Общее пояснение: статья закончена.
Владимир Блеклов.
В конце пути стоял, вновь, царь!
Эпилог
1.
А он, у меня, печален! Печален, эпилог, даже по названию моей статьи. И в предлагаемой статье я уже несколько раз выделил, своим читателям, что в 1833-м году, когда вышел в свет пушкинский шедевр "Евгений Онегин", - совместно, кстати, с появлением, у поэта, второго «портфеля», или блока, из его тайных произведений, часть, которых мы обязательно назовем, вам, несколько ниже! – с конца января месяца начнется интенсивно организовываться, царем Николаем I, и четырехгодичный заговор против Пушкина.
Именно через длительность своего заговора царь Николай I и постарается, как вы уже знаете из статьи, максимально дискредитировать как самого поэта, так и его творчество. И постарается, как вы уже тоже знаете, максимально очернить не только поэта, но и его ближайшее окружение: трех сестер Гончаровых, К.К. Данзаса, Жуковского и т.д.
А именно к 1833-му году Пушкин подготовит, или начнет создавать:
- и свою тайную шести плановую «Пиковую дама», или свой главный «фундаментальный» труд по его современной Истории России;
- и «Историю Пугачева», главный идейный смысл которой, кстати, что именно в царствование Екатерины-самозванки и вспыхнет самый мощный, в Истории России, крестьянский бунт против правления захваленной, - и сейчас! - императрицы;
- и свою тайную повесть «Капитанская дочка», где Мария – не дочь капитана Миронова, а княгиня Мария Николаевна Волконская;
- и свою «Сказку о рыбаке и рыбке», главный идейный смысл, которой, что «старуха» (которая ярко выделена, у поэта, и в его «Пиковой даме»: «Старуха»! – закричал он в ужасе». Смотрите концовку шестой главы пушкинского шедевра.) заняла российский трон не по волшебству «золотой рыбки», а по повелению «владычицы морскою», то есть по воле англичан и пруссаков с их масонами;
- и выпустит, в свет, своего «Евгения Онегина»!
Кстати, в 1834 году он создаст, дополнительно, и «Сказку о золотом петушке». Сказку, в которой он «шамаханскую царицу» сделает, - через замену буквы «Ш» на букву «С»! – «Самаханской царицей». Другими словами, вновь тайно, но ярко, выделит, нам, именно Екатерину II. И именно Екатерина II убьет, в этой тайной пушкинской «сказке», не только двух легитимных российских императоров: Петра III и царя-узника Ивана Антоновича (или Ивана VI), но и - императрицу Елизавету Петровну. Убьет через следующие предложения «сказки».
Первое: «Перед ним его два сына Без шеломов и без лат Оба мертвые лежат, Меч вонзивши друг во друга» (Убили, друг друга, именно из-за «шамаханской девицы»!).
Второе предложение: «Встрепенулся, клюнул в темя И взвился… и в то же время С колесницы пал Дадон – Охнул раз, - и умер он». Здесь пушкинское "клюнул в темя" тайно выделяет, у поэта, "лечение" масонским "серым кардиналом", графом Сен-Жерменом, императрицы Елизаветы Петровны. "Лечения", в результате которого с ней и случился первый и второй, уже смертельный для неё, инсультные удары. Более подробно о пушкинских тайных произведениях читайте в моей книги «Пушкинские тайнозаписи», часть вторая.
Вот таков второй «портфель» тайных пушкинских произведений, который поэт подготовит, или начнет создавать, - через уже «Тридцать три богатыря» из «Сказки о царе Салтане», как вы помните по предлагаемой статье! - именно к 1833-му году.
Здесь, мною названы, кстати, только основные тайные произведения второго пушкинского «портфеля». Однако вернемся к главной теме этого, - то есть к восьмому и заключительному, к тому же! – пункта моей статьи.
А николаевскому заговору, против не только Пушкина, но и против Лермонтова, я посвятил две книги: «Заговор против Пушкина» и книгу «Об убийстве М.Ю. Лермонтова. О надругательствах над Пушкиным и Лермонтовым».
Множество эпизодов и фрагментов николаевского заговора, против Пушкина, есть у меня, как вы уже тоже знаете по моей статье, и в других моих исследовательских книгах. И во многих из них, уже обратим ваше внимание и на эти обстоятельства! - именно царь Николая I главный их фигурант.
Поэтому воссоздавать, эти заговоры, нет смысла. Да, ещё, и в эпилоге статьи. А в заключительном пункте, статьи, укажем только, - как я и говорил, вам, выше! - на два-три эпизода, или момента, этого заговора. А начнем, свой рассказ, вот с чего.
2.
Начнем, хотя бы, с некоторых перечислений, которые и приблизят, нас, к указанным, выше, эпизодам, или моментам, николаевского заговора против Пушкина. Итак, перечисляем!
Ещё будучи великим князем, Николай не только не доверял поэтам и писателем, но и, мягко говоря, просто их, и их творения, не переносил. По сглаженному определению, многих пушкинистов, «не любил», он, и Пушкина.
Перечисляем – дальше! Особо выделим. Первая встреча Пушкина, с Николаем I, произошла в Москве, 10-го сентября 1826 года, как вы уже знаете по статье, при царской аудиенции поэту. Поэту, которого царь Николай I бесцеремонно «доставил», на аудиенцию, под жандармским конвоем! Другими словами, бесцеремонно доставил его, в Москву, именно как преступника.
И, потому, получается, что именно в начале пушкинского пути, в царствование уже Николая I, и появился, перед поэтом, именно царь-жандарм! Улавливаете, уже, основную мысль, заложенную в заголовок моей статьи? Думаю, что - четко улавливаете! Ибо и в конце пушкинского пути стоял, вновь, именно царь-жандарм Николай первый!
Перечисляем дальше! Как царь-жандарм, - и личный цензор А.С. Пушкина! – давил, со всех сторон, на поэта, стараясь его сломать, вы хорошо знаете и без меня по пушкиниане. Поэтому пропускаем и этот, в общем-то, огромный, по информации, пласт. Как пропускаем и предысторию николаевского заговора против Пушкина, уже изложенную, мною, в книге «Заговор против Пушкина».
3.
Начнем же свой основной рассказ, эпилога статьи, с того момента, что Идалия Полетика, вошедшая в дом Пушкина, на правах родственницы всех трех сестер Гончаровых, - и в качестве, особо выделим, тайного соглядатая за Пушкиным и его творчеством! - тайно прочитала и, потом, перлюстрировала, в кабинете поэта, какой-то пушкинский черновик «Пиковой дамы». Черновик, который был, ещё, совершенно не «зашифрован» А.С. Пушкиным (Литературными способами, подвластными только, - как вы уже тоже увидели на примере его «Евгения Онегина»! - Чародею нашей словесности.).
Прочитав, вознегодовала! Ибо Пушкин изобразил её, в этом черновике, как даму легкого поведения, "обслуживающей" - Кавалергардский полк! И, разумеется, "женившей", на себе, "князя Томского Павла Александровича" или императора Александра I (В "Пиковой даме" Пушкин поставил имя и отчество, этого князя, наоборот!).
Вознегодовала и стала люто ненавидеть, Пушкина, на всю свою, довольно-таки, долгую жизнь. Даже плюнула, - как сообщают, нам, пушкинисты! - на открывшийся памятник Пушкину, в Одессе.
И, тайно перлюстрировав, черновик пушкинской повести (А, может быть, и украв его! На мой взгляд, его можно поискать - в каком-то личном архиве Николая I.), положила его, через графа Строганова, своего отца - на третью или четвертую неделю января 1833-го года! – на стол императора Николая I.
Вот с этого момента и начинается – николаевский заговор против Пушкина!
В заговоре бессмысленно, конечно, искать какие-то документы. А вот следы преступления – искать следует! Что я и сделал в двух своих, названных, выше, книгах.
И первым подтверждением-фактом, этому, служит именно поиск графом Нессельроде, - через многочисленные свои связи в Европе! - будущего убийцы Пушкина. Дантес, кстати, его дальний родственник по материнской линии. Это выделил, нам, не только сам П. Щеголев, но и Н. Раевский в книге "Портреты заговорили".
Уже здесь, тоже, кстати, граф Нессельроде и начинает проявлять, себя, именно практическим руководителем николаевского заговора против Пушкина.
И, разумеется, отправка Николаем I, через Нидерландского кронпринца Оранского, - за которым была замужем сестра царя, Анна Павловна! – посланника барона Геккерна, в начале 1833 года (Конкретную дату его отъезда – будущим пушкинистам необходимо уточнить.), в долгосрочный отпуск в ту же Европу. Это, кстати, тоже факт. И Факт, вновь выделенный, нам, самим П. Щеголевым.
Вот что я писал об этом, кстати, в книге «Заговор против Пушкина» (О поиске Дантеса, графом Нессельроде, я, к сожалению, сделаю пропуск.):
«Ум невероятного казнокрада; - назовем, его, так! - которого даже П. Щеголев иронично и язвительно назвал «русским министром иностранных дел и, потом, канцлером» (Русским, разумеется, в кавычках.)! – подсказал ему, что для заговора будет весьма неплох и барон Геккерн.
По определению самого царя - каналья и пройдоха, уже оказавшимся участником, - и у царя, и у графа Нессельроде, вновь выделим! - в предыстории и в зарождении, как вы уже знаете из выше изложенного материала, николаевского заговора.
Поэтому, где-то в первые месяцы 1833 года, он и был специально отправлен царем, через его, то есть царя, родственные связи с голландским кронпринцем Оранским, за которым была замужем его сестра, в продолжительный (чуть ли не годовой) отпуск. Пушкинистам дату необходимо, ещё раз выделим, уточнить, так как они и на неё не обратили - совершенно никакого внимания.
Отправлен в отпуск, в конце которого он и должен был, - как бы случайно! – встретиться, с Дантесом, «где-то в Германии».
Место, - и время встречи! - были оговорены, разумеется, заранее. Таким образом, еще в 1833 году, Николаем I создается только что указанная, выше, связка, или тендем: «Дантес – барон Геккерн».
Вот факт, взятый нами из книги самого П. Щеголева. Факт, совершенно не учитываемый как названным автором, так и пушкинистами прошлого, да и настоящего, времени, из-за явного увлечения, ими, именно щеголевской концепцией:
«В 1833 году, отъезжая в продолжительный отпуск, он удостоился награды: государь пожаловал ему орден «Святой Анны» I-ой степени как свидетельство своего высочайшего благоволения и как знак удовольствия по поводу отличного исполнения им обязанностей посланника». Кстати, "Анну" он дал, Геккерну, наверное, потому, что именно Анна Павловна была замужем за нидерландским кронпринцем Оранским.
О николаевских «награждениях» мы еще надеемся поговорить, более подробно, несколько ниже. Это, как вы, наверное, уже понимаете и сами, второе первоочередное действие царя Николая I в, - только что народившемся! - императорском заговоре против А.С. Пушкина.
Прикрывало же приезд Дантеса в Петербург, - и поступление, его, прямо в русскую гвардию, да еще и сразу же - в офицерском чине! – рекомендательное письмо прусского кронпринца Вильгельма. Письмо, данное им Дантесу, к тому же, через специального курьера! И письмо, разумеется, не к самому царю, а - к генералу Адлербергу.
Уже здесь царь-интриган обеспечивал, себе, алиби по неучастию, его персоны, в заговоре против поэта. Кстати, письмо, тоже имеющее у Николая I, - уже владевшим вторым черновиком пушкинской повести! - вполне определенный, то есть пиководамовский, смысл, а именно: Пушкину мстил не только внук Екатерины II, но и затронутый им, в его Истории России, прусский король!
Кстати, о Дантесе. Для бедного, - да еще и безызвестного! - француза, всё, - только что изложенное о нём! - было - просто невероятным. Что и отметили пушкинисты прошлого времени.
А царь использовал эти необычные, по своей сути, обстоятельства появления его, в России, - и в русской гвардии! – для следующих целей. Для роспуска слухов, что «Дантес – «побочный сын» Геккерна, какого-то принца или, даже, короля». И, тоже, кстати, мы пишем, здесь, именно по П. Щеголеву.
Использовал для того, чтобы сразу же создать, из него, именно пушкинского пиководамовского «побочного сына» Павла. Сына, фигурирующего: и в «Записках» Екатерины II и, как вы уже тоже знаете, в пятой главе пушкинской повести «Пиковая дама», в её пятой главе. Смотрите об этом, кстати, и в предыдущих моих книгах.
Уже здесь торчат, - «николаевские уши»! - именно в заговоре против Пушкина. «Уши», которые пушкинисты прошлого, кстати, тоже выделили, нам. Дав им, разумеется, совершенно другое толкование и объяснение (А то и вообще не дав, по ним, ничего.).
