Рыжий дождь

За душой ни шиша, ни гроша…
А под сердцем - солнцем - сквозное скерцо.
Сердце захлопнуть – пропало пиши
Для детей, собак, дождей, друзей –
Стальной дверцей.
В городе, где жили мы, но -  другие,
Мой серпентарий родной, житейский…
Теплый ноябрь окунет в ностальгию -
В омут вязкой воды летейской…
На тебе, сюжетик, напишешь, милая,
Дяде Достоевскому бы – на роман, не меньше…
ты-то где-то хомо, сапиенс ли я?
Не буди ни лихо, ни поэта -  в женщине.
    
               


У Кая поседевшие виски,
Ему все так же не сидится дома,
Где Герда вяжет теплые носки,
Где воробьи галдят у гастронома.
Там хлипкий быт, средь этой маеты
Ему не спится, будто кто обидел.
Он в каждой встречной ищет те черты,
Которые в окне замерзшем видел…
Нужны вагон, дорога и вокзал,
Чтоб подытожить жизнь строкой припева
Про синий снег, и сумерки в глазах,
И теплый голос Снежной королевы!
А Герда куст с розанами польет,
И лук посадит, мак весной посеет.
Она спасала, и еще спасет
Седого мальчика. Когда ж он повзрослеет?
Когда поймет, вот, серебро в висок,
Уже пожил на свете-то немало:
У каждой встречной – недовязанный носок,
И Гердой каждая когда-то побывала…
Но не сидится Каю в тишине.
Он песенку серебряную пишет.
И годы птицами мелькнут в его окне,
И Герда терпеливо рядом дышит…
...Ах, синий снег, и сумерки в глазах,
И теплый голос Снежной королевы…



Жизнь – истонченная мыслями до толщины промокашки.
Праздники – носом в стекло, за которым  гремят фейерверки.
Будни – утро, кофе, работа, бессонница, утро.
Строчки – эти без спросу, сквозь будни, друзей, сны и годы.
 Ах, как по разному молятся разному Богу:
Я – словом, созвучным неистовым ритмам пространства.
Кто-то ребенком, кто-то – картиной,
Желто-оранжевой россыпью с древа библейской породы
В старом саду моей бабушки.
Там пятилетнее солнышко в мятной траве заблудилось:
О вечном уже забыло, о смерти еще не знает,
И счастливо. Жаль – ненадолго.
Лет десять осталось до праздников – носом в стекло,
И будней – утро, кофе, мысли, бессонница, утро.


Что ж, мой блефующий божок в табачном смоге строк!
Переселись на потолок, забейся в уголок.
Не снизойду с земли, с травы, с беззлобности моей
До будней, где пути кривы, а в людях - нет людей.
Не снизойду. Не столь любим, чтоб стать моим врагом.
Себя наврал, горстями крал рассвет в дому чужом,
Куски дымящейся любви, строки, судьбы, души…
Себя бездарно раскрошив, хоть кем-нибудь дыши.
Не мной. Прости, не подаю блефующим божкам –
Руки, любви, стихов, краюх их снам, грешкам, стишкам.


Кофейной  тянучкой из тех, довсамделишних, будней,
Кусочком невзрослости – листиком в легких прожилках…
Полжизни пропели – а мы с тобой -  надо же! -  живы,
Сестренка-душа! Хоть и утро стекает в шов рваный.
Какого бесенка в крови подпустила природа?
Копытцем по лбу – пару строчек реальность сшаманит…
То счастье – иного, чем просто людского полета –
В бегущий гекзаметр судеб и лиц душу сманит.
Дымящейся гранью мгновения, символом, словом
Себя обволакивать, в снах напевая триоли…
А, может, по детски поверить в незыблемость Слова,
И просто дышать, расшвыряв маски, рольки и роли…


Рыжий дождь. Он болеет тобой, и не просит малины.
Он устал разукрашивать теплым глинтвейном с корицей
То немногое, что уцелело от жизни и лета.
Он охрип объяснять этот мир, петь в железные спины.
Если больно – в шершавую гавань щадящих ладоней
Убегать. От бездомного горя – быть гвоздиком в сердце.
Если вольно – в строке безменяшной, в серебряном тоне
Умирать. От бездумного неба в ничейной свободе.
Это право бескрылых - судить. Кто крылат – не подсуден.
Теплый бисер метать – устаревшая роскошь незлобных.
Потому, оставаясь средь тех, кто зовет себя «люди»,
Удивлюсь новой линии жизни на легкой ладони…
                2008

