Вера Бурцева - Сергиенко. Как молоды мы были!

Сумасшедшие, головокружительные шестидесятые! Хрущевские «оттепели» позволи¬ли самым необузданным романтикам во всю мощь выплескивать свои эмоции. И лирики старались вовсю. Стихи лились рекой, кто их только не писал.
Писала и я. До сих пор помню ощущение щемящего восторга, которое испытываешь над чистым листом. Даже если не сможешь сотворить ни строчки, все равно чувство вы¬сокого душевного полета остается с тобой надолго. Наверное, поэтому мне удавалось пи¬сать искренно и слыть первой поэтессой в школе.
В десятом классе я решилась придти на заседание литературной группы в «Ленинский шахтер». Руководил ею корреспондент газеты Виталий Власов. На занятиях собирались, как правило, все, кому было не чуждо чувство прекрасного. Там я познакомилась с Пав¬лом Рязановым, Валерием Авласевичем, Николаем Гурским, Анатолием Кругляковым и другими собратьями по перу. Для меня все они были мэтрами, я смотрела на них снизу вверх. И, в общем-то, была права. Потому что у них имелся  литературный опыт, они публи¬ковались, их критика при обсуждении моих «шедевров» стала для меня настоящей твор¬ческой школой.
В 1967 году обком комсомола организовал фестиваль, посвященный 50-летию Вели¬кой Октябрьской социалистической революции. И был объявлен творческий конкурс под девизом «Твой стих и песня - фестивалю». Ни на что не рассчитывая, я отослала на этот конкурс несколько своих стихотворений. И была потрясена, узнав, что стала лауреатом первой премии и получила титул «Поэтесса Кузбасса». В судействе были Валентин Маха-лов, Виктор Баянов, Евгений Буравлев - тогдашние, так сказать, классики кузбасской по¬эзии. На этом фестивале я увидела наяву тех поэтов, чьи стихи читала в альманахе «Огни Кузбасса»: Романа Солнцева, Александра Ибрагимова, Семена Печеника, Алексея Серби-на, Ольгу Зарубину, Евгения Харламова. Все мы были молодые, увлеченные, умели меч¬тать и отдаваться творчеству без остатка. А фестиваль получился ярким, захватывающим и остался в моем сердце навсегда.
Литгруппа при «Ленинском шахтере» работала много лет. В середине 70-х несколько лет руководить литгруппой довелось мне. Занимались мы в малом зале ЦДК. Обсуждали собственные стихи и прозу, готовили литературные полосы для газеты, а кроме этого де¬лали обзоры творчества российских поэтов и писателей «серебряного» века. И таким об¬разом узнавали много интересного о жизни Д.Давыдова, А.Фета, Е.Баратынского, Н.Некрасова, Б. Ручьева и других. На заседания приглашались все желающие. Порой со¬биралось до 30 человек. Не все писали сами, были и просто любители стихов. Они с удо¬вольствием слушали и участвовали в обсуждении. Это было настолько интересно, что «посиделки» наши растягивались порой на несколько часов.
Именно тогда пришли в литгруппу Галина Золотаина, Алексей Бельмасов, Валентина Томилина, переехала в наш город Тамара Страхова. Прозаик Петр Шмаков уже был мас¬титым, к печати готовилась его книга рассказов «Ветка рябины», а молодые поэты на¬столько яркими, что не было сомнения: у их творчества большое будущее.
К молодежи мы относились бережно. Критиковали, конечно, подсказывали что-то, но по-доброму, чтобы не сломать хрупкий росточек авторского достоинства, не отбить жела¬ния писать и дальше. Хотя талант вряд ли позволил бы это сделать. Помню, когда мы с Авласевичем впервые почитали стихи Золотаиной, я ему сказала:
- Да, рядом с этим ребенком нам с тобой делать нечего.
Он тоже это понял сразу. Мы вначале даже заподозрили, что «ребенок» грешит пла¬гиатом, и устроили ей проверку. Дали тему и попросили раскрыть ее в стихах. То, что она написала, было настолько зрелым, что все сомнения отпали.
Наша литгруппа устраивала и, так сказать, выездные заседания. Мы отправлялись в школы и училища, на предприятия, читали свои стихи на агитплощадках. Тогда поэзия была в чести, ее любили. В газету приходило много писем от читателей со стихами. Прав¬да, стихи эти зачастую были очень далеки от настоящей литературы, но сам факт того, что человек тянулся к творчеству, радовал. Сейчас, к сожалению, люди стали намного прагма¬тичнее, и мне их жаль. Ведь стихи - это прекрасная работа души, создавая их, человек
становится лучше, морально чище, возвышеннее. Хочется, чтобы таких душ было по¬больше.
В.БУРЦЕВА (СЕРГИЕНКО).