Вот факт по специальному курьеру, взятый, нами, из книги самого П. Щеголева: «Рекомендательное письмо прусского принца было вручено Дантесу 6-го октября (нового стиля) 1833 года, и, вероятно, без замедления Дантес проследовал в Петербург.
В хронике «Санкт-петербургских ведомостей» от 11-го октября 1833 года читаем: «Пароход «Николай I», совершив свое путешествие в 78 часов, 8-го октября прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в том числе королевский нидерландский посланник барон Геккерн». А с ним вместе «Николай I» привез и Дантеса».
Кстати, это – тоже николаевский сценический фрагмент заговора. Фрагмент заговора, созданного - именно графом Нессельроде. А граф создал, в этом фрагменте, "конфетку" - именно для Николая I. Ибо именно "Николай I" и привез, в Петербург, будущего убийцу Пушкина.
Об этом фрагменте николаевского заговора против Пушкина я рассказал, своим читателям, уже в нескольких своих книгах. И в этом фрагменте отчетливо просматривается - именно царь-жандарм как высший руководитель заговора. Остается только удивляться, как именно этот фрагмент тоже не был проанализирован пушкинистами прошлого времени.
Были у Дантеса, разумеется, и другие рекомендательные письма, заботливо изготовленные, для него, через связи самого царя и графа Нессельроде. В частности, было и рекомендательное письмо к Д.Ф. Фикельмон. Кроме того, было какое-то рекомендательное письмо, которое, как выделяет Аммосов, позволило Дантесу – «понравиться императрице». Кстати, «Желание императрицы, чтобы Дантес служил именно в её полку», выделяет, к примеру, и наблюдательный пушкинист Н. Раевский в книге «Портреты заговорили».
Рекомендательное же письмо к Д.Ф. Фикельмон говорит нам, прежде всего, о том, что Николай I намеревался, - во всяком случае, именно в начале своего заговора! - нанести удар, по Пушкину, именно с использованием имени Д.Ф. Фикельмон. Которая тоже фигурирует у поэта, как вы помните, в его тайной «Пиковой даме». Об этом мы поговорим, наверное, и несколько ниже.
Много о рекомендательных письмах, данных Дантесу, говорит и сам П. Щеголев, делая, именно на них, упор, почему Дантес поступил - именно в гвардию, что – неверно.
Николай I принял бы Дантеса, в гвардию, и без всяких рекомендательных писем! Письма – это, еще раз выделим, именно прикрытие его поступления - прямо в гвардию.
А только что названное, выше, рекомендательное письмо к Д.Ф. Фикельмон, еще раз выделим, важно именно тем, что оно однозначно указывает, нам, на то, что, первоначально, царь направил, свой заговор, не только на Пушкина, - и на его жену! - но и - на графиню Д.Ф. Фикельмон.
Потом он оставит её, - и её старшую сестру, Екатерину Тизенгаузен! - в стороне. «Екатерин» он выбирал, кстати, именно по имени своей знаменитой бабки, а именно: Екатерины второй! Нанеся тайный удар - и по Дарье Федоровне! Через австрийского канцлера, князя Меттерниха, и отзыв из Петербурга, через него, в июле 1840 года, австрийского посланника, графа Шарля Фикельмон, мужа, названной, выше, графини.
Добавим ещё здесь, что просто умилительный рассказ внука Дантеса, Луи Метмана, о случайной встречи Дантеса и барона Геккерна в каком-то захолустном городке Германии, - который многократно повторяется у слишком усердных «щеголевцев»! – пригоден, разве что, для сказки детям.
Приведенные же выше факты говорят именно о том, что все было просчитано, до тонкостей: как графом Нессельроде, так и самим царем. Кстати, сам П. Щеголев выделил графа Нессельроде именно как практического руководителя николаевского заговора против Пушкина, - только не осознавая, что выделил именно это обстоятельство! - в своей книге "Дуэль и смерть Пушкина".
Вот хотя бы небольшая выдержка из его книги 2, четвертое издание, стр. 190: "В 1927 году (...) было названо имя Нессельроде как автора анонимного пасквиля. В. Гольцев из записок, писанных уже в XX веке, некого князя А.М. Голицына извлек следующую запись: "Государь Александр Николаевич (Александр II - пояснение В.Б.) у себя в Зимнем дворце за столом, в ограниченном кругу лиц, громко сказал: "Ну, так вот теперь знают автора анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина; это Нессельроде". Слышал от особы, сидевшей возле государя".
А из этой находки, самого П. Щеголева, следует, по крайней мере, два однозначных, по своей сути, вывода.
Первый вывод. Тайное расследование императора Александра II с однозначностью вывело, в авторы пасквиля, графа Нессельроде. Что уже прямо, - и тоже с однозначностью! - подтверждает именно моё предположение о графе, тоже уже несколько раз выделенное - в моих книгах. Но не это, сейчас, главное.
Главное состоит в том, что именно такая мощная фигура, как граф К.В. Нессельроде, тоже с однозначным обоснованием (его я надеюсь привести, вам, несколько ниже), попадает, - по тайному расследованию самого императора Александра II, заметим и выделим! - именно в ауру (или в область, что - точнее) практического руководителя николаевского заговора против Пушкина. Вот главная суть моего первого вывода.
А с однозначным обоснованием попадает потому, что царь Николай I не мог назначить, на эту роль, вторую мощную фигуру своего ближайшего окружения - графа Бенкендорфа. Не мог назначить потому, что он возглавлял - именно жандармское управление николаевской империи.
Ибо случись что не так, - при проведении заговора, разумеется! - то именно Николай I вновь появился бы - в своем истинном обличии: в обличии именно царя-жандарма. А царь Николай I усердно уходил от этого своего истинного обличия, как вы хорошо знаете по пушкиниане, даже при его жандармской расправе над декабристами. Как видите уже и сами, обоснование не только логично, но и - объективно по своей главной сути.
Другим же фигурам, - типа, к примеру, Уварова! - царь-интриган уже не мог - полностью довериться.
Остается только выделить, как, - или через какой путь! - пасквиль шел - на Пушкина. Это, собственно, уже следствие. И оно - тоже однозначно трактуемо. Я уже несколько раз выделял его, кстати, в своих книгах.
Через Нессельроде пасквиль шел - именно на Дантеса. И тот, предварительно выучив пасквиль наизусть, со злобной усмешкой подленького и злобного юнца (Вот вам и весь моральный и нравственный облик Дантеса, о котором так усердно "пекутся" даже русские люди типа НИКа. К сожалению, я должен разбивать, при своём расследовании, и их версии.) "создавал", его, именно в кругу "великосветских шалопаев" типа князей И. Гагарина, П. Долгорукова, да и, наверное, сына самого Нессельроде. Он, ведь, заблаговременно, то есть тоже по тайной указке Нессельроде, вошел и в этот круг! В общем: "Фигаро здесь! Фигаро там!".
Кстати, круг великосветских шалопаев уже хорошо очерчен, вам, в самой пушкиниане. Так что смотрите, об этом круге, хотя бы у самого П. Щеголева.
И ещё одно, что хотелось бы обязательно выделить. В книге "Пушкинские тайнозаписи" и, потом, в книге "Заговор против Пушкина" я уже дал собственное расследование не только по пасквилю, но и - по адресатам пасквиля.
Оно, кстати, резко отличается от всех предыдущих расследований, пушкинистами, этих двух, в основном, вопросов. Здесь же, - кратко, к сожалению! - попытаюсь выделить и следующее по пасквилю. Главная суть, его, примерно в следующем.
Первое. Через пасквиль, - на французском языке, заметьте! - подкладывалась "мина" - и под самого Дантеса как французского подданного. А отсюда можно смело предположить, что царь Николай I отчетливо представлял себе, - совместно, разумеется, со своим ближайшим "советником", по этому вопросу, то есть с графом Нессельроде! - что он удалит, убийцу Пушкина, из России. Что и произошло - в реальности. В общем, "мавр сделал своё дело. Мавр должен - уйти".
Второе. Пасквиль имел, у царя-интригана, и политическую основу. Главная суть, которой, что к вполне определенному времени Николай I демонстративно оборвёт - дипломатические связи с Францией, свергнувшей, в 1830-м году, короля Карла X. Факт, тому, отзыв, Николаем I, французского посланника, писателя Баранта, из России.
И не только оборвет, но и попытается, через сторонников монархии, - в числе которых был, кстати, и Дантес! - как-то восстановить монархию во Франции. Хорошо, что этого - не случилось! Иначе назревавшаяся николаевская авантюра - неизвестно чем бы и закончилась для России.
Дантес же замечен в пушкиниане, - и, в своих письмах к Геккерну за 1835-36 годы! - именно по его контактам - с французскими монархистами. Читайте об этом,- к сожалению, конечно! - самостоятельно. Здесь же попытаемся продолжить именно саму характеристику Дантесу, да и его "соратнику", барону Геккерну. Продолжить, чтобы как-то завершить разговор и на эту тему.
А Дантес уже в 1837 году, в Баден-Бадене, тайно ходатайствует перед братом царя, Михаилом Павловичем, об устройстве, барона Геккерна, вновь на дипломатическую службу. И это ходатайство, выделим, будет успешным. Ибо именно через Николая I, - и, разумеется, через нидерландского кронпринца Оранского! - барон Геккерн и будет, уже в 1842 году, устроен посланником в Вену. Где вновь станет - "старшиной дипломатического корпуса", уже в Вене, заодно тайно присматривая, там, за австрийским императором.
Изворотливый же и хитрый Дантес, для которого, как и для барона Геккерна, главное было - только деньги, - вот что, кстати, связало воедино, на всю жизнь, этих двух махровых дельцов! - не будет гнушаться - ничем! Даже, как вы уже знаете по пушкиниане, своей неприличной, со всех сторон, тяжбой с Гончаровыми.
И благодаря именно этому своему основному "качеству", - о какой нравственности и морали здесь может идти речь! - и, предположительно (этот вопрос необходимо дорасследовать будущим пушкинистам), не без помощи того же Нессельроде, за которым вновь тайно стоял именно Николай I, станет, во Франции, пожизненным сенатором с годовым окладом в 30-ть тысяч франков.
Да и, при своем отъезде из России 19-го марта 1837 года, - в императорских санях и с двумя жандармами как его охранниками! - с большой суммой денег за свои "услуги". От четыреста тысяч рублей, - и ниже (если Нессельроде часть не "взял" себе, разумеется, уже за свои неоценимые «услуги» царю! - пояснение В.Б.)! - как вы уже знаете по моим основным книгам.
Станет тайно продавать российскому правительству, - до конца своей долгой жизни, выделим! - все государственные секреты французского правительства. Вот и вся его мораль и нравственность! Как и его "безумная любовь" к жене Пушкина.
"Любовь", через которую он умудрился, - вновь по тайному указанию Нессельроде! - очернить не только Н.Н. Пушкину, но и её двух старших сестер. В общем, и здесь мы отчетливо наблюдаем, Дантеса, в известной арии оперы "Севильский цирюльник" со знаменитой арии, в ней: "Фигаро здесь! Фигаро там!".
Как точно так же действовал в Вене, - по 1875 год, кстати! - и тайно поставленный в Вену, царем Николаем I, барон Геккерн. Кстати, я Дантеса называю, - разумеется, только для себя! - "продажным Талейраном при Наполеоне"! Смотрите, к примеру, записи А.И. Тургенева о Талейране в примечаниях современных пушкинистов к четвертому изданию книги П. Щеголева. Да можно посмотреть, там же, и записи Тургенева о самом Дантесе.
Кстати, всё, - только что изложенное, выше! - есть в пушкиниане. Только не соединено друг с другом! Вот я и делаю попытку, здесь, соединить, всё добытой и найденное пушкинистами, в единое целое или - в единую цепь. И что - именно соединяется в единое! Ибо стать послом, в Вене, просто невозможно без высочайших, особо выделим, протекций. Как и стать пожизненным сенатором во Франции, кстати.
И, уже заканчивая именно по выделяемой, здесь, теме, хочется выделить и следующее. Не случаен, в николаевском заговоре против Пушкина, и француз де Аршиак, секундант Дантеса. Его посланник и писатель Барант просто вынужден будет, - после свершения, Николаем I, дантесо-пушкинской дуэли! - срочно отправить во Францию.
Как не случаен, в первой баранто-лермонтовской дуэли, и сын французского посланника, тоже француз Эрнест Барант. Не случайны оба француза, выделим, потому, что царь Николай I именно через них тайно готовил не только дипломатический разрыв с Францией того времени, но и тайно готовил, в общем-то, международную авантюру: войну николаевской России против Франции того времени.