Илонке

Привет тебе из пятого угла
Сопливой и туманной части года.
Дождливый возраст. Странна и смугла
Души моей нелетная погода.
Отечество крикливое мое
От смут базарных и грызни померкло.
Победных звезд никчемное литье –
Залп по нутру. Наотмашь. Высшей мерой.
А этих странных, в чьих глазах -  Потоп
Издревле плещущегося в Пространстве Слова
Здесь – много, если двое, трое  - кто
Пророка видел в пекле города родного?
Устало бисер сяду разбирать:
Строка к строке, добро к добру придется…
Один изрек: не следует метать…
Не буду. На потом. Кому? Найдется…


                ГКШ
Очерчивая влажность миража,
Пространства жизней меряя собой,
Песочек дней переберет душа,
Штормящих строк остановив прибой.
И в замеревшем кадрике «сейчас»
Прожжет дыру там, где дымит Любовь,
Сквозь ребра, плоть, просвечивая в вас
Короткой захлебнувшейся строкой.
И остановит мир на острие
Бездумных празднеств посреди зимы.
Без масок, шелухи, огней, премьер
Друг другом недоузнанные мы…
Друг другом недослушанные мы…
                2007-2008


Превозмогая жизнь и год,
Рой черных солнц небесной смуты,
Несла себя на эшафот,
Где смерть легка от правды грубой.
Где сон – возможнось вспомнить все.
И воспарить. И плакать тихо.
Где ты  - не ветер унесет,
Так Бог накажет мной, как лихом…
Не бойся – не заговорю,
Роняя память, очи долу,
Ты проживешь и без « люблю… »,
Недоучившееся полу…
Увы, так странно шутит Бог:
Актер? Паяц? Две-три личины…
Играющийся в грудах слов
Недопроявленный мужчина.
А в жизни – скупо, серо, дым,
Пунктиром – судьбы, люди, лица…
Как страшно мальчиком седым
Всю жизнь дурить, хохмить, кружится…
Комками путаных словес
Швыряясь в спину тем, кто понял,
Насколько страшен недовес
Любви – в душе, и правды  - в роли.


Танго

Здесь клином склинился, увы, небелый свет,
одна палата №6, я в ней! Привет!
Среди сограждан в этом городе, где конь
Пиарит Клима – полководца!
Муз упорхнул – ну что ж, сто бед – один омлет,
Опять палата №6.Ты в ней? Привет!
Кто ж из друзей эпохи перемен
Мне пожелал! Видать, китаец!

Где дикий ангел с уцененною трубой,
Где суп с куриною синюшною ногой,
Где хулиган – кондуктор, ухмыляя пасть,
Сожрет билетик мой счастливый!
(наглец и люмпен!)

Где рыжий кот по Бегемотьи молчалив,
Трагично фыркает под краденый мотив,
Я в этом городе – не в лад, не в тон, не в масть!
Буденовкой на ухе у коня!

Кондуктор! Нажми на тормоза –
Трамваю фейс подпортишь
В небритой морде пьяная слеза
В щетине путь свой разгребает!
И так обвал: то кризис, то креза
В стране счастливых нищих!
Кондуктор! Разулыбь беззубый рот
Укором пасте «Бленд – а - мед»!
                2003-2004


Листки календаря залистаны до дыр,
Лиловая заря врастает в антимир.
Мой рыжий антипес мурлыкает «Привет!»
И риторичен в прозе тебе антиответ:
 - Ну,  как там на другом краю? Антитоска?
Невечный ворох строк – в соленый слой песка.
Бездумное, вослед, рефреном – фа-фа-ля!
Ты не хорош, не плох. Ты  просто анти-я…




Вечность обиделась, фыркнула, шаркнула и ушла.
Остался быт, слово «пошло» и состоянье – тоскливо.
Когда ждешь праздников, как в детстве буку из тьмы угла,
Мужикам оно проще: они эту буку – декалитрами пива!
 Зальет эта бука мутные рыбьи зрачки,
Забудет на вечер, что имя ей – анти - счастье…
И песни орут обезболенные мужики,
Потерявшись на время в спасительной непричастности!
А тут по женской привычке обогреть, пожалеть, приручить,
Покормив эту буку пирожным в случайной кофушке,
Понимаю до донышка: с ней, болезной, придется жить,
Улыбаться легко, и не верить дурындам - кукушкам!


