Разное

                ХочуБоюсь

Хочу, чтобы факела пламя не гасло,
Но чтобы слезились очи от дыма.
Хочу, чтоб златилось на хлебах наших масло,
Но чтоб оставались, всегда голодны мы.

Хочу, чтобы осень дождями гвоздными,
Гуляла по улицам царства весны.
Хочу, чтоб всегда мы были больными
Желанием быть звоном рваной струны.

Хочу, чтоб любовь - в душу фонарик!
Хочу, чтоб любовь - в сознание свист!
Хочу, чтоб войною мир не был ярок.
Хочу, что бы небом, мир не был мглист.

Но боюсь, мы опоздаем на внеплановый поезд      
И время, оденет хлеба наши в плесень.
Боюсь, что не войдём в воду, даже по пояс,
Как проводит нас эхо не написанных песен.

Боюсь, что нам мыши, перегрызут провода,
И на веки, обесточен, замрёт метроном.
А когда, из ни отсюда, мы пойдём в ни туда -
Я боюсь: перекрёсток, нам станет крестом!

Не приснившийся сон, сладко душу пьяня,
Дарует сердцу рабскому пульс...
Но сомнений огонь пожирает меня:
Не многого хочу ли я?! Того ли я боюсь?!

                * * *

Коронован, самозванец терновым венцом…
Осенние листья пославший в конверте.
В далёкие дали преждевременной смерти
Ежедневно уходишь со счастливым лицом.

Пусть безнадёжно, но песенно желчен,
Слезоокою мамой прощён и отпущен.
В пьяных объятиях отдавшихся женщин,
Любим, но оправдан страшным грядущим!

Пальцы по струнам танцуют над бездной
И гитара звенит безобразный мотив:
“узурпировать чувства песней железной
Смешнее, чем оплодотворять презерватив!”

Молодость

Кому на грудь крестик,
А кому - на спину крест.
Зарифмуй же, любовь
"Лезвие" с "Кровь".
Я обналичу глаза!
От не приснившихся снов
Проснуться нельзя.
Проснуться нельзя.

Выношен под сердцем суррогатной матери,
Парящий на крыльях святого песнопения,
Поэт, целый мир, заключивший в объятия,
Дарит нам огонь путём самосожжения! -

"Я бы умер, наверное, по глупости,
Сложив голову в пьяном омуте.
Или же лезвием чувственной скупости,
Вскрыл бы вены себе в ванной комнате,

Но нет, не допита мною жизни чаша,
Я даже уста в ней ещё не взмочил.
Это юности разум желал, что бы слаще,
Я безверием сердце своё огорчил."

Но всё же он верит, что истину сыщет,
Целуя зубья вражеских вил.
Потому и суждено ему: лежать на кладбище
В числе безымянных, но не забытых могил!

                *

Мне солнце светит - что лампочка в сортире -
Тенью на стене - лежит сутулый профиль.
Мало ль дураков что, плавая в кефире,
Давятся гадостью несладкого кофе!

Ветер свищет - как в душах бесы,
А я, в истоме сентябреющих сил,
Топча фрагменты ржавеющего леса,
Спосохом в руке, по тропе костылил!

Проводи же за руку меня до эшафота,
Осуждённым на казнь владычицей - музой,
И я пропою, когда выйду за ворота:
Сердце и разум - совместный санузел!

        Вера

На тебя погляди:
В разрезе платья
Несёшь на груди
Золотое распятье

В открытые двери
Жёлтого дома,
Где горечь потери,
На сердце истома...

Я видел воочью
Внебрачное чадо,
Что брачною ночью
Порочно зачато...

Он смотрит суровый,
Глазами лукав.
А судьба бубновый
Туз, прячет в рукав.

При свете звезды
Слагали стихи мы,
Как из святой воды
Выходили сухими...

И всяк был поэтом...
Вкусивший несчастье,
Под золотым браслетом,
Нёс шрам на запястье.

А времени нет,
Значит, смерть невозможна,
Но есть божий свет,
И он ярок безбожно.

          Настроение

                *

Луна - таблетка у неба в оскале -
Небо болеет, солнце не помнит.
Ножницы чёрные ногти срезали,
Потели тела в холоде комнат,
Парфюм выжигал естественный запах,
Глубокий вдох плавил табак,
Гласили стихи устами собак,
А осени грязь высыхала на лапах.

