина (Так он был - ненавистен ему!)!
               Свидетельствует нам, - о только что выделенном садистско-извращенческом зловещем замысле царя, воплощенным им в жизнь! - и тот факт, что он отправил реально существующего поэта (Поэта М.Ю. Лермонтова!) и Дантеса, убийцу Пушкина, из Петербурга: поэта - в опасную ссылку на Кавказскую войну; Дантеса же - в высылку на родину, во Францию. Что равносильно было - тайному поощрению, им, убийцы Пушкина.
               Отправил Дантеса, кстати, даже в санях императорского двора и при деньгах за убийство Пушкина. И отправил, - убийцу Пушкина! - в один и тот же день: 19-го марта 1837 года, что  и  засвидетельствовал, нам, сам  А.И. Тургенев в своей последней дневниковой записи от 19-го марта 1837 года.
               Чтобы не нарушать логику нашего повествования, вновь выделим её, вам! Выделим, разумеется, уже в качестве факта, подтверждающего именно наличие  николаевского заговора против наших двух Великих поэтов: “19-го марта. Встретили Дантеса, в санях с жандармом, за ним другой офицер, в санях. Он сидел бодро, в фуражке, разжалованный и высланный за границу…”.
               Еще раз выделим, здесь, что в этот же день, 19-го марта 1837 года, тайно, незаметно “выезжал” из Петербурга, в ссылку на Кавказ, - скорее всего, тоже под тайным присмотром николаевских жандармов! - и поэт М.Ю. Лермонтов.
               Я назвал этот, явно, выделим, сценический фрагмент заговора царя против наших двух Великих поэтов, разумеется, условно: “Ссылочно-высылочным разъездом”, подчеркнув, именно через его название, сценическую суть его.
               Закончим же разговор об этом, тоже чернящим и оскверняющим, поэтов, эпизоде николаевского заговора, следующим. Дантес хотя и был разжалован, царем, и выслан - за границу  (Что царь сделал только из-за глухого, - но мощного! - ропота русской общественности!), но увозил “в императорских санях”, - под присмотром двух жандармов! - как вы уже знаете из нашей предыдущей книги, четыреста тысяч рублей.
               За которые Пушкину пришлось бы трудиться, в поте лица своего, ровно восемьдесят лет (Царь назначил ему жалование, как вы знаете из пушкинианы, всего лишь в пять тысяч рублей. Еще раз выделим, ровно столько, сколько он  платил, - официально! - Дантесу, наемному убийце нашего Гения!). И в Баден-Бадене 1837 года, в день рождения императора, уже ходил, как заметил князь Одоевский, со “шляпой набекрень”, вовсе не представляя, из себя, “бедного человека”!
               А приехал он в Баден-Баден, как вы уже знаете по нашим предыдущим  книгам, для тайного ходатайства, перед Михаилом Павловичем, об устройстве своего голубого “друга”, Геккерна, посланником в Вену, в Австрию, что тоже явится, потом, именно оплатой, царем, “спецуслуг” Дантеса.
               И приехал на дорогостоящий курорт не один, а с бароном Геккерном  и  Е. Гончаровой.  Что тоже свидетельствует нам, что денежки, у него, всё-таки водились. Кстати, и Геккерн-старший, как нам свидетельствует  письмо Андрея Карамзина к С.Н. Карамзиной, там тоже - вовсе не бедствовал, так как чуть ли не ежедневно играл, там, в рулетку. И здесь отчетливо видна именно оплата, царем Николаем первым, их “услуг”!
               Еще же раз уже особо выделим здесь, что барон Геккерн, - видимо именно после баденской встречи Дантеса с Михаилом Павловичем! - будет  устроен царем, - разумеется, вновь через принца Оранского! - в Вену, в 1842 году, посланником. И даже станет, там,  “старшиной дипломатического корпуса”, прослужив там, в качестве нидерландского посланника в Вене, по 1875 год. Что вновь говорит нам  о том, что Николая I, - и принца Оранского! - он - вполне устраивал и дальше.
               Сам же Михаил Павлович отреагирует на появление Дантеса, в Бадене, - по свидетельству того же князя Одоевского! - как вы уже знаете, хотя  и весьма  и  весьма оригинально,  но - точно:
               “Встретивши Дантеса (убившего Пушкина) в Бадене, который, как богатый человек и барон, весело прогуливался со шляпой набекрень, Михаил Павлович три дня был расстроен. Когда графиня Соллогуб-мать спросила у него о причине его расстройства - он отвечал: “Кого я видел? Дантеса!”  -  “Воспоминание о Пушкине вас встревожило?  -  “О нет! Туда ему и дорога!”  -  “Так что же?”  -  Да сам Дантес! бедный! - подумайте, ведь он солдат”.
               Как видите, и здесь очень отчетливо проявляется враждебное отношение царя Николая I, - через его младшего брата, - именно к Пушкину, попытавшемуся, хотя и тайно, но, все же, объявить, - если выражаться на современном языке! - импичмент именно царям екатерининской ветви. Однако продолжим разговор именно о выделяемых, здесь, надругательствах.