Четкость травы.
Фон – вечернее небо. Ясно.
Я – сквозь морось и муть
Всех своих недо…Трава прекрасна!
Желтый подсолныш, растрепыш,
Бродяга, пасынок лета…
Будем жить дальше.
А возвращаться – плохая примета…
 

Наталье Еременко

В пустоте. Ибо где еще есть
Нам пристанище? Царствия ищем…
Нет, не в адище – в душной квартире,
                Полусонном жилище.
Как же странно в любимые выпасть
Из списка лишних.
Мы ответам вопросы. И ответы
        Нездешни, от вышних.
В этом страшно замшелом здесь
Без дуращинки шалой авось
Все сбылось, все до медной полушки
                Сбылось?
Только солнце апельсинами
                В сетках прохожие носят.
Так рассыпалось, бедное,
                Что и нет с таки да
                Сбрелось…
Вечер. Мы. Без горечи – восемь.
Без четверти вечность. Не врозь.
А надолго ли так? Кто ответит.
                И кто в ответе?
В пустоте. Мы ее постояльцы,
           Души певчие, светлые дети.
Без заштопанных «жаль!»  на локтях,
И к небу дождливому просьб…


В примах сгоревших театров абсурда,
Мерси, побывала…
Стихи – для глухих переводы, сурдо, с себя –
Надоело!
Всяк, приближающийся на полвздоха,
Зовет перевалом,
И вниз – разреженный воздух! тяжко! –
Что б я не пела…
Этаж всего ничего – пятый! В заоблачных высях!
Здесь плавно стекают закаты по капле
На пыльные скверы.
Итак, человек человеку – небо,
Если светом пронизан,
Но чаще - человек человеку – выстрел…
Печет за грудиной – скверно!
Логикой этот мир не измерить,
Он напрочь и весь -  алогичен!
Душа завернута в тело да хвори,
Как младенец в пеленки.
У всех пограничное состояние –
Виват, значит, все пограничники!
“Блюз – это когда хорошему человеку плохо!”-
Орет пространство с хрипящей пленки.
А впрочем…Уютный дождь. И завтра, согласна,
Пусть будет завтра!
Голову в форточку…Гроза хулиганит…
Глотнуть озона.
Я есмь. Существую в мансарде
За неименьем Монмартра.
Здесь весны с цветами долго не вянут.
Шаг вправо, шаг влево – обрыв! И вниз –
Никакого резона…


Знаешь, деревья струятся в небо.
Души людские стремятся тоже.
То, что другими зовется «небыль»,
Так на тебя и меня похоже.
В этой не были, а призрачной сказке
Пылью прошитому солнцу нет места,
Как и судьбе, клоунессе без маски,
С кошкой крылатой в ошейнике тесном.
Оба из мира волхвующих строчек,
Вместо рубах смирительных белых –
Разные стаи. Ты кровно из волчьей,
Я из пернатой, поющей и -  беглой…
Сбросила строчки, лицо, голос, имя.
Славно струиться ветвями в то «вечно».
Звуком живу. Медом. Словом. Полынью.
Сном для тебя. Для других – человеком.
В небыли – проще. В небе ли? Выше?
На небеленой холстине лета
Миг, как и я, черной тушью выжжен.
Так и дышу – неприрученной флейтой…


Вспомню, что женщина. И помечтаю о платье
Пестрой, осенней, рдяной, в бликах солнца -  окраски.
С дымным подолом сиренево-синих туманов…
В черточках стай – из позавчерашних гнездовий.
С ветками дуба на строгого кроя манжетах,
С ветками липы зеленой у ворота, сбоку.
С охрой родного – до сока в крови! – кипариса,
Прямо у сердца, напротив, навылет и  - на жизнь!
Я Боттичелли  навыворот. Что ж получилось?
Анти - весна? То есть осень. Но осень роднее.
Утром пусть почта письмо тебе срочно доставит.
А на столе вдруг проявится гроздь винограда.
То из письма лоскуток – как расцветка? понравилась? –
Выпал…

Большинство текстов являются песнями.