Мой паровоз увез тебя в пространства...

Мой паровоз увез тебя в пространства,
в которых тесно. Узенькие рельсы
твердят об этом и о прежней шири,
где было непонятно: то ли едем,
не то проходят мимо города

и остальные люди. Сам я выпал
из тесного окошка машиниста.
Так прыгают на маты каскадеры,
автомобиль оставив кинопленке.
На лобовом стекле грустит иконка,
и осыпаются былые отраженья
летящих нам навстречу скоростей.

Камыш угрюм, но тут щебечет птаха.
То не кукушка, не дрожащий феникс,
но что-то среднее меж смертью и забвеньем.
Букашки бродят, солнце пригревает,
но портят настроенье комары
и вездесущие гадюки. На болоте
все так же, как и было до тебя.

В моей норе не чисто, но уютно
от раза к разу – не из раза в раз! –
настолько, чтобы не заметить время,
пылящееся где-то под кроватью.
Рожаю редко, в основном мальчишек,
чтоб не искать у девок впечатленья
по мне твоих распущенных волос.
Но сын – хиппарь...
Жена, как было сказано, щебечет –
и временами плачет: оттого,
что я пишу тебе длиннее письма.

Наш почтальон недавно намекал
(не НАШ, а так) на мой талант к чернилам.
Возможно, он вскрывает все конверты –
приказ царь-рыбы – и достоин смерти,
но ревностное чувство мазохиста
велит мне верить в то, что я был выбран
один из тысяч жалостью его,
что он мне самому зачем-то нужен.
Пусть он читает: ты бы их рвала.

Досуг мой прост: искать себе занятье –
занятие сие не для меня.
Давно уже единственная радость –
придумать дом и вычеркнуть подвал
из списка комнат. Выйти за ограду
и сделать вид, что я иду с работы.
Полюбоваться аистом, который
стыдливо разорил свое гнездо
и улетает прочь, на крышу неба,
поскольку наш ребенок там родился
и в благодарность ниспослал нам страсть.
                Возможно
и такое, я свидетель.

Нарисовать на кирпичах окно и
радоваться, видя, как ты машешь
рукою, то и дело задевая
на подоконнике стоящие цветы.
Я прижимаю теплые ладони
к твоим, что за стеклом, и улыбаюсь
немому кирпичу: твоя улыбка –
как божий дух, что дышит, где захочет.
Как хорошо, что ты ей не хозяйка!

На главпочтамте пусто. Воскресенье.
Я опускаю лист в почтовый ящик
(что утруждать конвертом почтальона)
и жду, когда он стукнется о днище.
Услышав звук, бреду куда-то дальше
и вижу рельсы. Все проходит, только
не поезда в единственном числе.