Второй вывод, кратко, таков. И он - тоже, практически, однозначен. За всеми только что перечисленными, выше, делами, тайно стоял - именно царь Николай I. Так что однозначен, особо выделю это, и николаевский заговор против Пушкина.
Как, кстати, и николаевский заговор против Лермонтова. Заговор, в котором практическим руководителем был (в связи со специальным перемещением Николаем I поэта Лермонтова, - как офицера! - то в одно место службы, то в другое) уже именно граф Бенкендорф. Именно он и выделяется, в этой роли, в лермонтоведении.
На этом мы первый эпизод, или момент, николаевского заговора, раскрывающего истинную причину появления Дантеса, в Петербурге, и закончим.
4.
И перенесемся, к сожалению, к концу николаевского заговора. И вновь попробуем через сопоставительный анализ, как в предыдущем подразделе восьмого пункта статьи, соединить разрозненные данные о лицах и события того времени, в единую цепь, или - в единство своё.
Попробуем сделать это, кстати, и через дневниковые записи некой девицы М.К. Мердер. Их я уже нашел, в огромной пушкиниане, целых три.
А её дневниковые записи пушкинисты представляли в прошлом, в большей части своей, только для своего доказательства: что Дантес и жена поэта - взаимно влюблены друг в друга. Другими словами, оперировали в своих доказательствах, большей частью, только её дневниковой записью от 5-го февраля 1836 года. Кстати, я уже способен несколько и скорректировать эту запись. Как? Увидите - несколько ниже.
Итак, второй наш эпизод (или момент, что ли) раскрывает уже, в основном через «наблюдательницу» девицу М.К. Мердер (Она, кстати, придворная дама. Похоже, что дочь, или какая-то родственница, капитана Мердер, первоначального военного воспитателя и учителя будущего императора Александра второго.), разгул сплетен именно николаевского двора о том, что Дантес и Н.Н, Пушкина – взаимно влюблены друг в друга.
Кстати, Дантес выделяет, в своем письме к барону Геккерну, что эту «новость» ему сказал – сам наследник российского престола, то есть в будущем своём - сам император Александр II.
Вот небольшая выдержка из его письма № 21, от 6-го марта 1836 года, в котором он и выделяет – наследника российского престола:
«Ещё одно странное обстоятельство: пока я не получил твоего письма, никто в свете даже и мысли её при мне не произносил. Едва твоё письмо пришло, словно в подтверждение всем твоим предсказаниям – в этот же вечер еду я на бал при дворе, и Великий Князь-наследник шутит со мною о ней, отчего я тотчас заключил, что и в свете, должно быть, прохаживались на мой счет. Её же, убежден, никто никогда не подозревал, и я слишком люблю её, чтобы хотеть скомпрометировать. Но я уже сказал, всё позади, так что надеюсь, по приезде, ты найдёшь меня выздоровевшим».
В чем здесь дело? Да в том, что, - помимо второго исключения, барона Геккерна из николаевского заговора; покупкой, им, земель во Франции (Что являлось, у царя, и хорошей оплатой будущих услуг обоих мерзавцев!) и дел с усыновление Геккерном, при живом отце, Дантеса! – заговорщики, именно через письма Дантеса, к Геккерну, и вводили, прожженного дипломата, во «взаимную любовь» кавалергарда с женой Пушкина! И это, пожалуй, первое.
В то время как Н.Н. Пушкина была - уже - на многомесячной беременности (Родит дочь Наталью в мае 1836 года.). Кстати, пушкинист Семен Ласкин в статье «Дело» Идалии Полетики» выделяет, нам, что Н.Н. Пушкина, именно в это время, на балах почти не присутствовала именно из-за своей беременности.
Вот его выделение именно этого обстоятельства: «Конечно, в эти же месяцы в Петербурге было бесчисленное количество балов, но Наталья Николаевна, вероятно, появлялась на них не часто, так как уже в конце ноября её беременность протекала тяжело, с явным токсикозом».
И она, по этой причине, - как писала, в письме к брату Дмитрию, Александрина, еле ходила! Вот хотя бы небольшая выдержка из текста моей книги «Материалы и исследование», выделяющая и письмо Александрины о тяжелой беременности жены поэта:
«Ценным свидетельством, тому, является и письмо сестры Александрины, к брату, от 1-го декабря 1835 года. Другими словами, её письмо, к брату, за полтора месяца до писем Дантеса: «Начнем с дам, это вежливее. Прежде всего, твои две прекрасные сестрицы красавицы, потому, что третья… кое-как ковыляет…».
Вот реальная картина специально выделяемой, заговорщиками, «взаимной увлеченности» Дантеса и Н.Н. Пушкиной! И это, пожалуй, второе (Здесь я, как вы понимаете, накапливаю материал именно для соединения событий и лиц - в некое единое целое.).
Кроме того, почти все основные пушкинисты, прошлого времени, выделяют чистоту и душевность жены поэта, что Н.Н. Пушкине не было свойственно – кокетство. И выделяют – вплоть по 1835 год! Так что и здесь всё построено, заговорщиками, на сплетнях, идущих, ещё раз выделим, именно из николаевского двора.
Так что и здесь Дантес, который, вместе с Полетикой, тоже распускает сплетни в свет, о «взаимной влюбленности» его с женой поэта, явно лжет своему «приемному отцу».
Лжёт, кстати, и для того, чтобы именно эти письма, Дантеса, казались исследователям, - которые до них когда-нибудь, но доберутся! - именно достоверными, а не лживыми, - то есть подтасованными! - фактами. И здесь все тщательно продумано николаевскими заговорщиками. И это, пожалуй, третье (Соединять "что-то" воедино, - то есть ещё и четко не очерченное самим исследователем! - кстати, не так уж и просто.).
Теперь вновь вернемся к упомянутой, выше, девице М.К. Мердер, явно выходящей именно из круга николаевского двора. И вот в каком плане.
А основные пушкинисты, прошлого времени, весьма точно разделяют понятие «наблюдатель» (наблюдательница!) от понятия «сплетник» (или «сплетница»). Сплетник – распускает сплетни или слухи. «Наблюдатель» же, - или, чаще, «наблюдательница»! - именно на основе дошедших, до него сплетен, или слухов, начинает исподтишка наблюдать за «провинившимися» людьми! И, именно на основе дошедших, до него сплетен, как правило, именно подтверждает их! Через что, кстати, тоже становится (или может стать!) – сплетником!
Однако здесь есть, - во всяком случае, именно для исследователей! - одна очень важная особенность. Если наблюдатель не только наблюдает, но и слышит какие-то разговоры, «провинившихся», то исследователь уже просто обязан проанализировать – именно эти разговоры! Ибо нередко именно в этих разговорах (или в обрывках разговоров) может быть и ценная, для исследователя, информация.
А вот в первом примере с придворной девицей М.К. Мердер (на неё, ещё раз выделим, пушкинисты прошлого много раз ссылались для доказательства именно «взаимной любви» Дантеса и жены поэта), который мы скоро приведем, она именно – наблюдательница! Верить, которой, ну никак пока нельзя, - если не связать её умозаключения, разумеется, с другими событиями того времени! - именно потому, ещё раз выделю это, что она делает, своё умозаключение, именно на основе сплетен, дошедших до неё, ранее, из николаевского двора.
Вот факт по этой придворной девице, взятый, мною, именно с описываемого, выше, времени (или сроке, моменте) возникновения названной «взаимной влюбленности». Он взят, мною, из книги Н. Раевского «Портреты заговорили» (Кстати, и пушкинист Раевский сторонник, к сожалению, концепции П. Щеголева.):
«Однако уже 5-го февраля 1836 года светская барышня фрейлина (слово фрейлина прямо указывает нам, кстати, именно на николаевский двор) М.К. Мердер (1815-1870 гг.), видевшая Пушкину и Дантеса на балу у княгини Бутера, записывает в дневнике: «…они безумно влюблены друг в друга».
Как видите уже и сами, именно «наблюдения» этой придворной девицы прямо совпадают как со сплетнями николаевского двора о «взаимной влюбленности» жены поэта и Дантеса, так и со сплетнями, которые он испускает не только в петербургский свет, но и, в письмах, к барону Геккерну. И это, пожалуй, четвертое.
Ну и, пожалуй, пятое в нашем собирании материала по выделяемой, здесь, теме. Все сплетни о «взаимной влюбленности» бравого кавалергарды и жены Пушкина травят, по своей главной сути, только жену Пушкина! Вот в чем их главный смысл! Дантес же, в этих сплетнях, чуть ли не герой! Кстати, честным и благородным, высоконравственным, - и, разумеется, морально чистоплотным! - он выставляет, себя, и в своих письмах к своему, даже еще не приемному, «отцу».
ххх
Ну а сейчас попытаемся соединить "что-то", - то есть ещё четко не очерченное самим исследователем! - именно с только что изложенным вам, выше, материалом. Точнее, соединить с лицами и событиями того момента времени, только что хоть как-то, но выраженных и описанных, мною, как исследователем.
Соединить, ещё раз заметим, на каком-то устойчивом основании. Здесь для исследователя желательны, разумеется, только факты!
А факты, здесь, таковы.
Первое. Раз уж мы закончили сбор предварительной информации как о «взаимной влюбленности» жены поэта и Дантеса, так и о том, что сплетни испускались, в петербургский свет, как из николаевского двора, так и самим Дантесом, которые чернили только Н.Н. Пушкину, - и это было не только чернение жены поэта, но и, по своей главной сути, бешеной травлей именно Н.Н. Пушкиной (несмотря даже не её, выделим, многомесячную и тяжелую, к тому же, беременность)! – то и начнем свое соединение – именно с установления фактов по её травле. Это, согласитесь, не только разумно, но и – логично.
А факты по травле Н.Н. Пушкиной в свете, - к которым был всегда причастен, выделим, и сам царь Николай первый! – таковы. Эти факты я взял, кстати, из книг: как самого П. Щеголева, так и Н. Раевского. Да и у других пушкинистов эта тема так, или несколько иначе, но - тоже выделена. И они выделены, у меня, в книге «За что убили Пушкина?», в третьем её очерке «Пушкин – бичеватель царей». Вот выдержка, из этого очерка, перед вами:
«Действия и высказывания, против поэтов, многих его приближенных (Брата Михаила Павловича; графа К.В. Нессельроде; графа А.Х. Бенкендорфа; императрицы Александры Федоровны, жены царя; и других.), а так же действия и высказывания других людей, постоянно, или временно, вовлеченных, царем, в заговоры против поэтов. Примеры? Пожалуйста.
В заговоре против Пушкина: Уваров; Боголюбов; Санковский; «некоторые дамы», упомянутые, в воспоминаниях, графом В.А. Соллогубом. Сам, только что названный, выше, граф. А это – три пушкинские февральские, 1836 года, дуэльные вызовы Хлюстину, князю Репнину и графу В.А. Соллогубу. Продолжим перечисление дальше: писатель Ф.Ф. Вигель. князь П. Вяземский с супругою; Дантес; барон Геккерн; граф Г.А. Строганов с женой; Идалия Полетика. И так далее.
В заговоре против М.Ю.Лермонтова: Михаил Павлович, граф Бенкендорф, граф Нессельроде, военный министр Чернышев, Васильчиковы, А.А. Столыпин-Монго, Эрнест Барант, Н.С. Мартынов, священник Василий Эрастов, и другие (Эти примеры-факты я привожу, кстати, уже для создания и общей картины чернения, Николаем I, как Пушкина, так и Лермонтова; - пояснение В.Б.).
Здесь интересно выделить, к примеру, что свою жену, императрицу Александру Федоровну, царь привлекал: и в качестве исполнителя нескольких сценических фрагментов своего заговора (Мы покажем их, вам, только, к сожалению, в последующих работах нашего книжного цикла.); и в качестве проводника своей недоброжелательной политики по отношению к Пушкину.
Так поэт, обозленный унизительностью приемов, у жены царя, и долгим ожиданием этих приемов, - что царь заказывал жене, надо предполагать, специально! - сделает по ним, в своем дневнике, несколько записей. Вот хотя бы одна из них, датируемая 8-го апреля 1834 года. Кстати, на следующий день после записи восприятия, царем, его, только что выпущенной, в свет, «Пиковой дамы»:
«Представлялся. Ждали царицу три часа. Нас было человек 20. …Я ужасно люблю царицу, несмотря на то, что ей уже 35 лет и даже 36» Запись дается в сокращении. Заметим, что, представляемый вам, в брошюре, материал настолько большой, что я просто вынужден постоянно идти, в своих главах, на сокращения материала. Так что дочитываете выделяемые вам, в брошюре, выдержки по указанным, вам, источникам. Кстати, названная, поэтом, императрица – с 1798 года рождения (Здесь я показываю, своим читателям, что царь привлекает, к своему заговору, даже свою жену; - пояснение В.Б.).