                *

Торопился туда, где не ждут и забыли -
Домой возвращался гостем незваным,
Где память о прошлом лежит слоем пыли,
Где встретят тепло восклицанием бранным.
Торопился, напившись песни заздравной,
По встречной дороге, но взгляд отрезвел:
На грязной обочине крест православный -
Знаком дорожным, под дождями ржавел!

                *

Сегодня я счастлив, сегодня я нужен,
Сегодня дышу я цветами и ветром -
Сегодня я был не криком разбужен,
А тёплым, ярким солнечным светом.
Сегодня в рифму стучит молоток,
Сегодня к миру с любовью взревел я,
Сегодня я сделал новый глоток -
Весна в розетку включила деревья!

                * * *

Одуванчиком по ветру - ты печаль свою развей.
Над озёрами глазами крылья чёрные бровей,

Ты не хмурь, а посуди о судьбе ты по-иному,
И скажи себе: не страшен неизвестности мне омут!

А цветений ароматы на ладони ветра лягут,
Напоивши твою душу сладким соком зрелых ягод.

                * * *

Ты дни мои серые светом рядила
И музыкой платья  в сердце звучала,
Касалась рук – и великая сила
Меня на волне безрассудства качала.

Во всем, что поет, есть боль и усталость
И некому вспомнить о том, что сгорело.
Быть может и мне, ничего не осталось –
И пламя души сожжёт моё тело.

А в скорости времени нету страданий
И нету суда на вину что в крови,
Но в каждом слове моих оправданий –
Я ослушался божьего наказа: “живи!”

                Весна

Разбиваюсь насмерть о грешную землю,
Тестируя протез ангельского крыла.
С вожделением шуму зелёному внемлю,
     Привяжи меня к кровати в четыре узла.

Такою болью ещё не был я болен,
И лязгала злость железом стиха
Под весенний звон золотых колоколен.
     На губах запекалась сладость греха.

Любовь вырубает на колья осины,
Колья врастают в сердце цветами,
Цветы догорают под дождями косыми,
     Ржавчину тошнит могильными крестами!

Полстакана песни да куплет вина.
Рыдаю, но праздную! Матерюсь тысячеусто
На жёлтый свет чужого окна,
     Где высохла муха в кухонной люстре!

                * * *

Сладость слюны в страсти поцелуя,
В минуту греха, пьянея, вкушал,
А в сердце, осень с весною рифмуя,
Поёт в унисон с ветром, душа.

Нам симпатичен смерти лик юный,
И всякой жизни, что с лёгкостью дыма...
Танцуя на грани с песней, безумный
Не знает, но верит, что жизнь победима!

Сколько времени? - вопрошает разум
Столько же... - ответствует сердце.
Как божье "не суди" и царское "наказан" -
Этим голосам никогда не спеться!

          Бумажный журавль

Вечереет. Закат кроваво-прекрасен.
     Безоблачной памятью молодо ясен,

От газовой ромашки на кухне прикуря,
     Вдыхаю смертельный табак сентября.

Одинокая тоска. Воспаление дёсен.
     Ожидаю любимую женщину - осень,

Бумажным журавлем, взлетая в потолок...
     По венам струится любви кипяток.

В глубокой обиде, в унынии и гневе -
     Я был не напрасен, как семя во чреве.

Желал постоянно и верил неслышно,
     Но она, от меня отшутилась и вышла.

Оранжевые волосы, стеклянные глаза…
     Исчезла в неизвестность, строго наказав:

Остаться возможным, на века молодым,
     Не доказанным миру смертельно. Родным!

                Картинка
 
Красна, словно  история двадцатого столетья.
Невинна, словно взгляд сонной проститутки.
Невозможна, как любовь при здравом рассудке.
И, всё же не могу тобою не болеть я.

Горяча, словно вдовьи слёзы мамы.
Цветаста, словно шёлк траурного платья.
Язвительна, как рифма маяковской эпиграммы. 
И, всё же не в силах  тебя не желать я.

Тлетворна, как пуля летящая мимо,
Что удостоит меня чести –
К невесте грузом двести.   
Обнажена, как провод в руках. Несравнима,
Как бубновый туз и нагрудный козырь крести!

Сладкая, словно сон на тюремном ложе.
Государственна, словно торжество беззакония.
Приятна, но болезненна, как моя агония,
И, всё же безнадёжна, как восклицанье “Боже!”

Доступна, словно зажечь руками нам,
Электрическое солнце в небе каменном!