Стихи, которые я посылала на конкурс в 1967 году
ХХХ
Не один полустанок мелькнул за окошком,
Не одна сотня верст между нами легла.
Где-то там, далеко, по росистым дорожкам
Тихо осень бредет от села до села.
Где-то там, далеко, острый солнечный гребень Чешет желтые пряди соломенных крыш, Пахнет вишней и корочкой житнего хлеба
      На подворье у хат пожелтевший спорыш.
Где-то там, далеко, быстроногое детство Затерялось в раздолье засумских полей. Украина моя, ты, как нежная песня,
      Долго будешь в душе отдаваться моей.
XXX
Всё в мире было: тихий снегопад,
И ливней шум, и первые капели.
Вот так же миллионы лет назад,
Сгорая, звезды по небу летели.
И жаворонок песни пел весне,
И половодьем разливались реки.
И повторилась копией во мне
Славянка из пятнадцатого века.
И счастье, что ей было суждено,
Через века мне воздало сторицей -
Так в стебель превращается зерно,
Чтоб в колосе стократно повториться.
И повторим любви высокий миг,
И творчества порыв, и подвиг страстный.
Лишь только он, огромный, яркий мир,
В своей неповторимости прекрасен.
XXX
Я помню лес, июльский знойный полдень И шум листвы молоденьких берез.
Я помню загорелую девчонку
С густой копной подстриженных волос.
Она бредет по узенькой тропинке,
Легонько пяткой приминая мох.
Здесь нет тропы, которая не знает
Ступней её неутомимых ног.
Здесь нет цветка, который перед нею
Не наклонил бы голову слегка,
Нет веточки, которой не касалась
Заботливая детская рука.
Она мелькнет - и в чаще растворится.
И мне тогда становится до слез
Так жаль девчонку в платьице из ситца
С густой копной подстриженных волос.






         XXX
Стучат снежинки острые,
 И плачет скрипка Ойстраха.
И звуки воспаленные
Летят в стекло оконное,
 Встречаются с преградою
 И, обессилев, падают.
А я сильнее! Дверь плечом –
И все на свете нипочем.
Мне эта музыка дала
 Два удивительных крыла,
Чтобы могла я в вышине
Растаять в гулкой тишине
И в ветер броситься лицом,
Где травы пахнут чабрецом.
И встанет лес над головой,
И станут волосы травой,
И станут пальцами листы,
И станут сложности просты,
И сложной станет простота –
Рисунком жилочек листа,
       XXX
В голубовато-чистом небе,
Ныряя в призрачную жуть,
 Однажды вдруг кого-то предал
И не раскрылся парашют.
От ужаса пригнулись травы...
Но тут сработал запасной.
Земля качнулась влево, вправо
И стала близкой и ручной. .. .
Когда моя земля исчезнет,
 Охватит сердце пустота, Т
ы пронеси меня над бездной,
Моя прекрасная мечта.
Моя неистовая вера,
Моя всесильная любовь,
Раскрой мне в небе сине-сером
Упругий купол голубой.
Мне подари тепло и нежность,
Счастливым сделай мой полет,
Дай надышаться той надеждой,
Что в дали дальние ведет.
Но если, крутобокий прежде,
Мой купол радужный обмяк,
В небытие ушла надежда,
Пусть будет так - и только так!
Пусть в эту страшную минуту
Всю жизнь свою перерешу,
Но запасного парашюта
Я у судьбы не попрошу.