Здесь же заметим, что, дав положительный отзыв о «Пиковой даме», Николай I усыпил, тем самым, бдительность поэта. А поэт, кстати, очень волновался за свою повесть, за восприятие, её, именно царем.
Вот как, всё это, выглядит по дневнику Пушкина: «7-го апреля. Моя Пиковая дама в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Натальей Петровной (Голицыной; - пояснение В.Б.) и, кажется, не сердятся…». «При дворе» - это, как раз, царь Николай I.
Еще раз обозначим, что всё, только что выделенное вам, выше, мы попытаемся наглядно показать, вам, уже при ведении, при доводке, вам, целого ряда фактов, элементов и фрагментов заговоров, то есть именно в последующих работах нашего книжного цикла. Здесь же, пока, выделим, что наибольшую компрометацию, - и чернение! – Пушкин получил.
Первое. В литературно-критическом и в публицистическом направлении - именно от николаевской печати. Другими словами, от николаевских «критиков», прямо льющих грязь, и сплетни, на поэта. «Критиков», нередко объявляющих - о «закате Пушкина». И так далее. И, разумеется, от четырехслойной цензуры, буквально выматывающей силы поэта.
Второе. В личностном плане – через компрометацию, травлю, чернение.
В начале – Н.Н. Пушкиной!
Травля, её:
- в 1832 году;
- в последнем квартале 1833 года;
- в первом квартале 1834 года; в 1835 году;
- беспрецедентная, - и злобная! – травля, её, через сплетни и специальные действия Дантеса, Идалии Полетики, Геккерна, девицы М.К. Мердер, С.Н. Карамзиной (Отпетые петербургские сплетницы.), П. Вяземского с супругою, и других, - круг лиц, по сплетням, был достаточно большим! – в 1836-ом и в 1837-ом годах. Через которую (Травлю жены поэта.) Пушкина, собственно, и «повели» - к дуэли 1837 года.
Бесчисленные компании, по её травле, чернению и компрометации, в последующие, - после убийства, поэта, на дуэли! – годы и десятилетия её жизни. Главные задачи, и цели, которых были: именно в показательности, - и доказательности! – её вины в гибели своего мужа. И, разумеется, в косвенном чернении – самого Пушкина (Травли 1832 –37 годов имели и задачу нервировать, постоянно держать в напряжении, и самого Пушкина, всегда, во все годы, остро переживающего: за положение своей жены в обществе; за сплетни о ней; и т.д.);
Потом, и в компрометации, чернении и травле её сестер, Екатерины, и Александрины. Которые тоже продолжались, практически, до конца их жизней. И травли, которые тоже имели задачу, - и цель! – по косвенному чернению и Пушкина. Это, кстати, главное ядро николаевских чернений Пушкина.
Которое и сейчас используются, некоторыми «пушкинистами» (Итальянкой Сереной Витале, «писателем» Александром Зинуховым, - часть дискуссий, с ним, будет введена в одну их работ нашего книжного цикла! – и другими.), именно для компрометации и чернении поэта (Здесь я уже конкретно показываю, своему читателю, именно факты по чернению не только Н.Н. Пушкиной, но и её сестер; - пояснение В.Б.).
Выделим, здесь, и весьма неблаговидную роль самих пушкинистов прошлого. Пушкинистов, которые, - взяв, на «вооружение», не объективную версию П.Щеголева (Взяв то, что специально “подбрасывалось” Николаем I и соучастниками его заговора.)! – практически до наших дней продолжили не только травлю всех трех сестер Гончаровых, К.К. Канзаса, секунданта поэта, но и, через это, чернение самого Пушкина и его имени (Выделяю, здесь, и неблаговидную роль пушкинистов прошлого, да и настоящего времени, именно по чернению Пушкина; - В.Б.).
Особо же выделим, что именно через только что изложенное Николай I добился преобладания, в русском обществе, именно своей версии о возникновении дантесо-пушкинской дуэли. Версии, которую П. Щеголев, не разобравшись, и взял за основу всех причин, условий и обстоятельств гибели Пушкина, дав, им, и вполне определенное название – «плохие семейственные отношения Пушкиных-Гончаровых».
Через свою версию Николай I добился, кстати, и самого сокрытия, своего заговора, от общественности. Так что, в этом отношении, он достиг, цели, и здесь» (А в последнем абзаце, выдержки, даю и главный результат николаевской травли: преобладание, николаевской версии, не только с конца ноября 1836 года и по 27-го января 1837 года, но и, практически, в наше время. Что, безусловно, очень жаль; - пояснение В.Б.).
Как видите уже и сами, травля Н.Н. Пушкиной, - и сплетни о ней! – реально существовали не только в рассматриваемый нами, здесь, период (конец 1835 года, первые месяцы 1836 года), но и раньше, - и позже! – выделяемого, здесь, периода времени.
Так что получается, тогда, что девица М.К. Мердер, через свою запись от 5-го февраля 1836 года, объективно отразила не «взаимную любовь» (О ней мы надеемся поговорить, кстати, несколько ниже.), а реальность: именно травлю, жены поэта, через сплетни о «взаимной влюбленности», её, и Дантеса.
От «взаимной же влюбленности» её, - и Дантеса! – жену поэта спасает, в этот период времени, не только её многомесячная, уже, беременность, - и тяжелое протекание, её, у жены Пушкина! - но и, как скоро вы увидите и сами, другие события николаевского заговора против Пушкина.
О «взаимной влюбленности», в которую будет включен и «план сестер Гончаровы», - о котором я уже рассказал в книге «Заговор против Пушкина! - я надеюсь поговорить, ещё раз выделю, несколько ниже.
А о только что выделенной «взаимной влюбленности» можно уже со всей определенностью сказать грубовато, но точно, русской бытовой речью. К примеру: «Козе не до капусты, если мужик стоит с топором»! А ведь именно при мучительных токсикозах жене, поэта, было, как раз, не до любви.
А через грубоватую мудрость, русского народа, я выделил тот факт, что даже при «интересном положении», Н.Н. Пушкиной, как николаевский двор, так и Дантес в письмах к своему будущему «отцу», несут, откровенно говоря, грязную пошлятину. И – злобную клевету на жену поэта.
Ещё факт, николаевской ненависти, зафиксированный нам самим поэтом через его письмо к П.А. Осиповой не позднее 26-го октября 1835 года: «В этом печальном положении я ещё с огорчением вижу, что бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света. Повсюду говорят…». Кстати, о реакции Пушкина, на травлю его жены в свете, я тоже надеюсь поговорить – несколько ниже.
ххх
Другие же события николаевского заговора против Пушкина вообще превращают выделяемую пушкинистами прошлых лет «взаимную влюбленность» - не просто в руины, но и – в мельчайшую пыль. Или она разбивается – в пух и прах.
Другими словами, полностью уничтожают эту специально раздуваемую Николаем I, через свои ведущие салоны, грязнейшую сплетню. Как они уничтожают, тоже, кстати, и раздуваемые как Николаем I, так и самим Дантесом, мифы: о его высокой нравственности и моральной чистоплотности, о высокой, романтической и жертвенной любви, его, к жене поэта. И так далее.
Эти события полно (как считал, я, до этих моих строк!) изложены, мною, в книге «Заговор против Пушкина». Занимают, в книге, вполне определенный объем. Поэтому я изложу вам, здесь, только их главную суть. Да и значительно, - и принципиально отлично, кстати! – уже изложу, свое прошлое «сочинение» именно на эту тему, совершенно в новом освещении его.
Кстати, до того новым, что я даже не удержался, - как Пушкин при своем создании «Бориса Годунова! – от несколько перефразированных, мною, его слов. Другими словами, во мне возник, при анализе этих событий, такой фейерверк из мыслей и открытий, что я воскликнул не архимедовское «эврика!», и именно пушкинское. Конечно, не кричал: «Айда Блеклов! Сукин сын!». Но что-то подобное всё-таки слетало с моих уст.
Но одно дело – воскликнуть, а другое дело – довести основной смысл, своего восклицания, именно до читателей. Но, раз уж воскликнул, буду стараться именно по раскрытию основного содержание этого восклицания. А главная суть мыслей, доводов и открытий, - при анализе, мною, действий лиц и событий выделяемого, здесь, отрезка времени! - заключена примерно в следующем.
Начнем, пожалуй, с того, что вспомним о двух больших отрывок писем Дантеса, к барону Геккерну, опубликованных, в 1946 году, французским писателем Анри Труйая. Отрывков из писем Дантеса от 20-го января 1836 года и 14-го февраля этого же года. Сейчас письма, с этими отрывками, опубликованы, итальянским профессором Сереной Витале, в полной переписке Дантеса с Геккерном за 1835-36 годы. Это письмо № 18 и письмо № 20, пронумерованные, скорее всего, самой Сереной Витале.
А сами отрывки интересны нам, сейчас, тем, что именно с помощью этих отрывков, из названных писем Дантеса, практически чуть ли не все пушкинисты, той поры, - а это, выделим, советское время в пушкиниане! – «окончательно убедились во взаимной любви Дантеса и жены Пушкина». Однако прежде чем выложить, вам, хотя бы что-то из книги Н. Раевского, представим, вам, небольшой отрывок из письма Дантеса под № 18 (Отрывок же из письма под № 20 дадим, вам, при необходимости что-то пояснить.):
«И мне предстоит вынести её ещё, по крайней мере, столько же, а, хуже всего то, что я влюблен как безумный. Да, как безумный, ибо просто не знаю, куда от этого деться, имени её тебе не называю, потому что письмо может до тебя не дойти, но ты припомни самое очаровательное создание Петербурга, и ты поймёшь, кто это. А всего ужаснее в моём положении то, что она тоже меня любит, видеться же нам до сих пор было невозможно, ибо её муж безобразно ревнив».
Ну а сейчас дадим, вам, небольшой отрывок из книги Н. Раевского «Портреты заговорили», выделяющее, у пушкиниста, именно только что выделенное, мною, выше: «Находка Труайя показывает, сколько ещё неожиданностей таит дуэльная история. <…> И, несомненно, прав М.А. Цявловский, говоря: «В искренности и глубине чувств Дантеса к Наталье Николаевне на основании приведенных писем, конечно, нельзя сомневаться. Больше того, ответное чувство Натальи Николаевну к Дантесу теперь тоже не может подвергаться никакому сомнению».
Другими словами, слова именитых пушкинистов прямо и однозначно подтверждают слова девицы М.К Мердер от 5-го февраля (уже особо выделим эту дату!) 1836 года «они безумно влюблены друг в друга» (Здесь же уже тоже выделим, что и слова Дантеса - «я влюблен как безумный» - тоже выделяют у бравого кавалергарда, как и у названной барышни, безумие!). Ибо именно через «безумие» Дантеса, в письме № 18 к барону Геккерну, сплетня о «безумной любви», Дантеса, и доходит - до девицы Мердер! Получается, что именно Дантес пускает сплетню, в свет, о своей «безумной любви к жене поэта»!
Идем дальше - по соединению лиц и событий и, разумеется, по разбитию столь долго просуществовавшей версии современников, поэта, и, потом, пушкинистов о «взаимной влюбленности Дантеса и жены Пушкина»! А для этого уже специально, - обязательно! - выделим, вам, письмо Дантеса к барону Геккерну, от 2-го февраля 1836 года. Оно проходит у Серены Витале, кстати, под № 19.
Вот хотя бы два выделения из этого письма. Первое: «У меня больше чем когда-либо причин для радости, ибо я достиг того, что могу бывать в её доме. Второе: «Я приберег добрую новость. Я только что произведен в поручики».
Но самое важное здесь, - я даже сказал бы – сверхважное! – это два первых примечания самой Серены Витале к только что выделенному, выше, письму Дантеса. Ибо бить защитника Дантеса, его же оружьем, представляется исключительно редким случаем.
А только что выделенные примечания, итальянского профессора, таковы:
1. «Таким образом, мы можем более точно, чем раньше, - январем 1836 года, - датировать время, когда Дантес был принят в доме Пушкиных;
2. Дантес был произведен в поручики Кавалергардского полка 28-го января 1836 года. Во французской армии этот чин равнялся лейтенанту.
Ну а сейчас начнем именно выделенные, выше, соединение и – разбитие! Начнем, разумеется, с более простого во всём этом деле. Пока сразу же выделим, что между письмом Дантеса от 20-го января (письмо № 18) и письмом от 2-го февраля (письмо № 19) чуть меньше двух недель. Это подтверждает, кстати, и сам Дантес через строку пиьма № 19: «Теперь мне кажется, что я люблю её больше, чем две недели назад!».