Пёс на луну громко лает с погоста,
Оттого что ему голод остро точит клыки,
он мечтает о мёртвом куске сухой кости,
Как я о тепле твоей холодной руки!

Вспенено море омерзительных желаний
Горячим поцелуем в мп3 формате.
Бездушное творенье заблудившихся дланей -
Удовольствия, порочных не зачатий!

                Страсть

Я осени запах вдыхаю до блёва,
Я женское сердце люблю сторублёво...
А Русскую душу, попробуй-ка, выстони!
Смерть, провожая, на каменной пристани,
"Господи, прости" - виновато шептал,
Язычком бубенца колпака шута.

Ведь знала,
Что слаб, знала, что грешен,
Но кровавила губы соком черешен,
Искушая, сзывала на снежное ложе...
Ни столько возможна, сколько желанна.
В зеркале времени - солнца моложе.
Бумажной рукою коснулась спонтанно...

Прятали души под одеялом от бога,
Вкушая медовую истину плоти.
На виновных смотрели важно и строго,
Чувствуя за, но веруя против...

Жизнь, непрерывной бежит круговертью...
Железным ремнём страстей опоясан,
Орально обласкан красавицей – смертью!
Дозволенной мерой уёбанный в мясо!

А когда индевели в объятьях страстей –
В крещенской купели топили чертей...

И были довольны мы вновь и прекрасны,
Любили, невинны, чисты и бесстрастны.

             Жёлтый дом

Откройте окно, запах несносен,
напоите душу дыханием сосен.
Всякая жизнь мечтою крылата!
Всякая жизнь смертельно больна!
Пятым углом зелёного квадрата -
Грехами цветёт за стенами весна!

А те кто верёвкой к койкам не привязан
Ляжками на гвозди прибиты к унитазам.
Жёлтое небо. Резиновый сортир,
Пятнадцать минут безбожного смрада:
Кашель, недокур, испражнение, чифир...
Великая отдушина, ничтожная отрада!

Бессонная ночь. Нервный припадок.
Ангел в душе прикурил от лампадок.
Я видел, теряя рассудок и волю,
С чужою женой переспав в интернете:
За руку с богом по минному полю,
Гуляет душа в безжизненном цвете.

Взгляни на себя в кривые зеркала ты
Глазами пациентов наблюдательной палаты!
Коллективно одиноких взор одинаков.
Ненавижу заоконность света дневного.
Чужую биографию бесслёзно оплакав,
Желаю здоровья смертельно больного!

                Страна

Наряжая ружья в коррозию мира,
Солирует эхом грядущего, время.
Победы вкус - тошнотворнее жира.
На слабые плечи - великое бремя.

Вскормила страна, грудью собачей,
Холодных детей театра войны.
Страна подарила, отметив удачей,
Цветы ветеранам гражданской вины.

Но те, кто в обиде, любви не утратили -
Краснеющей книги живые герои,
В ритме сердца стареющей матери -
Поют, победные песни вне строя.

И вскипела история, в цвет молока,
Калёным железом, пытавшая плоть,
Где добро, сжимаясь в крепь кулака -
Не в силах: смирить, отстоять, побороть...

Уж клонится жизнь навстречу закату,
Оставив горечь и боль позади,
В пресных слезах, страны по солдату,
Что шрамировал имя её на груди!

             Дура

Густыми соплями любовных воздыханий,
Безликими героями стареющих детей,
Животными стонами оплаченных страданий,
****ской красотою смехотворных смертей,

Еженощным светом обоссанной святыни,
Слипшимися жопами в приторности мёда,
Однополою любовию бога и богини,
Торжественной глупостью великого народа -
Славься!

В состоянии души миновавшего ****ец -
Вожделение во взгляде Богородицы святой...
Одиночество - народного творения венец
Зловонно расцветает, наливаясь кислотой.

Цветом менструации - следы патриотизма.
Состязание за свободу, без знамя и креста.
Грязными руками от имени похуизма
Лицам беззаконий, предъявляем паспорта
Каменные.

Славься!

