Ночь - это часто уступка безумию...

Ночь – это часто уступка безумию.
Спящая плоть имитирует мумию.
Дух, разрывая позорную унию,
ищет своё постоянство
в пасмурной, непросыхающей млечности
(самое светлое – мысли о Вечности).
Мёрзнут протянутые конечности.
Время сползает в пространство.

Сны, как преддверье бессмертия, розовы.
Машут крылом херувимы морозовы
павлики. Всем индульгенции розданы.
Кошки целуются с мышками.
Спят кагэбэшники, спят цэрэушники.
Воры в законе, шишИ и мокрушники
льют крокодиловы слёзы. Двурушники
машут пустыми сберкнижками.

Но – от пигмея и питекантропа
до риббентроппа и толика карпова –
всем нам как будто ворона накаркала
скромный удел дилетантов
и, постигая условия желчные,
мы пробегаем от женщины к женщине,
пробуя силы в постыдном блаженстве и
мелком размене талантов.

Идолы требуют жертв и лояльности.
Нам остаётся лишь вера в банальности.
Ищут астрологи нормы астральности.
Астры в руках прощелыги
пахнут базарными сальными шутками.
Чувства опошлены вдрызг проститутками.
Бродит философ в полях с незабудками,
вышвырнув толстые книги.

Всякой болезни – свои лепрозории.
Вслед за амёбой ползут инфузории.
Тень Вавилона лежит на Истории.
К старости башни – руины.
Нити, ведущие к смыслу, запутаны;
цезари часто становятся брутами.
Ах, как насмешливо хлещут шпицрутены
Тех, кто согнул свои спины!