А выделим, эти две недели, для того, чтобы просто наглядно показать, вам, что Дантес вошел, в дом Пушкиных, не в январе вообще, - как нам весьма искусно втолковывает Серена Витале! - а именно в только что выделенные, вам, две недели.
Чтобы не особо томить, вас, - да и для того, чтобы дальше не было больших пояснений! – скажем, пока, что он вошел, в дом Пушкиных, в конце января 1836 года (Потом я дам, вам, и конкретную январскую дату входа, Дантеса, в дом поэта.).
Здесь же уже выделим, вам, что у меня в книге «Заговор против Пушкина», да и в некоторых других моих книгах, четко выделен «План сестер Гончаровых». План, главная суть, которого, что Натали, преодолев довольно-таки упорное сопротивление мужа, все-таки привезла своих старших сестер, для устройства их судеб, во второй половине октября 1834 года, в Петербург. Так поступали, кстати, не только многие дамы, но и молодые дворяне. Ибо в столице было значительно больше, как потенциальных женихов, так и потенциальных невест.
И этот план был известен, из-за его прозрачности и повторяемости, Николаю I.
Так вот, Наталья Николаевна, как инициатор и руководитель названного плана, - да и её красота привлекала потенциальных женихов! – и вынуждена была иногда посещать со своими сестрами, несмотря на свою беременность, великосветские балы. Балы, где сестры, - скорее всего, Екатерина Николаевна! - и присмотрели, себе, бравого кавалергарда.
И, именно жена, поэта и ввела, Дантеса, в свой дом. И вот именно «на балу у княгини Бутера» она, - и Дантес! – оживленно обсуждают его первый приезд в дом поэта и что ему, там, запомнилось. В том числе Наталья Николаевна специально заводит, там, и разговор о своих сестрах. Вновь приглашает, Дантеса, в свой дом, И прочее.
А девица Мердер, - уже переполненная сплетнями, как николаевского двора, так и самого Дантеса о «безумной и взаимной любви Дантеса и жены, поэта»! - видя именно их оживленность, и оценивает, всё это, именно как их «безумную взаимную влюбленность друг в друга», что потом, то есть дома, и запишет в своем дневнике.
Как видите уже и сами, оно, мое пояснение событий, не только простое, но и – объективное по своей главной сути. И вот так мы, - я надеюсь – уже окончательно! – и развенчиваем её дневниковую запись, положенную многими пушкинистами, как вы уже увидели и сами, в основу их ошибочной версии о «взаимной любви, жены поэта, и Дантеса.
ххх
Теперь перейдем к более сложным вопросам. И начнем, пожалуй, именно с установления точной даты входа, Дантеса, в дом Пушкиных. Долго объясняться, с вами, я не буду. Ибо о пиководамовских 27-м и 28-и января я рассказываю, своим читателям, почти в каждой своей книге.
Но напомню, вам, что именно 27-го января 1833 года Чародей нашей словесности очень сатирично и произвел, в пятой главе «Пиковой дамы», панихиду по Екатерине II.
За что царь Николай I и организовал 27-го января 1837 года, через четырехгодичный интервал своего заговора, дуэль, меткого стрелка Дантеса, именно с Пушкиным.
И уже обязательно выделю, вам, и новое об этих датах. Новое, главный смысл, которого, что Пушкин тоже сатирично приблизил в своей «Пиковой даме», через панихиду, 27-е января именно к дате 28-го января.
А это – дата смерти Петра Великого! Другими словами, поэт сатирично выделил, через эти даты, именно «Великость» Екатерины второй!
Ну а в дальнейшем нам поможет – только логика! Начнем с того, что именно 28-го января 1836 года царь наградил, Дантеса, чином «поручик» (Читайте его письмо от 2-го февраля под № 19 и второе примечание, к письму, именно Серены Витале.).
А, до награждения, через графа Нессельроде и дал команду, Дантесу, чтобы тот начал распускать сплетни именно о взаимной влюбленности его и жены Пушкина (Читаете его письмо от 20-го января под № 18.). Всё, как видите уже и сами, не только просто объясняется, но и – объективно по своей главной сути.
Остается только выделить, что вошел Дантес, в дом Пушкина, именно по, - уже николаевскому! - сближению именно дат 27-го января и 28-го января. Вошел, кстати, не в качестве безумно влюбленного, а в качестве именно претендента в женихи старших сестер Гончаровых. Ну и никаких объяснений у него, с женой поэта, и в помине не было.
И здесь есть тоже несколько тонкостей или нюансов. И они – интересны, нам, именно в контексте выделяемых, здесь, событий и лиц. Вот хотя бы несколько их них. Первая из них, пожалуй, и самая пикантная для нас!
Ибо слова Дантеса «я влюблен как безумный», в письме от 20-го января под № 18, относится не к Н.Н. Пушкиной, а … к Екатерине Гончаровой! Действительно обезумеешь, если, вместо прекрасного создания, Дантесу предложили жениться, - как выразилась, кажется, Д.Ф. Фикельмон! - на «ручке от метлы».
Но не будем входить - в остроты петербургского света того времени. Остроты-сплетни, которые и выделили нам, в многочисленных экземплярах, не только современники поэта, но и, вслед за ними, «щеголевцы». Лучше поделимся, с вами, ещё одним, а то и двумя, нюансами выделяемых, здесь, событий.
Начнем с того, что большинство летчиков, в том числе и я, страшно педантичны. Ибо именно через вполне определенный стереотипы, обусловленные, как мгновенным изменением ситуации в полете, так и огромным множеством приборов в кабине современного самолета, и возможно его безопасное управление, как на земле, так и в воздухе.
Так вот, перенеся эту педантичность и на исследование биографии и творчества А.С. Пушкина, я иногда чуть ли не месяцами искал, в огромной пушкиниане, какие-то записи или подтверждения своих утверждений. Искал и, в общем-то, - благодаря тому, что читал, когда-то, об этом! – находил.
А вот подтверждение записи В.А. Соллогуба «Вот уже год, как старик Геккерн не хочет позволить мне жениться», - данное, графом, в его записке «Нечто о Пушкине»! – искал больше, наверное, двух десятилетий.
Искал, разумеется, и в полной переписке Дантеса с Геккерном, опубликованной в России, Сереной Витале, в 1995 году. А там о старших сестрах, жены поэта, вообще нет ни одного слова. И вот я, наконец, сдался, написав в книге «Заговор против Пушкина», что Дантес – явно лжет графу Соллогуба именно насчет своей женитьбе на Екатерине Гончаровой.
А оказывается, если несколько продолжить анализ переписки Дантеса с бароном Геккерном, что – не совсем лжёт! А картина, его женитьбы на Екатерине Гончаровой, выглядит у меня, к настоящему времени, примерно следующей.
Да, примерно с сентября, 1835 года, Дантеса и начали уговаривать, через Нессельроде, именно на женитьбе, его, на старшей Гончаровой! Факт, тому, его письмо № 9 от 1-го сентября с упоминанием, в нем, его «Супруги».
И, похоже, в ноябре, этого же 1835 года (Письмо Дантеса от 26-го ноября под № 13), уговорили его. Ибо он именно в этом письме сообщает, Геккерну, что разрывает отношения со своею «Супругою».
Вот факт, взятый, мною, именно из этого письма Дантеса: «Едва не забыл сказать, что разрываю отношения со своей Супругой и надеюсь, что в следующем письме сообщу тебе об окончании моего романа».
Письмо важно и тем, что освободившись, - только в письме! - от Супруги (как вы уже знаете, от Идалии Полетики), Дантес, - уже именно 20-го января 1836 года! – вдруг «безумно влюбляется» – именно в жену Пушкина. А она, естественно, в него (что, - и первое, и второе! - именно, как вы уже знаете, ложь шустрого, во всем, кавалергарда).
Потом Дантес подтверждает, свою женитьбу на Екатерине Гончаровой, и через тайную, как говорит Семен Ласкин в своей статье, «сваху», то есть вновь через верную, ему, - и влюбленную в него! – Идалию Полетику. И через «дамский вечер» у Вяземских и, потом, через просьбу, Геккерну, об его сводничестве.
И, уже 7-го ноября 1836 года, Жуковского ждут, как нам уже пишет сам П. Щеголев, «открытия»: именно желание, Дантеса, женится на Екатерине Гончаровой; родство, Дантеса, с Пушкиным, и т.д.
Остается тогда выделить, что Николай I заставил жениться Дантеса, на Екатерине Гончаровой, не в ноябрьских дуэльных событиях, 1936 года, а, как следует из только что приведенного, мною, анализа, раньше: с сентября-ноября, как вы уже знаете, 1835 года.
Заставил жениться, разумеется, через разного рода «награждения» Дантеса, о которых вы, уже знаете, практически почти всё. О какой нравственности и морали, Дантеса, можно, тогда, говорить? Да ни о какой! Как совершенно лжива – и его «безумная любовь» к жене Пушкина.
Ну а сейчас перейдем к несколько другому соединению, мною, событий и лиц выделяемого, здесь, отрывка времени. Ибо кое-что – я уже добил, на мой взгляд, окончательно. Постараюсь изложить это несколько другое, кратко, к сожалению, в такой тональности и, разумеется, направленности.
ххх
А главная суть, его, заключена примерно в следующем. Николай I в этот промежуток времени не только начал, - уже, выделим, до свершения, им, заказной дуэли Дантеса, с Пушкиным! – чернение, компрометацию, провокационные действия и бешеную травлю Натальи Николаевны в петербургском свете (Втянув, в неё, и двух сестер жены поэта!), но и, опять же через своих людей, «залпово» начал травить – и самого поэта.
Добиваясь при этом, особо выделим, именно ответных, - и именно дуэльных! – действий со стороны Пушкина. В чем, к сожалению, не ошибся. Письма Пушкина с дуэльными, практически, вызовами: к С.С. Хлюстину от 4-го февраля 1836 года; к Н.Г. Репнину от 5-го февраля 1836 года; к В.А. Соллогубу от первых чисел февраля 1836 года – свидетельства-факты, тому.
Разбирать и анализировать, эти письма, я, к сожалению, не буду. Читайте их, и пояснительные примечания пушкинистов, к ним, самостоятельно. К примеру, в десятом томе Собрании сочинений А.С. Пушкина, изд-во «Худ-я лит-ра», М., 1962 год. Кстати, в этом томе названные письма идут под номерами 683 – 685.
Здесь же выделим, что травля и Пушкина, Николаем I, имела и многие задачи и цели. К примеру, вновь показать обществу, что Пушкин, через свои вызовы, является – именно «закоренелым преступником.
Но главной задачей и целью, этой травли поэта, являлось ввод в его жизнь, в ноябрьских событиях 1836 года, именно графа В.А. Соллогуба.
Граф Соллогуб, при объяснении с Пушкиным в Москве 4-го мая 1836 года, - при содействии, как пишут пушкинисты, П.В. Нащокина! - весьма искусно вывернется, говоря, что ни каких «дерзостей», жене поэта, он не говорил, и, что, всё это, «перевернули» – «некие дамы».
Ввод, через который Николай I искусно и создаст не только женитьбу Дантеса, именно на Екатерине Гончаровой, но и – именно фальшивый дуэльный инцидент Дантеса с поэтом. Через что вновь выставит, Пушкина, именно как «закоренелого преступника». Да и окончательно очернит, кстати, практически всех трех сестер Гончаровых.
Пушкин же в ноябрьских событиях выведет, обоих Геккернов, на «чистую воду». Другими словами, выставит, их, именно нечистоплотными людьми. Однако в последующем Дантес и Геккерн, - с помощью, опять же, николаевских ведущих салонов, через которые он и управлял мнением петербургского света! – переломят мнение, света, в свою пользу.
Пушкин же проиграет, им, именно из-за того, что не мог упоминать, в этой ситуации, имени своей жены. Через что его уже и поведут, николаевские приспешники, именно к заказанной Николаем I, на 27-го января 1837 года, дуэли с метким стрелком Дантесом. Дуэли, дата которой, ещё раз выделим, идет, у Николая I, именно из содержания, как вы уже знаете, тайной пушкинской «Пиковой дамы».
Вот такая у меня получилась – схема именно соединения событий и лиц в отрезке времени от ноября 1835 года по 27-го января 1837 года. К сожалению, только схема, ибо раздувать статью, до большого объема, все-таки не стоит.
А сейчас обратим, ваше внимание, именно к пятому пункту моей статьи.
5.