   Человек Без Времени

Не кончился вовремя - остался напрасен.
Отцовские очи смертельно стыдя,
Принародно, в белое праздно окрасил
Траурный креп на шляпе гвоздя.
Не уснул, а приснился. Выкурил воздух.
Как всех перелюбя – уйти одному
В сумрак ночей, поэтически звездных,
"Прости и прощай", сказав никому, -

Не умереть никуда, доказать по-иному
Себя – не стареющей музыкой слова.
Откровенно, как вскрытые вены, родному,
Фонтанируя чувствами вымолвить…Снова
Боюсь, но желаю, молодое - жестоко…
По-детски, обижен на Господа. Гордый!
Но верю в любовь, потому злезооко
Рыгаю стихами в животные морды,

Бросаясь в тепло распростёртых распятий...
На устах накипь зарифмованного блёва.
Солирую в голодное и жадное, собратий,
Высокими частотами собачьего зёва.
Женился на смерти - да смерть овдовела.
Оплакан матерью. Светел, прекрасен...
А песня рваной струной прозвенела:
Не кончился вовремя - остался напрасен!


 Из альбома "Оловянная Вдова"


               Соратникам

Проснись, тернистых путей любитель.
Тебе ли спать в пору ненастья! -
В сегодняшней трагедии играет зритель,
Аплодируя громко со вскрытым запястьем.
Карандашом царапаю в своём блокнотике,
Те же царапины, что ношу я на сердце.
Телу проще – обезболят антибиотики,
А из души, что выбьет инфекцию?
Видели, как карлик приходит в восторг,
Осознавая величие своего роста,
Когда его равнодушный сапог
Вытаптывает признаки жизни на погостах?!

Мне нравится слышать песни
Не улетевших на зиму птиц –
Их души во власти болезни
Разоблачают тайны больниц.

Но знайте: ночь накажет нас за бодрость
И нам придётся заплатить сполна,
За то, что мы поклоняемся солнцу
В царстве, где господствует луна!


                ***

Играй же, играй, больной пианист,
Бей в ноты до судорог в истомлённых кистях.
Мне мрак в глаза вонзил окулист
И омыл свою душу, тело крестя.
И я на лице несу распятие трезвости,
Допивая прохладу умирающей осени,
А часы по запястью скользят тупым лезвием.
Смотрите: закатом небо обоссано!

А ты попробуй о здравии спой-ка,
Ведь если был зачат на больничной койке –
Аромат помойки переплетается с вонью цветов
И дети забавляются под плач оловянных вдов!
Вот оно: моё счастье смешное –
Шипами роз обезображенные кисти
Рисуют на бинтах краской вишнёвой
Ничтожество правд перед величием истин.

Нет ничего в жизни печальнее,
Как видеть лик нелепой смерти:
Когда ангел оставляет, поглощает отчаяние
И видишь, как в церкви венчаются черти!
Музыку свободы прогремят оковы,
Нынешнее пьянство – трезвости трезвей.
В этой жизни умирать ещё как ново.
В этой смерти жить ещё новей!

      Дерево

...Дерево наше
Истекает смолою,
А мы не в силах
Его излечить
И ветви его,
Сгнившей листвою
В пасти времени
Стали горчить.

Не ужель сей листве
Не быть зелёной вовек?
Дьявольским смрадом
Рыгает тот тлен,
В непрерывном течение
Отравленных рек,
Вечно будет пульсировать
Проклятие ген.

Отцы наши,
Кончились там,
Где мы появились.
А мы кончимся там,
Где начнутся отцы!
А может круги эти
На нас надломились,
И волки будут сыты
Не кусая, овцы!

Я всем добром
Своим разозлился,
На то, что свободу
Мне цепь даровала.
Кто мрак обнаружил,
Тот сам озарился
Впитав света больше,
Чем небо давало!

Я жив, я жив
Я ещё не зачах,
Мне уже поздно
Гореть в аду,
И мне ещё рано
В райских краях
Рвать с древа яблоки
В зелёном саду.

Но вот братия наша -
Это дело иное:
Взбесили тишину
Визгом разных сирен:
Кому-то небо, сквозь
Окошко стальное,
А кому-то земля,
С прострелами вен!

Заболевшая ветвь
Обречена на ампутацию,
Но ведь смерть звена
Ломает систему!
Смерть звена -
Это жизни пульсация,
Бьющая по венам
Не погибших звеньев...
………………………………………………………
Раздувая свой вспотевший висок
Злостным напором моего добрословья -
Я, рвя последний, своего нерва кусок,
Буду громко орать: Берегите здоровье!