На сервере русского Литературного клуба развернулась полемика между Аглай Остужевой и неким НИКом, защитником Дантеса. Так вот что пишет, Остужева, - вновь выделяя, нам, уже новую запись девицы М.К. Мердер! - именно о моральном и нравственном облике Дантеса:
"О том, что этот брак не состоится, подозревали многие, даже далёкие от Пушкина люди, такие, как подруга императрицы, Бобринская, пишет: «Да, это решённый брак сегодня, который навряд ли состоится завтра...».
О том, что для этого уже подготавливалась почва, находятся следы в дневнике фрейлине М. Мердер (незадолго до официального объявления о помолвке, Дантес говорит сослуживцам о намерении уехать за границу):
«… всем было говорено о решимости ехать во Францию с целью положит конец оскорбительным толкам и клевете, распространённым в обществе относительно г-жи Пушкиной».
Это, ещё раз выделим, вторая дневниковая запись выделяемой, здесь, фрейлины; - дополнение В.Б. Однако продолжим запись именно Аглай Остужевой:
"И если бы не прямое вмешательство императора Николая, то, вероятней всего, так оно и было бы. А о вмешательстве Николая, который положил конец всей этой волоките со сватовством Дантеса, есть запись в дневнике великой княгини Ольги (речь идет о периоде, когда Пушкин получил анонимные письма):
«Папа… приложил все усилия к тому, чтобы его успокоить. Бенкендорфу было поручено предпринять поиски автора анонимных писем. Друзья нашли только одно средство, чтобы обезоружить подозрения. Дантес ДОЛЖЕН БЫЛ ЖЕНИТЬСЯ на …сестре г-жи Пушкиной, мало интересной особе».
То, что Пушкин пытался сделать под дулом пистолета, удалось сделать только прямым вмешательством императора…
Дантеса вынудили жениться на бедной, некрасивой, опозоренной им Екатерине Гончаровой. Он попался в сети собственной лжи. Пушкин почувствовал себя отомщённым и отозвал вызов. Он действительно заставил Дантеса сыграть постыдную и жалкую роль – роль труса и подлеца.
Дантес, чтобы восстановить репутацию в свете, чтобы смыть с себя клеймо человека, женившегося во избежание дуэли, начинает разыгрывать в светских салонах благородного рыцаря, изображая, что он женился, дабы спасти честь Натали, спасти её от ревности мужа.
Вот, что приводило в бешенство Пушкина, знавшего всю подоплёку этой гнусной интриги. Он читал письма Дантеса (Натали их показала ему – см. конспекты Жуковского). Читал и ту самую ноту Дантеса с отказом от видов на неё, трусливо написанную Дантесом под диктовку Геккерена. Знал о шантаже, последовавшем за тайным свиданием и нотой. Всё это доказательно - с документами, анализом и сличением дат, - изложено в книге Р.Г.Скрынникова.
Вероятно, книга Р.Г. Скрынникова, - кстати, профессора-историка! - "Дуэль Пушкина", издания 1999 года - дополнение В.Б. Однако продолжим запись именно Аглай Остужевой:
"Но у Пушкина не было возможности изобличить Дантеса и Геккерена, поскольку на карте стояла репутация его жены. И свет поверил Дантесу…
Но уже после гибели поэта, в первые дни, когда это дело стало понемножку проясняться, многие стали прозревать.
Достаточно вспомнить письмо Александра Карамзина, недавнего, друга Дантеса, написанного брату в Баден-Баден.
И вот что пишет император Николай во время суда над Дантесом великому князю Михаилу Павловичу:
Геккерн «точно вёл себя как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина.… И всё это тогда открылось, когда после первого вызова на дуэль… Дантес вдруг посватался к сестре Пушкиной; тогда жена открыла мужу всю гнусность поведения обоих…»
Но вот Николай Иванович Кирсанов упрямо отвергает все накопленные научной пушкинистикой свидетельские показания, факты и гипотезы (я привела лишь некоторые). Он вытаскивает на свет божий состряпанную самими же Геккренами версию о романтической, жертвенной любви Жоржа Дантеса к Натали, спровоцировавшую гибель поэта. И, упиваясь цитатами из писем «изощрённого оратора и очень хитрого человека» - Жоржа Дантеса, даже выражает надежду, что об этой любви когда-нибудь напишут книгу.
Мне так и слышится торжествующий возглас Геккерена: «Мы отомщены, Жорж!». На этом мы и прервем только что выделенную, выше, полемику Остужевой с НИКом.
ххх
Вообще-то мне не стоило бы, наверное, приводить в этой статье, только что выделенную полемику, даже из-за новой дневниковой записи барышни и фрейлины М.К. Мердер.
Не стоило хотя бы потому, что уже вполне достаточно: как моего предыдущего, так и последующего материала предлагаемой, вам, статьи. И потому, что есть, к примеру, статья, на моей странице «О полемике Остужевой с НИК о нравственном Дантесе!». На Прозе ру находятся и мои труды по биографии и творчеству А.С. Пушкина.
И потому, чтобы как-то ненароком не обидеть Аглай Остужеву, самоотверженность которой, в полемике, просто очевидна. Или, к примеру, профессора-историка Р.Г. Скрынникова. Зря, в общем, я ввел, в статью, именно названную полемику.
Но раз уж ввел, то дам, вам, хотя бы небольшой ряд своих замечаний и пояснений: как с позиции только что изложенного, выше, содержания материала моей статьи, так и с позиции, - что, разумеется, существеннее и важнее! – наличия николаевского заговора против Пушкина.
Заговора, в котором огромное множество и самостоятельных интриг, Николая I и его приспешников, не только против Пушкина и всех трех сестер Гончаровых, но и, даже, против обоих Геккернов.
А начну давать свои замечания и пояснения именно в последовательности изложения Остужевой. Другими словами, с высказывания выше приведенной, Аглай, подруги императрицы – Бобринской. Как вы помните, это: «Да, это решённый брак сегодня, который навряд ли состоится завтра...».
А при наличии, существовании в реальности, николаевского заговора против Пушкина и всех трех сестер Гончаровых, этот брак, если говорить словами той же Бобринской, состоится не только завтра, но и: послезавтра; и в любое, - то есть именно в выгодное, для царя Николая первого! - другое время. Почему?
Да потому, что заговор царь Николай I «одевал» - именно в одежду «семейственности». В одежду семейственности, при которой именно ссора между свояками и приводила, поэта Пушкина, к гибели. Видите, как всё – не только просто, но и – объективно вскрыто.
Теперь о записи фрейлины М.К. Мердер: «… всем было говорено о решимости ехать во Францию с целью положит конец оскорбительным толкам и клевете, распространённым в обществе относительно г-жи Пушкиной». И тоже с позиции наличия заговора против Пушкина и всех трех сестер Гончаровых.
Да никуда Дантес и не собирался - уезжать! Ибо был уже намертво повязан, через графа Нессельроде, царем! Это его, Дантеса, специальный блеф!
Блеф, с помощью которого он и выставлял, себя, не только благородным рыцарем, но и, выделим, через специально выпячиваемую, им, свою романтическо-жертвенную любовь, к жене поэта, спасителем репутации Н.Н. Пушкиной. Тоже, мне, жертвенный… «Спасатель»!
«Спасатель», который с 20-го января 1836 года (Смотрите, выше, письмо № 18.) только и делал, что чернил и клеветал, - совместно с Идалией Полетикой и другими царскими приспешниками! – не только на жену поэта, двух её старших сестер, но и – на самого, как вы уже тоже знаете по его письмам к Геккерну, Пушкина.
Нельзя же с детской верой и непосредственностью воспринимать все слова – Дантеса! И кого: наёмного убийцы! И до каких пор мы будем воспринимать их?! А Дантес, напоследок выделим, такой же, собственно, интриган, как и - Николай первый»! Только – более мелкий, по калибру что ли, чем царь.
Теперь насчет большой записи Остужевой насчет вмешательства царя в женитьбу Дантеса на Екатерине Гончаровой (смотрите, её, выше.). НИК тогда ответил, ей (Здесь я уже вынужденно вхожу во всё содержание полемики, которое – большое.), что письмо Ольги было переведено ошибочно из-за двойного его перевода. На что Аглай сослалась на книгу профессора Р.Г. Скрынникова. Книгу, через которую автор убедительно доказал, через свое исследование, что перевод письма Ольги был – правильным.
Я же хочу сказать здесь, - стараясь как-то не обидеть ни Остужеву, ни профессора! – несколько другое о женитьбе Дантеса. Кстати, Остужеву Аглай, как самоотверженную и смелую женщину, я уважаю. Именно такие женщины и в годы ВОВ творили геройства и чудеса, как в тылу, так и на полях многочисленных сражений. Жаль, только, что и о них, наши СМИ, пишут всё реже и реже. Я просто напомню, вам, сказанное мною, о женитьбе Дантеса, несколько выше: в четвертом пункте моей статьи.
Вот хотя бы небольшая выдержка именно на эту тему: «А оказывается, если несколько продолжить анализ переписки Дантеса с бароном Геккерном, что – не совсем лжёт! А картина, его женитьбы на Екатерине Гончаровой, выглядит у меня, к настоящему времени, примерно следующей.
Да, примерно с сентября, 1835 года, Дантеса и начали уговаривать, через Нессельроде, именно на женитьбе, его, на старшей Гончаровой! Факт, тому, его письмо № 9 от 1-го сентября с упоминанием, в нем, его «Супруги».
И, похоже, в ноябре, этого же 1835 года (Письмо Дантеса от 26-го ноября под № 13), уговорили его! Ибо он именно в этом письме сообщает, Геккерну, что разрывает отношения со своею «Супругою» Вот факт, взятый, мною, именно из этого письма Дантеса: «Едва не забыл сказать, что разрываю отношения со своей Супругой и надеюсь, что в следующем письме сообщу тебе об окончании моего романа».
Письмо важно и тем, что освободившись, - только в письме! - от Супруги (как вы уже знаете, от Идалии Полетики), Дантес, - уже 20-го января 1836 года! – вдруг «безумно влюбляется» – именно в жену Пушкина. А она, естественно, в него (что, - и первое, и второе! - именно, как вы уже знаете, ложь шустрого, во всем, кавалергарда).
Потом Дантес подтверждает, свою женитьбу на Екатерине Гончаровой, и через тайную, как говорит Семен Ласкин в своей статье, «сваху», то есть вновь через верную, ему, - и влюбленную в него! – Идалию Полетику. И через «дамский вечер» у Вяземских и, потом, через просьбу, Геккерну, об его сводничестве.
И, уже 7-го ноября 1836 года, Жуковского ждут, как нам уже пишет сам П. Щеголев, «открытия»: именно желание, Дантеса, женится на Екатерине Гончаровой; родство, Дантеса, с Пушкиным, и т.д.
Остается тогда выделить, что Николай I заставил жениться Дантеса, на Екатерине Гончаровой, не в ноябрьских дуэльных событиях, 1936 года, а, как следует из только что приведенного, мною, анализа, раньше: с сентября-ноября, как вы уже знаете, 1835 года.
Заставил жениться, разумеется, через разного рода «награждения» Дантеса, о которых вы уже знаете - практически почти всё. О какой нравственности и морали, Дантеса, можно, тогда, говорить? Да ни о какой! Как совершенно лжива – и его «безумная любовь» к жене Пушкина.
Теперь, хотя бы коротко, о такой записи Аглай Остужевой: «Дантеса вынудили жениться на бедной, некрасивой, опозоренной им Екатерине Гончаровой. Он попался в сети собственной лжи. Пушкин почувствовал себя отомщённым и отозвал вызов. Он действительно заставил Дантеса сыграть постыдную и жалкую роль – роль труса и подлеца.
Дантес, чтобы восстановить репутацию в свете, чтобы смыть с себя клеймо человека, женившегося во избежание дуэли, начинает разыгрывать в светских салонах благородного рыцаря, изображая, что он женился, дабы спасти честь Натали, спасти её от ревности мужа.
Вот, что приводило в бешенство Пушкина, знавшего всю подоплёку этой гнусной интриги. Он читал письма Дантеса (Натали их показала ему – см. конспекты Жуковского). Читал и ту самую ноту Дантеса с отказом от видов на неё, трусливо написанную Дантесом под диктовку Геккерена. Знал о шантаже, последовавшем за тайным свиданием и нотой. Всё это доказательно - с документами, анализом и сличением дат, - изложено в книге Р.Г.Скрынникова.
Но у Пушкина не было возможности изобличить Дантеса и Геккерена, поскольку на карте стояла репутация его жены. И свет поверил Дантесу…
Но уже после гибели поэта, в первые дни, когда это дело стало понемножку проясняться, многие стали прозревать.
Достаточно вспомнить письмо Александра Карамзина, недавнего, друга Дантеса, написанного брату в Баден-Баден.
И вот что пишет император Николай во время суда над Дантесом великому князю Михаилу Павловичу:
Геккерн «точно вёл себя как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина.… И всё это тогда открылось, когда после первого вызова на дуэль… Дантес вдруг посватался к сестре Пушкиной; тогда жена открыла мужу всю гнусность поведения обоих…»
Но вот Николай Иванович Кирсанов упрямо отвергает все накопленные научной пушкинистикой свидетельские показания, факты и гипотезы (я привела лишь некоторые). Он вытаскивает на свет божий состряпанную самими же Геккернами версию о романтической, жертвенной любви Жоржа Дантеса к Натали, спровоцировавшую гибель поэта. И, упиваясь цитатами из писем «изощрённого оратора и очень хитрого человека» - Жоржа Дантеса, даже выражает надежду, что об этой любви когда-нибудь напишут книгу.
Мне так и слышится торжествующий возглас Геккерена: «Мы отомщены, Жорж!».
Что я могу сказать об этой записи с позиции наличия николаевского заговора против Пушкина? Чтобы не дай бог, никого не обидеть и здесь, скажу, что она меня, в виду некоторой экспромтальности и эксклюзивности самой полемики, удовлетворяет.
Ну и чтобы как-то закончить и этот пункт статьи, выделю небольшие поправки. Скорее всего, выделю, чтобы никого не задевать, только одну поправку, касающуюся знакомства, Дантеса, с Пушкиным. Ибо в полемике указывается, что Пушкин познакомился, с Дантесом, у Карамзиных.
Заочно он знал, о существовании Дантеса, ещё с января 1834 года. Свидетельство-факт, тому, его дневниковая запись, о Дантесе, от 26-го января 1834 года, о вступлении его, в гвардию, прямо офицером.
Конкретно же он познакомился, с Дантесом, как гласит примечание к знаменитой книги П. Щеголева, вероятно сделанное уже современным пушкинистом, следующее:
«Данзас познакомился с Дантесом в 1834 году, обедая с Пушкиным у Дюма, где за общим столом обедал и Дантес, сидя рядом с Пушкиным (А. Аммосов. Последние дни жизни и кончины Пушкина. Спб. 1863 год. Стр. 5.). В общем, наш пострел и здесь поспел! Или Фигаро здесь! Фигаро там!
Есть на этой страницы книги и информация самого П. Щеголева о том, когда познакомился, Дантес, с Н.Н. Пушкиной. Но мы, чтобы не усложнять материал, эту информацию – уже не будем приводить.
На этом мы очередной подраздел, или пункт статьи, и закончим. И обратим, ваше внимание, на следующие пункты статьи.
6.
И начнем создавать свой - заключительный подраздел. А главный смысл, его, заключен, у меня, примерно в следующем. Кстати, и вы уже, наверное, догадываетесь о его главной сути. А главный смысл его, кстати, зловещий. И заключен он, тоже, кстати, что первым на жизненном пути, Пушкина, встал в Москве - именно новый царь: царь-жандарм и – жестокий и злопамятливый царь. Это я вам поведал – почти в начале восьмого пункта.
А представьте теперь, что передумал наш бедный Пушкин, при его жандармской «доставке» в Москву - именно палачом декабристов! «Доставке», при которой и молчаливый жандарм - вечно маячил перед взором А.С. Пушкина! А ведь и для Пушкина вполне могла быть уготована, жестоким царем, - даже во время царской аудиенции, выделим! – и Сибирь, и крепость, а то и – хуже.… Так что мы, названное обстоятельство – ещё более конкретизировали!
Вновь повстречался, почти в конце жизненного пути поэта, тоже царь Николай первый! И не «комеражи» Н.Н. Пушкиной - тому виной! Да и, собственно, не поиск, поэтом, автора гнусного пасквиля от 4-го ноября 1836 года! Который был запланирован царем, если вы читали мои основные книги, ещё в начале января 1834 года.
Запланирован, - через «Императорское сообщение Пушкину»! - ещё в анекдоте писателя-доносчика Ф.Ф. Вигеля о смерти – именно Екатерины второй! И занесен поэтом, в дневник, через запись от 7-го января 1834 года (Читайте пушкинскую дневниковую запись – самостоятельно.).
К этому же времени царь Николай I поручил своему преподобному братцу, Михаилу, поздравить, Пушкина, с презрительным николаевским присвоением, ему, самого низшего придворного звания. Унизительного, - уже для Великого поэта! - звание «камер-юнкера».
На что Пушкин ответил, преподобному, но августейшему (то есть тоже из императорского семейства), братцу, прямой дерзостью: «Великий князь намедни поздравил меня в театре. «Покорнейше благодарю, ваше высочество, до сих пор все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили» (Смотрите в той же дневниковой записи поэта от 7-го января 1834 года. Записи, в которой есть и запись поэта о насмешливом, над Пушкиным, разговоре Николая I, с княгиней Вяземской, насчет того, что «Пушкин хорошо принял свое назначение»!).
А между тем, роль этого великого князя, Михаила, в заговоре уже против Лермонтова,- если вы знаете мои основные книги! - очень большая. Кстати, враждебен был, этот князь, и к Пушкину. Ибо в том же 1837 году, в Баден-Бадене, он прямо и высказал, - через слова: «Пушкин? Туда ему и дорога»! – свою ненависть к Пушкину.
Поэтому фигурантами, - точнее – заказчиками! - в возникновении и исполнении дантесо-пушкинской дуэли, - и двух дуэлей Лермонтова! - являются только царь Николай I и его ближайшее очень влиятельное и тоже могучее окружение: граф Нессельроде, граф Бенкендорф, военный министр Чернышев, Министр и лицеист пушкинского выпуска Уваров, да и другие не менее влиятельные лица царского окружения.
Именно царь Николай I, и его влиятельное окружение, даже с момента после московской царской аудиенции, 10-го сентября 1826 года, стали чернить, дискредитировать и потом, по прямой указке царя, сживать, поэта, со света.
Не оставили они в стороне, разумеется, и всех трех сестер Гончаровых. Ибо и через них, - особенно через жену поэта! - мощно чернился – именно Пушкин!
Неужели всё это не понятно - современной русской общественности! Вот что меня удивляет, - и коробит! – во всех развернувшихся, в последних двух десятилетиях, публикациях о поэте.
Кстати, и наш сервер захлестнула - выделенная грязь! Примеры? Пожалуйста! Некая Нина Милова, которая во всей биографии поэта, - и в его произведениях! – ищет и, естественно, преподносит нам, о Пушкине, вообще что-то несуразное. Или некий НИК, вдруг вздумавший преподнести, нам, высокий уровень нравственности, морали и честности Дантеса! И его чистейшую любовь - к жене поэта! Да сколько можно терпеть нам, россиянам, подобные опусы!
Дантес же, с бароном Геккерном, всего лишь, кстати, марионеточный куклы в затеянном и исполняемом николаевском заговоре. И, именно как марионетки, не имеют: ни нравственности, ни морали, ни честности, ни чести. Для них обоих главное – это деньги и карьера.
Таких дельцов хищный капитализм и в настоящее время рождает – миллионы! Вот из-за них мы не только живем плохо, но они крадут, у людей, и самое ценное: их независимость и свободу, мораль, нравственность, гордость, честь, служение Родине. И крадут хорошее и устойчивое будущее - наших детей! А сколько сейчас разного рода организованных банд! А сколько преступлений, в том числе и детских! Вот здесь надо перестраивать Мир именно для людей, а не для мизерной кучки богатейших мерзавцев.
Кстати, я, - если соберусь, разумеется! – попытаюсь раскрыть тему: «Фигаро здесь! Фигаро там (Взято, мною, из известной, всем, арии.)! Дантес здесь! Дантес там»! Будет взято, мною, из николаевского заговора против Пушкина.
Ибо именно через эту тему и станет отчетливо видна роль наемного убийцы, в николаевском заговоре, сознательной марионетки Дантеса, высокая нравственность, мораль и его «чистейшая» любовь, к жене поэта, в которой (то есть в теме), и будут выглядеть, всего лишь, «мыльными пузырями». Если не соберусь, то эту тему все равно кто-то, но – раскроет! Однако пора вернуться - к царю Николаю I.
И, наконец, рассказать и показать, вам, что именно в самом конце жизненного пути А.С. Пушкина его встретил – злобный царь. Пока дадим запись Корфа о беседе, с ним, Николая I, в апреле 1848 года, практически без пояснений и комментариев её, ибо остановимся, на них, позднее.
А запись такова, она, кстати, тоже многократно повторена – почти всеми пушкинистами: «Под конец (…) жизни (Пушкина) (не могу удержаться от выделения: Николай I - сам выделил конец жизненного пути поэта!), встречаясь очень часто с его женою, которую я искренне любил и теперь люблю как очень хорошую и добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах, которым её красота подвергает её в обществе; я советовал ей быть как можно осторожнее и беречь свою репутацию, сколько для себя самой, столько и для счастья мужа при известной его ревности (вновь не могу удержаться от выделения, ибо именно Дантес выделял Геккерну, в своих письмах к нему, что «муж, её, бешено ревнив»!).
Она, верно, рассказала об этом мужу, потому что встретясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. «Разве ты и мог ожидать от меня другого? – спросил я его. «Не только мог, государь, но, признаюсь откровенно, я и вас подозревал в ухаживании за моею женою…». Три дня спустя был его последний дуэль».
А теперь давайте подведем, - пока у вас всё держится в памяти! - небольшие элементарные расчеты. Последняя встреча Пушкина, с царем, произошла, согласно фразе царя «Три дня спустя…», 23-го января 1837 года. Ибо именно через «три дня спустя» после встречи поэта с царем, то есть 27-го января, и произошла расправа Николаем I, через дуэль, над Пушкиным.
И именно 23-го января 1837 года произошел большой бал у Воронцовых-Дашковых (А Екатерину Воронцову-Дашкову Пушкин ставит в своих тайных произведениях, если вы вспомните мои основные книги, главным, по тайному указанию Екатерины II, руководителем убийства царя-узника Ивана Антоновича, через Мировича, в Шлиссельбургской крепости в 1764 году.), на который собрался весь петербургский свет, и на котором именно Дантес повел себя нагло и разнузданно именно по отношению к Н.Н. Пушкиной.
Вот, тебе, и его искренняя и глубокая его любовь, к жене поэта, ярко выраженная, им, именно через компрометацию, перед большим петербургским светом, горячо любимой, им, женщины! И это – первое.
Второе, тоже не менее важное. И тоже данное нам, кстати, самим П. Щеголевым в его знаменитой книге «Дуэль и смерть Пушкина» и тоже многократно повторенное – его последователями (В основном, уже, пушкинистами советского времени. Пушкинистов, «работающих» по принципу: «Писатель пописывает, читатель – почитывает»!). Это именно вторая дневниковая запись все той же девицы М.К. Мердер, зафиксированной, ею, датой 22-го января 1837 года.
О взаимной любви Дантеса и Н.Н. Пушкиной, - и о «бешеной ревности поэта! – исходящих, у этой «наблюдательнице», из многочисленных сплетен уже и петербургского света (К этому времени заговорщики уже далеко продвинулись – именно в этом отношении!) я говорить – даже не собираюсь.
А вот отрывки разговора Дантеса с некой пожилой дамой, подслушанные этой девицей, я, как исследователь, уже просто обязан проанализировать. Но, в начале своем, все-таки дадим, вам, именно вторую дневниковую запись нашей «наблюдательницы».
Вот, она, перед вами: «На балу я танцевала. Было слишком тесно. В мрачном восхищении я любовалась г-жою Пушкиной. Какое восхитительное создание! Дантес провел часть вечера неподалеку от меня. Он оживленно беседовал с пожилою дамою, которая, как можно было заключить из долетавших до меня слов, ставила ему в упрек экзальтированность его поведения.
Действительно – женится на одной, чтобы иметь некоторое право любить другую, в качестве сестры своей жены, - боже, для этого нужен порядочный запас смелости (courage)…
Я не расслышала слов, тихо сказанных дамой. Что же касается Дантеса, то он отвечал громко, с оттенком уязвленного самолюбия:
- Я понимаю то, что вы хотели дать мне понять, но я совсем не уверен, что сделал глупость!
- Докажите свету, что вы сумеете быть хорошим мужем… и что ходящие слухи неосновательны.
- Спасибо, но пусть меня судит свет.
Минуту спустя я заметила проходившего А.С. Пушкина. Какой урод! (Quel monstre!).
Рассказывают, - но как дерзать доверять всему, о чем болтают?! – Говорят, что Пушкин, вернувшись как-то домой, застал Дантеса tete-a-te со своею супругою.