                * * *

...Много раз я слыхал эту песню,
Но до сих пор она мне не знакома.
Если жизнь - больнее болезни,
Значит смерть - всего лишь симптомы!          
Пожалуйста! – Помилуйте меня расстрелом.
Клянусь вам, что я не виновен!
Я бы пел громче, если б был смелым,
Но кто поёт громче, того, кто безмолвен?

           Швами наружу

                (рынок)

Проснулся.
Потом в нервах ладони взмокли.
В плену у Морфея видел видение - ужас!
Там естественности оттенки блёкли,
Там болезнь и здоровье дружат!

Рынок:
Христос торгует гвоздями,
Челом терня лавровый венец,
А народ раскупает эти гвозди горстями,
Отрывая монеты от щедрых сердец.
Голоса: “спекулянт, шарлатан, барыга,
Обобравший нам карманы обездыренной дланью!”

Будто в припадке Христос запрыгал,
Обругав рынок ушеколющей бранью:

 “Слёзы глазами с икон народ вытри.
Я пришёл сюда, чтоб людохульствовать.
Я поставлю памятник в Иерусалиме Гитлеру,
И буду дьяволу в рай сопутствовать!
Ведь я имею право не быть обязанным –
Иметь обязанность не иметь право,
Безнадёжным надежду дарить диагнозом,
Взирая на их смертельные травмы..."

                *

Чего бы такого мне потерять,
Чтобы, не знаю чего, обрести?
В золотой реке моего октября,
Очень сложно в ноябрь грести.
   Очень сложно – против течения.
   Дьявольски больно – против желания.
   Мне бы остаться в изнанке цветения -
   Швами смотреть в лицо оправдания!

Слава богу, Дантес стрелял холостыми -
И кровь Александра до сих пор горяча!
Но вот мы, к сожалению стынем,
На больничной койке вместо врача.
Кто обхаркал туберкулёзом транспорт,
У кого на это хватило ума?!
Я не хочу, чтоб мне каменный паспорт
Выписала эта чума!

Я знаю: много ****ей бессонниц
Задаром ляжет со мною в постель,
Но я отдал бы последний червонец,
Что бы до рвоты крутила снов карусель!
Вам, озабоченным запахом ваших ботинок,
Превратившим процесс курения в шик.
Не жалко ль вам обратить тело в рынок,
Продающий обрубки гниющей души?!

Я перестану над вами смеяться,
Когда вы сами над собой посмеётесь!
Я вас обнаружил,
Теперь
Готов
Затеряться,
Если вы, в моей потере найдётесь!

              Россия

На тебя, смотря – не плакать! -
Когда в холодном свете звёзд,
Блестит мороженая слякоть,
Подобно блеску детских слёз!

Мне жаль тебя до боли,
Когда песни твоих птиц,
О счастье, как о воле,
Оглашают ширь границ.

Но ты не можешь быть иною,
В напевах раненой души,
Ведь ты язвишь сердца иглою,
А нам из горя счастье шить!

Бросая глаз стеклянных, взоры –
Мы видим, что здесь, не скуля,
Живут одни лишь мародёры.
Пора вбить гвоздь в звезду кремля!

                * * *
               
Мне показала меня осень,
Скользнув по сердцу, ржавым ножом.
Куда бы я взгляд свой не бросил –
В каждой луже мой лик отражён.

И каждый, ветром сорванный лист,
Тлея, шепчет мне в укоризну:
“Всяк, кто сердцем своим не чист,
Не постигнет счастья в жизни!”
 
А, мне бы хотелось петь об ином,
Наивную песню, утешения ради,
Оттого провинившись сладким вином -
Пою, с пресной слезою во взгляде:

“Пускай, в плечах я сутул и узок,
Пускай, мои щёки не налиты румянцем,
Зато под звучанье небесных музык
Я, обнявшись с землею, вращаюсь в танце!”

Да – вращаюсь! Вращаюсь до рвоты!
И, ни что, казалось бы, меня не страшит,
Только трезвость, бьёт в прежние ноты,
И вновь оглашает пространство души:

“Ты сам себе по крови чужд,
Ведь пред собою ты не честен,
А это - высшее из нужд
Для сердцепения чистых песен!”

                * * *

Прохладным утром смотрю на платформе,
Ветром слезя свои сонные зрачки,
Как нежно мальчик маленький кормит
Птицу хлебом с озябшей руки.

И, я добрый смех его вижу,
Что взял грусть мою на прицел:
Тогда я убил в себе "ненавижу"
И детской улыбкой распял на лице!