Предупрежденный друзьями, муж давно уже искал случай проверить свои подозрения; он сумел совладать с собою и принял участие в разговоре. Вдруг у него явилась мысль потушить лампу. Дантес вызвался снова её зажечь, на что Пушкин отвечал: «Не беспокойтесь, мне, кстати, нужно распорядиться насчет кое-чего…».
Ревнивец остановился за дверью, и через минуту до слуха его долетело нечто похожее на звук поцелуя…
Впрочем, о любви Дантеса известно всем. Её якобы видят все.
Однажды вечером я сама заметила, как барон, не отрываясь, следил взорами за тем углом, где находилась она. Очевидно, он чувствовал себя слишком влюбленным для того, чтобы, надев маску равнодушия, рискнуть появиться с нею среди танцующих».
А из приведенной записи «наблюдательницы» разговора Дантеса, с пожилою дамою, с однозначностью следует, что кавалергард свое бесцеремонное поведение, чернящее Н.Н. Пушкину, вовсе не считает – глупостью! Более того, он тоже с однозначностью говорит о том, что «пусть его судит свет»!
А теперь давайте напрямую свяжем последнюю встречу на жизненном пути Пушкина, вновь злого и жестокого царя, состоявшуюся 23-го января 1837 года, - и в вечер этого дня Дантес поведет себя разнузданно по отношению к жене поэта! – с дневниковой записью девицы М.К. Мердер от 22-го января этого же года.
А эта связь, на мой взгляд, самая прямая и непосредственная. Ибо именно после свадьбы Дантеса с Екатериной Гончаровой, состоявшейся 10-го января 1837 года, царь Николай I и дал Дантесу, через тайное указание графу Нессельроде, об окончательной компрометации Н.Н. Пушкиным, дней так через семь-десять, именно перед всем петербургским светом.
Дал уже с целью, чтобы именно через это разнузданное и наглое поведение, Дантеса, вызвать повторный, - но уже окончательный! - дуэльный инцидент.
Инцидент, который и приведет, поэта, именно ко второму «ругательному» письму, его, к барону Геккерну.
Чем, заговорщики, немедленно и воспользуются, точно подогнав вызов Дантеса, поэту, к давно запланированной царем Николаем I, - как вы уже знаете, наверное, по моим книгам! - дате 27-го января 1837-го года. Всё остальное – вы уже хорошо знаете из самой пушкиниане. Да и по моим книгам.
На этом можно, было бы, и закончить очень большую статью о Пушкине. Но закончим мы её, все же, и небольшим, надеюсь, анализом именно записи Корфом беседы с Николаем I, состоявшейся в апреле 1848-го года. Сделаем, так сказать, эпилог в – эпилоге!
7.
Эпилог в – эпилоге!
В начале дадим, в эпилоге в квадрате, хотя бы то, что создали, пушкинисты прошлого, о записи Корфа, лицейского сотоварища А.С. Пушкина. Потом же подумаем над тем, создать ли мне ещё одну запись о беседе Корфа с царем Николаем I. Подумаем, и, может быть, так и оставим всё – по-прежнему.
А здесь, то есть о названной, выше, беседе, уже более молодое поколение пушкинистов пишет - примерно следующее. Начнем с поэтессы Анны Ахматовой (Смотрите в книге: «Пушкин в воспоминаниях», 1974 год, Т. 1., стр. 122).
А Ахматова считает, что «разговор царя с Н.Н. Пушкиной был для Пушкина чуть ли не последней каплей, переполнившей чашу». И что разговор этот означал, «что по-тогдашнему, по-бальному, по-зимнедворскому жена камер-юнкера Пушкина вела себя неприлично» (Ахматова. Стр. 120).
С.Л. Абрамович, комментируя этот разговор, пишет: «И слова благодарности, с которыми обратился к царю Пушкин, не случайно запомнились Николаю I навсегда. То, что сказал поэт, в сущности, было немыслимой дерзостью. Примерно так же поблагодарил Пушкин за три года до этого великого князя Михаила Павловича, поздравившего его с камер-юнкером: «Покорнейше благодарю, ваше высочество; до сих пор все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили». В благодарственных словах поэта, записанных в 1848 году Корфом, угадывается та же игра в простодушие, едва прикрывавшая откровенную дерзость. С членами императорской семьи никто, кроме Пушкина, не осмелился говорить в таком тоне» (Абрамович. Стр.182-183).
Я - подумал и, несмотря на столь высокие имена как Ахматова, решился добавить и свой комментарий к записи Корфа. А он, у меня, примерно таков.
Первое, что хотелось бы выделить в нём. Искренни ли слова Николай I в его беседе с Корфом? Вряд ли! Я чуть ли не каждый день смотрю, по телевидению, интервью разных политиков. А они, интервью, во многом сглажены, обтекаемы и, обязательно, завуалированы как-то. Что же тогда говорить о Николае I? Да то, что он, в беседе с Корфом, пытался выставить, себя, в наивыгоднейшем, тоже для себя, свете.
Второе. Что говорит мне, как исследователю, сама История о царствовании и самом Николае I? Не будем вспоминать другие события, в том числе и сравнительно недавние. Но царь Николай I тоже не побоялся – крови! Картечь! Пять повешенных декабристов-руководителей, более двухсот декабристов – сосланы на каторгу в Сибирь, запоротые шомполами, насмерть, солдаты! Вот начало его кровавого правления!
Более того, он вовсе и не собирался не только поступать – по-человечески, но и, ни на одну йоту, уступить декабристам! Ибо основным его кредо было: сломать, задавить и уничтожить! Так он и правил - все свои тридцать лет.
Третье. Уже о выделенных, царем, комеражах. Николай I договорился с поэтом, что Пушкин не будет никак поступать – без его, царя, ведома. Даже взял с него, при тайной ноябрьской, 23-го числа, аудиенции поэту, слово. И дал Пушкину, взамен, свое царское обещание как-то приструнить обоих Геккернов.
И что же - в итоге? Прекрасно знает, что не красота Н.Н. Пушкиной, а вновь начавшееся наглое поведение Дантеса, - чернящее: и жену поэта, и, главное, самого Пушкина! – вызывает названные, царем, комеражи. И, особо выделим, ничего не предпринимает против обоих Геккернов!
Что хотите со мною делайте, дорогие мои читатели, но и здесь, именно в беседе с Корфом, царь, - едва заметно, конечно! – но, всё-таки, обозначает, себя, именно главой, или заказчиком, не только заговора, но и уже близкой, для Пушкина, дуэли.
Четвертое, не менее важное. Пушкин – интенсивно искал, - как вы уже знаете, наверное, по моим книгам! - заказчика и автора, пасквиля. Имел при этом, на руках, два провокационных письма Дантеса к Н.Н. Пушкиной, да, плюс, несколько экземпляров диплома-пасквиля.
Другими словами, веские основания, для названного поиска, у него были, имелись. И, на основании всего этого, он уже через три дня сказал, по воспоминаниям графа Соллогуба: «Вы мне старичка подавайте»! Это – первое.
Второе (в нашем четвертом). Разработал для себя, как вы уже тоже знаете по моим основным книгам, два варианта своих действий.
Первое, из них, именно через письмо к Бенкендорфу – приструнить обоих Геккернов (Это – ещё в ноябрьском фальшивом, как вы уже тоже знаете, дуэльном инциденте 1836 года. Именно этот вариант и был погашен царем, через графа Соллогуба, через царскую ноябрьскую, 23-го числа, аудиенцию поэту.
Второй же вариант был, у поэта, именно с дуэльным исходом. Но с вызовом, на дуэль, именно со стороны Геккернов. Свидетельство же факт, тому, ноябрьское, 1836-го года, и январское, уже 1837 года, «ругательные» письма, поэта, именно к барону Геккерну.
Главный же смысл, этого второго пушкинского варианта, заключался в том, что после дуэли, независимо от её исхода, начнется «разбор полетов» именно уже не петербургским светом и николаевским двором, а – русской общественностью в целом.
Всё так и произошло, кстати! И, - при разборе, русской общественностью, дантесо-пушкинской дуэли! – получился такой «мощный отлив» дворянства, интеллигенции русской, - и всего русского народа! - что не только оба Геккерна, но и все заговорщики остались - практически, один на один – именно со всем разгневанным русским народом.
Потому царь,- а он был очень чувствителен к, всякого рода, веяниям! – и вынужден был не только разжаловать Дантеса в рядовые и снять с него патент на офицерский чин, но и выслать, его, за границу. Так сказать, от греха подальше. Да и выгодно ему это было, ибо, как говорят: делал, при вытурении Дантеса, «концы в воду»; публично становился, из-за вытурения Дантеса, на сторону русского народа (лицемерно, разумеется!). Принял он, чтобы притушить гневный ропот русского народа, и меры против посланника барона Геккерна.
Тот тоже был отозван, через принца Оранского, из Петербурга.
Нельзя здесь забывать и того, что не только многие умнейшие люди России, того времени, но и ближайшее царское окружение, считали, царя Николая I, именно «мастером по чернению и дискредитации известных и знаменитых людей России». Таковым его считал, кстати, и Пушкин.
Так что Пушкин встретился с царем Николаем I, мне думается, не только с нарочитым простодушием, за которым скрывалась почти ничем не прикрытая прямая дерзость царю-палачу (А поэт – всегда помнил об этом!), но, вполне возможно, и с прямой, из-за вновь начавшихся провокационных действий Дантеса, гневностью. Поэтому сам вопрос, - что сказал, Пушкин, царю! – я оставляю – открытым!
Сами же слова царя: «Она, верно, рассказала об этом мужу, потому что встретясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. «Разве ты и мог ожидать от меня другого? – спросил я его. «Не только мог, государь, но, признаюсь откровенно, я и вас подозревал в ухаживании за моею женою…» - советую прочитать, вам, ещё раз, более внимательно.
А советую потому, что именно через эти слова царь старается вновь выделить, Пушкина, как - «бешеного ревнивца»!
А эти слова были на языке, как вы помните по письмам Дантеса к Геккерну, и у наёмного убийцы Дантесе. До дуэли, - и после дуэли её! – у всех петербургских великосветских «кумушек» типа Софьи Карамзиной. А, потом, и в разговорах и в письмах – самого царя-палача.
И ещё одно именно по этой записи, тоже, наверное, важное для пушкинистов. Здесь я предполагаю, что современные пушкинисты всё-таки обратят внимание и на мои исследовательские книги.
Предлагаю вам сравнить слова Николая I: «Три дня спустя был его последний дуэль» (Смотрите, выше, запись Корфа.) с пушкинским предложением начала пятой главы его «Пиковой дамы». А пушкинское предложение – таково: «Три дня после роковой ночи, в девять часов утра, Германн отправился в (ххх) монастырь».
Сравнить для того, чтобы лично убедиться, - по «пушкинскому календарю», заблаговременно созданным, мною, уже в нескольких книгах (Возьмите в руки хотя бы мою книгу «Пушкинские тайнозаписи».)! – что и Пушкин и, главное, сам Николай I, в записи Корфа, оперируют – одними и теми же днями!
Днями, - если учесть и двойственность пушкинского «календаря», тоже уже выделенную в нескольких моих книгах! - 27-го января и, разумеется, 23-го января (У Пушкина, в третьей главе его «Пиковой дамы», в ночь с 23-го на 24-ое января.). Вот что, здесь, сверхважно!
А важно потому, что Николай I, - даже через 11-ть лет после убийства Пушкина на заказанной, царем, дуэли! - вновь тайно выходит, - тайно для Корфа, разумеется! - именно на – пиководамовское! Вот что важно именно при анализе записи Корфа – со стороны причастности слов Николая I («Три дня спустя был его последний дуэль») не только к пиководамовскому содержанию его беседы с Корфом, но и, уже, со стороны прямой причастности, царя, именно к убийству нашего Великого поэта.
Остается только выделить, что слова Николая I «Три дня спустя был его последний дуэль» прямо выводят, нас, именно на тайное любовное свидание Пушкина с Долли Фикельмон, внучки Кутузова, в её особняке в ночь с 23-го на 24-ое декабря 1832 года! И Николай I, - с его феноменальной памятью, как вы уже знаете! – помнит, в беседе с Корфом, именно об этом свидании. Так кто ж, тогда, «бешеный ревнивец»? Да, именно Николай первый! Больше того, он больше, даже, не ревнивец, а… сексуальный маньяк! Царя так задела взаимная влюбленность поэта и внучки Кутузова, что он помнил, об этом, всю свою жизнь.
На этом мы, статью, и закончим.
11-го ноября - 14-го декабря 2009 года.
3. В конце пути стоял, вновь, царь! Конец
© Copyright: Владимир Блеклов, 2009
Свидетельство о публикации №109121407836
Свидетельство о публикации №109121407836
Рецензии